Да, он был женат и был старше меня на 18 лет. Год назад жена уехала к больному отцу и забрала двух дочек. Затерявшаяся в тайге воинская часть – узкий мирок, знали друг о друге что надо и что не надо. Говорили, что жила семья Ангелов плохо, потому жена и уехала, отец был лишь поводом.
Он был женат, а мне что за дело! Жена – это было что-то столь далёкое, бледное, размытое и малозначительное.
– Жена – малозначительное? – тихо, глубоко поразилась Тоня. – Это ты серьёзно?
– Она была меньше чем малозначительна, – объяснила я. – Она для меня было мельче соринки в глазу, потому что соринка бы мне мешала, а далёкая жена – ничуть. Любил-то он меня.
– А как твоя сестра реагировала на эту связь? – это всё та же беспощадная Тоня.
– Крайне отрицательно реагировала, как же ещё. Всё удивлялась: «Ангел-то наш! Далеко не ангелочек оказался. Кто бы мог подумать: нелюдим, сухарь, солдафон… Жена плакалась: слова из него не выдавишь». Ахала, какой позор я навлекла на них с Алёшей, офицерский состав гудит от пересудов. Обещала купить обратный билет – и кыш на Большую Землю в 24 часа с волчьим билетом… Заступился Алёша.
Тут нашу палату позвали ужинать. После ужина все снова, как на вторую серию фильма, с нетерпением сгруппировались на Тониной койке.
– Вскоре я уехала на защиту диплома. Тема дипломной работы была связана со строительством БАМа. Провожал меня мой ротный Ангел, посадил на поезд. У него было землистое лицо, набрякшие глаза. Я уехала с ужасным настроением.
Вот и сдача диплома позади. По возвращении узнала: буквально перед моим приездом ротного Ангела перекинули на новое место службы, на родину жены.
Его дом был не заперт. Я потерянно побродила по квартире, между огромными фанерными контейнерами – их ещё не успели отправить. Вокруг суетились солдатики.
Картина «Утро стрелецкой казни» была бережно затянута в рогожу и перевязана шпагатом. Я наскоро нацарапала записку «Плохо мне без тебя» – и сунула глубоко за рогожу.
… – Душка военный бежал, сверкая пятками, – с пониманием фыркнула одна из слушательниц.
– Ты хоть поняла, что это из-за тебя, из-за ваших отношений его перебросили в чужую часть? – Тоня пристально смотрела на меня. Мне не нравилось, как она на меня смотрит.
– Какая разница? Главное, он взял у сестры мой домашний адрес. Ну, вот. Пожила, отдохнула. Насобирали голубики – наварили пастилы на несколько лет вперёд. Я уволилась (была официально устроена на работу, одна ночь дежурств через две) и уехала домой. Меня здесь ничто больше не держало.
Дома стала ждать от него письма. Купила кассету с «Ноктюрном» и загоняла её до полного истирания. Я была пронизана песней, я ходила и всюду мурлыкала под нос:
Между мною и тобою гул небытия,
Звёздные моря, тайные моря.
Как тебе сейчас живётся, вешняя моя,
Нежная моя, странная моя?
Это я, я! Я вешняя и нежная, и не понятая, и странная, вспомни обо мне! Все дни были посвящены ожиданию почты. До прихода почтальона – тревожно-радостное настроение, после – уныло-обречённое. Когда однажды из газеты выпал конверт от него – чуть не рухнула в обморок.
Письмо дышало нежностью. Он писал, что, наверно, я уже забыла наши встречи и кручу любовь со сверстником. Как он ревнует и тоскует обо мне. Боится обмолвиться и назвать моим именем жену.
Что он долго думал о наших отношениях. Что через двадцать лет я буду цветущая женщина, а он старик. Я брошу его или начну задерживаться по вечерам «у подружек», в выходные меня будут вызывать «на срочную работу»…
«Я счастлив, что ты случилась в моей судьбе. Воспоминания настолько плотны, что их хватит на весь остаток жизни». Это было письменное прощание.
– Отшил офицерик, – понимающе усмехнулась соседка по койке. – Этого и следовало ожидать.
– Дуры мы, бабы, – пригорюнился кто-то. – Если бы по-настоящему любил – развёлся бы.
– Да, но дети? А если, и даже, скорее всего, его бы за развод уволили из армии? Или понизили в звании? – заспорили девчонки. – Тогда с этим было строго.
– Но! – подняла я палец. – Внимание! Он. Написал. Номер. Своей части. Крупными буквами! Он хотел встречи. («Ну, ещё бы, молодое тело!» – «Нин, не слушай никого, рассказывай дальше»).
И я, не раздумывая, собрала чемодан, и ринулась к нему за тысячу километров. На вокзале узнала, как доехать до воинской части.
Я не думала, что всё выйдет так легко. Ожидала, что придётся трястись на попутках и долго идти по полям и лесам пешком. А уже через полчаса езды на трамвае стояла у зелёного, окружённого берёзками КПП.
– Вызовите, пожалуйста, ротного Ангела. Скажите, что к нему приехали… с БАМа.
Через пять минут я услышала ЕГО торопливые шаги.
– Я думал, такое бывает только в кино, – сказал он и обнял так, что у меня сладко хрустнули рёбрышки. Он был привычно деловит, крепко потёр лоб под околышем. – Так. Действуем следующим образом. На эту ночь снимем комнату в частном секторе по соседству. Завтра переберёшься ко мне.
– А как же…
– Жена завтра уезжает. Она живёт в соседнем городе и бывает у меня раз в полтора-два месяца. Так что я снова холостяк.
Нужно ли описывать нашу бурную встречу? Он побыл у меня до часу ночи и ушёл домой. «Жена ему, что ли? – подозрительно спросила хозяйка, когда он ушёл. – Больно молода». И покачала головой.
На следующий день он привёз меня к дому. Поднялись на третий этаж, он открыл дверь и передал ключ.
– Я в часть, а ты устраивайся.
– Развратник, – фыркнула ещё одна слушательница. – Котяра. Тут нет никакой его заслуги. Пустая квартира, жены нет. Резвись с молоденькой, сколько хочешь.
– Девочки, жена сама виновата. Что за жизнь на две семьи, испытание мужа на прочность? Любой мужик на его месте так бы поступил, – заспорили соседки по палате.
– Ч-ш-ш! Отбой объявили. Шёпотом дальше рассказывай.
…– Оставшись одна, я прошлась по двум просторным комнатам. Третья была забита пустыми и частично не разобранными контейнерами. Жизнь на чемоданах, то есть на контейнерах, продолжалась. А в остальном будто в уютную бамовскую квартирку вернулась. Те же ковры, та же картина на стене.
На кухне обнаружила сковороду с крупно, наспех порезанной, остывшей картошкой с кусками мяса. Попробовала: не вкусная, склизкая. Мясо жёсткое, не прожевать. Так может готовить только женщина, не любящая мужа.
Полистала семейный альбом. Нашла фото Ангела со старшей дочкой: стоит в метре от ребёнка, дистанционно, заложив руки за спину. Так может стоять только отец, равнодушный к ребёнку. Вот такие выносила я безапелляционные вердикты.
– Короче, выдавала желаемое за действительное, – подкололи меня.
– Может быть. И была ещё ночь. Утром проснулась, когда он ушёл на службу. На тумбочке прямо перед глазами лежала коробочка…
– С кольцом?!
– Нет. Там лежала моя тщательно сложенная записка «Плохо мне без тебя». Она выпала из картины, и он её хранил.
Неделю я наслаждалась жизнью жены военнослужащего. Готовила ужин, валялась, читала книжки, сидела перед зеркалом, красилась, смывалась и снова красилась. Занималась хула-хупом перед телевизором, укорачивала без того короткие юбки, гуляла по городу, рассматривала церкви, бегала по магазинам. По вечерам и в выходные ходили в кино. Нас увидели его сослуживцы.
– Знаешь, что они сказали? – передал вечером Ангел. – Сначала предположили, что ты моя дочь. Узнав, что нет – решили, что я завёл девицу лёгкого поведения.
Лёгкого так лёгкого, плевать на всех. Через неделю я взвыла от жизни домохозяйки и запросилась на работу. Он помог устроиться служительницей в областной музей.
Помню, был конец сентября, было жарко. Я ходила по квартире в его рубашке с закатанными рукавами, на голое тело.
Вдруг послышался поворот ключа. Сначала вошла кошка. Следом за ней появилась маленькая, очень полная женщина с корзинкой и сумками, в прихожей зажёгся свет. Я забилась в угол дивана. Женщина, не замечая меня, унесла сумки в кухню. И только потом заглянула в комнату и остолбенела.
– Вы кто?! – голос у неё был тоненький.
Я пожала плечами: «Я живу здесь». Жена (её звали Галина) ходила по комнатам, всплёскивала руками и повторяла тонким голосом:
– Ну, муж! Ну, муж! Доходили до меня слухи, да не верила… Ну, муж… – Она встала передо мной, уперев коротенькие ручки в бока: – Немедленно уходи, чтобы духу твоего тут не было.
– Меня сюда привёл Василий Денисыч, и я никуда не уйду, – пролепетала я нахально, хотя внутри тряслась, как нашкодивший котёнок.
– Я позову соседей, милицию! Ты здесь никто! – крикнула она.
Разумеется, я бежала, путаясь, сорвав его рубашку, переодевшись в своё. Разумеется, поехала в часть. Ангел был хмур и сосредоточен.
– Может, мне пожить в частном секторе? – только сейчас я поняла, какая началась серьёзная заварушка, и игре в маленькую капризную девочку пришёл конец. Я готова была на все условия – лишь бы не расставаться.
Но он был непреклонен:
– Нет. Ты пойдёшь со мной. Ты ужинала? Зайдём в кафе.
– Ясненько, – вставила соседка по койке, – Решил жену проучить таким образом. А ты была не более чем орудие в его руках.
– Ах, девочки, какие вы не романтичные! Не слушай никого, Нина, рассказывай!
…– Он меня провёл мимо ахнувшей, изумлённой жены в смежную комнату. Постелил на диване и велел сидеть и не высовывать нос.
Муж и жена Ангелы в гостиной разговаривали восемь часов, до двух ночи. Иногда он приходил меня навестить. У него было землистое лицо и набрякшие глаза.
– О чём вы говорили? – шёпотом спрашивала я.
– Я сказал ей, что так дальше продолжаться не может. Что чем жить так, то лучше никак. Алименты на детей буду платить аккуратно.
– А она?
– Она плачет и вспоминает о восьми прожитых годах. Беспрерывно бегает по комнате, курит и обещает, что всё поняла и исправится. И тут же набрасывается, упрекает и обвиняет. Хочет поговорить с тобой, но я не пускаю.