Но мне нужны её глаза. Хочу сначала заглянуть туда и, если найду нечто, что откроет ворота дальше – пойду. Но вдруг там иное? Прям острое желание увидеть целиком лицо, познать тонкую мимику, прочувствовать душу.
Мешает одно – я не могу сдвинуть девушку ниже, поэтому беру её голову в руки, чуть приподнимая и поворачивая вниз. Экран вспыхнул в этот момент, и я смог охватить взглядом лицо. И словно очистился. Меня вознесло на высоты душевной истомы.
Сонетта – ещё глупенькая и наивная девушка. Я не нашёл чего-то развязывающего мне руки, не почувствовал, но она тот самый мотылёк, что будет лететь на мой огонь. Я не перестану гореть, ибо её полёт пропитан нежной эротикой, и ей не избежать огня. Но не сейчас.
И всё же она села. Краем сознания я отслеживал, как сначала едва-едва, постепенно надавливая, её мякоть стала охватывать всё большую площадь затвердевшей плоти. И вот уже полностью. Приятно, но стыд обуял сильнее. Как я могу обижать мотылька?! Не могу!
– Сонетта. Ты чего на мне разлеглась, словно я матрас?
– Просто…— смущённо отозвалась она. – Только ты не матрас.
– Почему? – с нервным смешком спросил я.
– Жёсткий какой-то, – пожаловалась она. – Не посидишь даже.
Глава 6
На обратной стороне дверки щитка управления действительно оказались контакты организации. Я написал им запрос, служба поддержки быстро создала заявку и оповестила, что мастер будет завтра. Поставив в мыслях галочку обязательному, заглянул на кухню за кофе.
– Чего делаешь? – поинтересовался я у сестры, чистящей фрукты.
– Смузи, – весело отозвалась девушка. Мне полегчало – вдруг затаила обиду за недавнее или я травмировал психику. – Будешь?
– Это ты их потом в блендере будешь смешивать?
– Мгм! – сделав большие глаза, кивнула девушка и тут же издала: – Ой!
– Что такое?
Я наклонился взглянуть, но она отдёрнула руку, зажав указательный палец в ладони.
– Порезалась? – догадался я, гладя на её страдальческое лицо и готовые вот-вот брызнуть слёзы. – Погоди, я за пластырем.
Метнулся к шкафчику с медикаментами. Быстро нашёл нужное, выбрав тот, что с миленькими мишками. Захватил перекись и ватный диск.
– Садись, Нетта! – взяв за плечи, подвёл я её к стулу. – Дай посмотрю.
– Нет, – плаксиво отозвалась она и отвела зажатый в другой руке палец.
– Не бойся, я пока просто посмотрю.
Погладил по голове и плечу.
– Ладно, но я боюсь смотреть. Ты сам, ага?
– Как скажешь.
– Только не думай, что я трусиха, – уже отвернувшись, сообщила Сонетта. – Просто… ну-у…
– Значит не трусиха? – усмехнулся я и убрал её руку. На ладони осталось пятно крови, а в порезе она почти свернулась.
Пока смачиваю перекисью диск, девушка оживлённо отвечает:
– Конечно! У меня много смелости. Думаешь было не страшно твои фотки показывать?
Я скептически глянул на профиль сестры.
– Так подаёшь это, словно ничего плохого не сделала.
– Ну ты-ы!.. Я не это имею в виду. Знала же, что будешь ругаться, вот и пришлось проявить смелость. Так что я смелая! – вывела логику новоиспечённая сестрица.
– Сейчас обработаю порез и займусь твоей попой, – отстранённо проговорили я, накладывая пластырь.
– Эт-то как? – дрогнув голосом, спросила она.
Меня вдруг бросило в смущение – сказал на автомате и получилось двусмысленно.
– Отшлёпать надо за проступок, вот как.
– Эй! Ну уже всё же, – плаксиво увещевает она.
– Сама напомнила.
– Может лучше тогда обмен? Фотки на фотки? – повернула Сонетта голову – пластырь я налепил и продолжаю держать её за руку.
– Продолжай…
– Когда буду спать, можешь пофотографировать меня и даже показать одному другу, – смущаясь, проговорила она. Встретившись было взглядом, поспешила отвести. – Но с экрана, не пересылая.
– И зачем мне это? – я даже возмутился.
– Ну-у…— янтарные глазки снова воззрились на меня, несколько удивлённо. – Ты не хочешь получить такие фото?!
– Я про показ друзьям говорю, бестолочь ты!
– Эй! Не обзывайся. Просто не поняла тебя.
– Блин! Да просто понять не могу, зачем мне показывать фотографии друзьям, словно хвастаясь добычей? Если уж сделаю, то только для себя, – проворчал я.
– О-о! Тебе такие нравятся? – приложила девушка ладонь ко рту.
– Может быть, – отвернулся я.
– Скажи-скажи! Нравятся или нет?! – завелась девчонка.
– Ещё чего! – огрызнулся я. – Потом обзовёшь извращенцем, расскажешь всем подружкам и родителям в придачу. Ничего не скажу.
– Клянусь, Самуил, вот честно-честно никому не скажу или пусть язык отсохнет! – с горящими интересом глазами, сказала она, едва не крича. Я покосился на алчущую признаний девушку.
– И не напечатаешь в сообщениях! – погрозил я пальцем.
– Вообще никакими способами! Клянусь! – охотно подхватила она.
– Ладно. Что ты хочешь узнать? Учти, – опять поднял я палец, – у меня есть право умолчать.
– О! Класс! Сейчас…— закусила она розовую губку и подняв глаза к потолку. – Ответь, что конкретно тебе нравится во мне спящей?
– А тебе во мне? – попробовал я уклониться.
– Эй! Так не честно!
– Ладно, ладно. Ну, пока точно не знаю. Это влечёт. Да и видел всего один раз. Вот ещё посмотрю и скажу.
– М-м, ладно, – кокетливо отозвалась Сонетта. – Ещё вопрос можно же?
Я кивнул.
– Ты же знаешь игру такую, когда придавливают вены на шее и человек засыпает?
Удивлённо воззрился на сестру.
– Нет.
– Ну, пережимают эти… сонные артерии и человек отключается. Можно там лицо разрисовать или, ну мальчики так делают, – вдруг засмущалась она, – под майку или в трусы заглянуть.
Меня такая игра поразила. Слышу первый раз, но в голове уже возникли образы. Одни из пристойных и правильных – это опасно, а вторые – сделать так Сонетте.
– Понятно. И что тебя интересует на этот счёт? – осторожно поинтересовался я, со стыдом признаваясь себе, что испытываю надежду на своеобразный ответ.
– Ну, просто. Вдруг ты, когда будешь фотографировать, захочешь мне куда-нибудь заглянуть, – затихая пробормотала она. – Я, конечно, против, но почему-то показалось, что ты ещё поэтому…
– Что?! – нахмурился я.
– Ну, хочешь сфотографировать меня спящей, – опять тихо ответила сестра, совсем отвернувшись.
– Ты гонишь, что ли? Даже если бы мне это надо было, то не получится.
– Почему? – удивилась она.
– Человек, если ему лезть под майку или туда, – показал я пальцем, – проснётся. А в этой дурацкой игре, когда пережимается артерия, происходит гипоксия мозга. Это опасно. Но человек ненадолго теряет сознание и тогда да, можно заглянуть или ещё чего.
– Ещё чего? – тут же подхватила она.
– Короче, ты поняла?!
– Да-да, ну ладно тогда, – чуть огорчённо отозвалась девушка.
– Э! Ты чего скуксилась? Что я тебя пока спишь не облапаю, что ли?! – раздосадовался я.
– Конечно нет! – вся покраснела Сонетта. – Извращенец!
Подскочив, она побежала наверх.
– Я у тебя! – прилетел весёлый голос сверху.
Либо кофе готовился дольше обычного, либо фантазии затащили меня на такие глубины, где время бежит медленней. Разговор и порождённые им образы полыхают в мозгу, как огненные цитаты из книги. Что же хотела сказать Сонетта? Намекала ли? Но недавнее откровение, когда мы лежали на кровати и я взглянул в лицо, оно мешает думать о ней в таком свете. Может это просто мысленный шум, типичный для подростков её возраста и пола? Говорит первое, что приходит в голову. Хватается за язык и снова говорит?
Вопросы можно было бы забыть и постараться думать о другом, но дремучее желание совершить пошлость одолевает необоримо. Когда она будет спать, я… стоп! хватит об этом думать! Вроде заявляешь это себе твёрдо, прекрасно понимая, что все сто шагов до пропасти – это сотня возможностей изменить путь, но последний, в пропасть – это окончательное решение. Если сорвусь на потеху тварному, то всё может быть очень плохо. Мне нужно держаться.
Отхлебнул кофе, получившийся несколько крепче обычного. Бросил ещё кубик сахара и снова взялся мешать.
Когда перед тобой стена и намёка на путь нет – отказать себе легко. Вот только Сонетта приоткрыла дверь и теперь через щель сочится свет надежды, что мне позволительно непристойное действие. Именно это самое ужасное. Не глухая стена, а она же, но с намёком на возможность переступить грань.
Эту грань я люблю и ненавижу в равной степени. Это граница, которая жестокой и карающей десницей морали бьёт тебя и лишает сладкого, грешного удовольствия. Ты не можешь пасть в объятья соблазна и утопить душу в черноте похоти. Но эта же грань позволяет оттенить грех от праведности. Сделать контраст между ними настолько ярким, что когда ты таки переступаешь границу, то испытываешь двойное, тройное удовольствие. Познав сравнение, падение становится ещё отчаянней.
Под гнётом всего этого поднялся к себе. Взявшись за ручку, немного завис. Это моя комната и за дверью нет ничего предопределяющего, но что-то держит. Вдруг послышался шум, громкий стук и вскрик Сонетты.
Уже открыв рот для вопроса, ворвался вовнутрь. Глаза впитали глупую и яркую картинку – Сонетта лежит едва ли не попой кверху, с попавшими на кровать ногами. Выставленный на штатив для съёмки мобильный, сейчас атакуем стонущей от боли девушкой – пытается что-то сделать.
– Да выключайся ты! Драная транса! – прошипела девчушка.
Хочется спросить, что случилось, но изголодавшийся от чего-то взгляд, пробежался по розовым чулкам и рожицам кошек на них. Скользнул по манящему образу ног ниже, к трусикам, сейчас натянувшимися и намекающим на понятный рельеф. Я успел впитать образ животика, когда Сонетта в очередной раз простонала:
– Голова болит!
– Чего случилось-то? – сдвинулся с места я и протянул руку.
– Я пыталась на руках постоять – такое было задание. Но упала, – плаксиво пояснила она.
Удержал готовый соскользнуть с губ ругательство-эпитет. Справедливое, но не хочу обижать. Всё же она милая и больше тяне