.
Державина и Шишкова, корифеев беседного общества, помимо статуса «объединяло самосознание вельмож, вышедших из бедных дворянских семейств и добившихся почестей, званий и чинов собственными усилиями»[256].
Для «Беседы» были характерны отношения «патрон — клиент». У крупных деятелей общества были свои клиенты, которых они выделяли среди остальных: «Державин хвалил Жихарева, Захаров — Шулепникова и Д. И. Пименова, Шишков — Шихматова и А. П. Бунину»[257]. Однако похвала покровителя — не единственное, что определяло эти отношения.
Жихарев, находившийся под покровительством Державина, в «Дневнике чиновника» подробно описывает, как поэт с первой встречи принялся хлопотать о нем, внуке его приятеля С. Д. Жихарева.
Впоследствии Державин «продвигал» Жихарева как литератора, представлял его различным деятелям, которые могли быть полезными для него. В воспоминаниях Жихарев приводит несколько таких случаев:
У Державина нашел я великого Дмитревского, которому был представлен в качестве трагика. Певец Фелицы заставил краснеть меня похвалами моему «Артабану»[258];
…после ужина Гаврила Романович пожелал, чтобы я продекламировал что-нибудь из «Артабана», которого он, как я подозреваю, успел, по расположению ко мне, расхвалить Шишкову и Захарову[259].
Жихарев прекрасно осознавал значимость такой поддержки. Описывая один из тех вечеров у Шишкова, из которых впоследствии вырастет «Беседа», он отметил, что уже прибытие в одной карете с Державиным добавило ему веса в его собственных глазах и глазах окружающих[260].
Поэтессы Бунина, Волкова и Урусова были отнесены к «почетным членам» «Беседы», поскольку их нельзя было принять в действительные члены наряду с мужчинами, имеющими чины. Они участвовали в литературной жизни общества наравне с мужчинами: их сочинения читали и разбирали во время заседаний. Бунина и Волкова включаются также и в отношения «патрон — клиент»: их покровителем выступил сам А. С. Шишков[261]. Более всего внимания исследователей удостаивалась деятельность в «Беседе» Анны Буниной, Волкова и Урусова, как правило, только упоминались (как, например, в классической работе М. Г. Альтшуллера «Беседа любителей русского слова. У истоков русского славянофильства»).
Об Анне Алексеевне Волковой известно крайне мало. Даже у мемуаристов, на которых принято ссылаться при изучении «Беседы», сведения о Волковой почти отсутствуют. Она дебютировала в печати в 13 лет с сочинением «Весна» (Новые ежемесячные сочинения. 1794. Ч. 95). В 1794–1796 годах в том же журнале потесса опубликовала цикл стихотворений о сельской жизни, в которых, по замечанию А. Л. Зорина,
наряду с традиционными условно-поэтическими пейзажами и прославлением добродетели, уединения и душевной невозмутимости, встречаются не лишенные известной свежести конкретные зарисовки русского деревенского быта (устраненные при переиздании)[262].
В 1807 году Шишков издал по подписке сборник «Стихотворения девицы Волковой» (СПб.) со своим предисловием, чтобы облегчить бедственное положение, в котором осталась ее семья после смерти отца. Помимо описания социального статуса поэтессы, необходимого для получения финансовой поддержки, которая, как мы видим, была актуальна на протяжении всего творческого и жизненного пути Волковой, при печатании ее книги в 1807 году Шишкову нужно было еще объяснить издание стихов никому не известной поэтессы, а главное — убедить потенциальных читателей подписаться на издание.
Предисловие Шишкова — чуть ли не единственный биографический источник, из которого известно, что Анна Волкова была дочерью статского советника Алексея Степановича Волкова, который ослеп за десять лет до своей смерти, и что еще при жизни отца Волкова сочинила оду Павлу I:
…государь сей, призвав ее к себе, разговаривал с нею и, узнав от ней о долговременной и усердной службе отца ея, також и о состоянии их весьма недостаточном, пожаловал ему по смерть пенсион, но воспоследовавшая чрез несколько потом времени кончина господина Волкова лишила добрых и почтенных сирот сих вместе с отцом семейства и благодеяния монаршего, которое составляло почти все их имущество[263].
В этом предисловии Шишков формирует образ поэтессы — талантливой девицы, претерпевшей лишения, преданной своему отцу. О самих же стихах Волковой Шишков отзывается следующим образом:
…увидел я в одах ея певицу с дарованиями; в стихах ея, называемых ручеек, нежнейшую дочь, оплакивающую отца своего, <…> в других ея стихотворениях, таковых как утро, дружба, весна, осень, вечерняя беседа, гимн добродетели, и прочих, искусную описательницу природы, умеющую в легких и приятных стихах изливать нежные чувствования, к каковым женское сердце всегда способнее бывает, нежели мужское[264].
Шишков характеризует преимущественно не стихи (стихи ее «легки и приятны»), а качества самой поэтессы: она «нежнейшая дочь», «искусная описательница природы», обязанная своим искусством сердцу, способному изливать «нежные чувствования». Таким образом, личность Волковой в предисловии Шишкова представала перед читателем как обоснование для знакомства с ее стихами, которые отходили на второй план.
К стихотворению «Ручеек», которое особо выделяет Шишков, сделано следующее примечание:
Известное некоторой российской писательницы творение, изданное под названием отрывки. Девица Волкова преложила оное в стихи, изъясняясь притом следующим образом: «читая отрывки, заключающие в себе камин и ручеек, была я столь сильно тронута живостию чувств детской нежности, изображенной в листах последнего из сих прелестных творений, что не могла преодолеть желания преложить оныя в стихи, надеясь, что почтенная сочинительница простит мне смелость моего предприятия, тем более, что состояние души моей соответствует чувствованиям ея сердца»[265].
Сочинение, о котором здесь идет речь, — прозаический этюд «Ручеек» (1795) Александры Хвостовой, пользовавшийся в свое время популярностью. Отдельным изданием «Ручеек» и еще один прозаический этюд вышли в 1796 году под названием «Отрывки»:
Сочинение это имело большой успех и в рукописях распространилось в обеих столицах. По словам одного современника, «во всех ученых кабинетах, во всех будуарах» можно было встретить это сочинение в рукописи, а когда оно было напечатано, то в течение года его разошлось 2400 экземпл. и оно было переведено на французский, немецкий и английский языки[266].
В 1806 году «Отрывки», куда входил «Ручеек», выдержали очередное переиздание. Как отмечал А. Л. Зорин, «во второй половине XVIII столетия производство „публичных образов чувствования“ все в большей степени берет на себя литература, предлагавшая образцы эмоционального кодирования для широкого круга образованных читателей»[267]. Можно предположить, что «Ручеек» Хвостовой, в котором предметом размышления была смерть отца, стал таким образцом для Волковой, задал модус эмоционального переживания сходной ситуации. Волкова нашла в прозе Хвостовой соответствие «чувствованиям ея сердца», и это побудило ее к творческой переработке исходного текста.
Шишков отмечает, что
сочинения сей девицы ни мало не уступают сочинениям многих немецких, английских и французских стихотвориц, которые рукоплесканиями и похвалами соотечественников своих сделались известными в свете[268].
Акцентируя внимание на том, что сочинения русской поэтессы ничуть не уступают европейским, Шишков как бы приглашал читателей, отдававших предпочтения иностранной литературе, оценить и их соотечественницу.
В судьбе Волковой (равно как и Буниной, и Шихматова — все они лишились своих отцов и находились в крайне стесненном финансовом положении[269]) Шишков, вероятно, мог находить параллели с собственной судьбой, поэтому он особенно охотно помогал «молодым талантам». Кроме того, в истории поэтессы Шишкова не могла не привлекать ее преданность отцу: уважение и почитание младшими старших были чрезвычайно важны для него.
Следует отметить, что обращение литераторов к монарху за помощью было явлением распространенным, но в интересующем нас случае не Волкова получила пенсион за оду, а ее отец за «долговременную и усердную службу»: «Государь сей, призвав ее к себе, разговаривал с нею и узнав от ней о долговременной и усердной службе отца ея, також и о состоянии их весьма недостаточном, пожаловал ему по смерть пансион»[270].
В случае Волковой «семейный фактор» стал, по всей вероятности, решающим. Для Шишкова было важно не только поддержать «талант», но и выказать сословную солидарность, позаботиться о семье дворянина (отец Волковой состоял на дипломатической службе; после его смерти мать Волковой жила в доме Шишкова). В письме от 8 июня 1827 года (уже в николаевскую эпоху) Шишков сообщал поэтессе:
Еще в прошлом году поднес я Государю Императору сочиненные вами стихи, которые Его Величество изволил принять благосклонно, без всякого однако ж назначения вам какой либо милости; но когда я представил ему, что вас две дочери у престарелой и бедной матери, живущей у меня в доме, то Государь, по сему объяснению моему, приказал пожаловать не лично вам, но вообще семейству вашему, подарок, которой ныне только прислан мне из кабинета; а потому препровождая к вам оный, прошу, по продаже или по оценке оного, половину вырученных за него денег отдать сестрице вашей, Вере Алексеевне, как исходатайствованный на общее ваше имя, и следовательно сколько вам, столько же и ей принадлежащий