— Правда? — теперь Джейкоб говорил так, будто ему все надоело. Он старался оттолкнуть ее.
Молли покачала головой:
— Ты помнишь этот сон?
Джейкоб поколебался. Вдруг оказалось, что лгать Молли очень трудно. Даже теперь, когда он понял, что внушает ей ужас, ему до боли хотелось все рассказать.
— Нет.
Молли медленно кивнула. Джейкоб так и не понял, поверила она ему или нет.
Молли смотрела на Джейкоба. Ей надо было подобрать слова и найти в себе силы произнести их. Его лицо не выражало ничего, кроме скуки, но тело дрожало от напряжения, от гнева, причину которого она не понимала.
Что он видел во сне? Что за ужасный звук он издал — то ли смех, то ли рыдание? Одно было ясно: Джейкоб оказался во власти какого-то кошмара, страшного сна. На его лице отражалась смертельная боль.
Молли долго считала Джейкоба человеком бесчувственным. Теперь она убедилась, что он чувствует, причем слишком остро.
— Уже поздно. — Голос Джейкоба отвлек ее от горьких размышлений. — Тебе стоит немного поспать.
— Джейкоб. — Молли протянула к нему руку, хотя он уже повернулся к ней спиной. — Ты не вернешься в постель? — прошептала она.
Возможность утешить его, расспросить ускользала.
Он повернулся к ней с мрачной улыбкой:
— Я достаточно спал сегодня.
Джейкоб вышел из спальни и закрыл за собой дверь, словно поставив точку.
А Молли застыла. Ей было холодно и страшно. Она не решалась открыть дверь и поговорить с Джейкобом.
Недовольная собственной трусостью, смущенная, опечаленная, Молли вернулась в постель.
Утро выдалось хмурое. Молли открыла глаза, сухие и потухшие. Вероятно, она таки заснула. Но все тело у нее ныло.
Она встала и выглянула из спальни, надеясь увидеть Джейкоба. Однако его нигде не было. Молли вернулась к себе, несчастная, ни в чем не уверенная.
Горячий душ и свежее белье помогли. Итальянские джинсы в обтяжку и серый свитер придали ей уверенности. Молли подвязала волосы лентой, припудрила бледное лицо, сделала глубокий вдох и отправилась в гостиную.
Джейкоб сидел за столом. Он тоже принял душ и переоделся. Теперь на нем был безупречный деловой костюм. Он выглядел очень красивым и очень отчужденным. Когда Молли вошла, он оторвался от ноутбука и одарил ее холодной улыбкой.
У Молли упало сердце. Вот как, значит, обстоят дела.
— Хочешь позавтракать? — спросил он вежливым и нарочито лишенным эмоций тоном. Так Джейкоб говорил, когда они впервые встретились в коттедже. Он показал на столик в углу. — Есть булочки, круассаны и чай. Если ты предпочитаешь что-то более существенное, я распоряжусь.
Молли казалось, что она не сможет проглотить ни кусочка.
— Нет, спасибо, — спокойно ответила она. — Того, что есть, вполне достаточно.
Джейкоб вновь повернулся к ноутбуку.
— Боюсь, я не смогу пойти сегодня с тобой на выставку, — сообщил он все так же вежливо. — Мне придется заняться делами. Но я нанял машину, которая отвезет тебя туда.
— Я вполне способна ездить в метро, — холодно заметила Молли. — Я прожила в Лондоне три года.
— Если предоставляется возможность, — возразил Джейкоб, не отрываясь от ноутбука, — почему бы ею не воспользоваться?
Молли хотелось крикнуть: «Потому что мне ничего от тебя не надо, когда ты такой», — но вместо этого она поинтересовалась, взяв булочку:
— Мы возвращаемся в Вольф-Мэнор сегодня вечером? Ничего не изменилось?
Джейкоб поднял глаза к потолку. Тело напряжено, глаза темные-темные.
— Да, — ответил он. — Мы возвращаемся сегодня вечером.
Молли положила булочку на тарелку.
— Джейкоб… — Он ждал, и она заставила себя продолжить: — Почему ты такой… такой отчужденный? Прошлой ночью…
— Прошлой ночи не должно было быть, — холодно перебил ее Джейкоб.
Молли почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее лица. Конечно, этого следовало ожидать. И все-таки ей стало больно.
— Почему? — прошептала она.
— Молли… — начал он тихо.
— Джейкоб, прошлая ночь была, я знаю. А это… — Молли имела в виду возникшее между ними напряжение, и он понял ее.
— Ты ничего не понимаешь, — перебил он ее.
— Это был только сон, — возразила Молли. Инстинкт подсказывал ей, что именно сон все изменил. Разрушил. Но будь она проклята, если допустит это. — Всего лишь ночной кошмар. Почему ты не доверяешь мне? — (Он не отвечал. Только смотрел на нее пустыми глазами, и его лицо походило на маску.) — Джейкоб, что тебе приснилось? Это случилось, когда ты был ребенком? Из-за чего ты бежал? — Молли казалось, что она бредет в темноте.
— Столько всякого разного, — ответил он насмешливо, и Молли содрогнулась от его циничного тона. — У меня было несчастливое детство. Психотерапевту нашлось бы занятие.
— Я не психотерапевт…
— Похоже, ты пытаешься стать им.
— Нет! — в отчаянии воскликнула Молли. — Я пытаюсь объяснить тебе, что мы можем это побороть. Вместе…
— Перестань, Молли. — Джейкоб резко захлопнул крышку ноутбука и поднялся. Теперь он стоял к ней спиной. — Забудь этот сон. Все забудь.
— Я не могу. — Горло сжалось так, что молодая женщина едва могла говорить. — А ты сможешь?
Больше она не сказала ничего, поскольку боялась, что расплачется и начнет умолять его.
— Я должен. — Джейкоб говорил спокойно и, как ей показалось, немного грустно. Она увидела, как его голова наклонилась и плечи опустились, но он тут же выпрямился. Как поступал всю жизнь. Беря на себя всю тяжесть. Всю вину.
— Нет, — отрезала Молли. — Не должен.
Он покачал головой:
— Есть вещи, которых ты не понимаешь.
— Перестань этим прикрываться и расскажи мне.
Джейкоб покачал головой, и Молли услышала вздох, похожий на всхлип. Она посмотрела на него и ужаснулась. Его лицо было отрешенным, печальным и в то же время решительным.
— Я не хочу ничего рассказывать. Если я сделаю это, ты проклянешь меня, а я этого не перенесу.
У Молли сжалось сердце. Слеза задрожала на ресницах и медленно покатилась по щеке.
— И ты не хочешь рискнуть? Ради… нас?
— Нет никаких «нас».
— Но могли бы быть.
Теперь она умоляла. И плакала.
— Нет, Молли, — произнес Джейкоб очень грустно. — Мне очень жаль, но «нас» нет и никогда не будет. Это невозможно. — Он горько вздохнул. — Порой я хочу, чтобы это случилось. Хочу быть другим. Но я знаю себя, знаю, на что я способен, что скрыто внутри меня. Это не для такой женщины, как ты.
— Что это означает? — спросила Молли. Она была в отчаянии.
— Это означает, что ты добрый, замечательный, умеющий любить человек и заслуживаешь кого-то получше меня.
— Звучит как извинение.
— Хотел бы я, чтобы это было так. Было бы легче. — Джейкоб провел рукой по лицу. Он выглядел усталым, одиноким, потерянным. Молли захотелось обнять его, прижать к себе. Словно ощутив ее желание, Джейкоб закончил: — Ты не можешь всех спасать, Молли.
— Я не пытаюсь спасать тебя.
— Пытаешься. Ты не осознаешь это, но я вижу по твоим глазам. Ты думаешь, что у тебя хватит сил помочь мне. Излечить меня. Но это не так. И, поверь, я этого не стою.
— Нет, стоишь.
Он покачал головой:
— Если бы ты знала… Но это не важно. Знаю я. Знаю, что у нас не может быть будущего. Прости за сегодняшнюю ночь. Я надеялся, что смогу держать себя в руках. Но не смог, — добавил Джейкоб с дрожью в голосе. — Я проиграл. Предал тебя.
— Ты не проиграл. Ты победил. Это была самая прекрасная ночь в моей жизни.
— Была, — подчеркнул Джейкоб и улыбнулся так печально, что у Молли заныло сердце. Она едва могла дышать. Это была не просто боль. Почти агония. Джейкоб подошел к ней и вытер слезинку, которая катилась по ее щеке.
— Это было прекрасно, — сказал он и отвернулся, все еще мрачно улыбаясь. — Я распоряжусь, чтобы шофер подал машину.
И Джейкоб ушел.
Глава 8
Молли бродила по выставке как сомнамбула. Пузырьки поднимались вверх, один за другим, и исчезали. Когда исчезнут все, не останется ничего.
Она с трудом воспринимала то, что только вчера распаляло ее воображение. Повсюду гнездились воспоминания. Молли шла по залу, и ей казалось, что Джейкоб тут, рядом. Вот он улыбается, слушает поток ее идей, комментирует, делает замечания…
Сколько боли поместилось в таком коротком промежутке времени!
Когда наконец наступил вечер, она испытала облегчение, хотя это означало встречу с Джейкобом, которой Молли желала и страшилась одновременно.
Она заметила его, когда он осторожно тронул ее за плечо. Молли стояла у японского сада камней и вспоминала его слова: «В жизни все несовершенно. Чтобы обрести покой или счастье, надо принять несовершенство мира и несовершенство нас самих».
Теперь она понимала, что он имел в виду. Джейкоб не только не мог примириться с собственными несовершенствами. Он не прощал себя.
Но что именно он не может себе простить? Удар, который нанес отцу? Но он защищался. Или было что-то еще, чего Молли страшилась. Неужели это действительно все изменит, как утверждает Джейкоб?
— Ты хорошо провела день? — спросил он.
Он смеется?
— Не очень, — ответила она довольно сухо.
Джейкоб кивнул:
— Машина ждет у дверей.
На сей раз это был не маленький красный автомобиль с откидным верхом, а огромный лимузин. И за рулем сидел шофер.
Молли ехидно улыбнулась, скользнув на роскошное сиденье:
— Что случилось с красной машиной?
Джейкоб пожал плечами:
— Останется тут. В пути мне придется поработать.
Он достал из портфеля бумаги. Молли отвернулась к окну и порадовалась, что они едут не в открытом автомобиле. Пошел дождь.
Когда лимузин свернул с шоссе, и Молли увидела указатель Вольфстоуна, она, набравшись храбрости, спросила:
— Что же дальше?
Джейкоб напрягся. Он посмотрел на нее вроде бы спокойно, но она заметила, как в уголках его глаз промелькнула печаль.
— Что же дальше? — медленно повторил он. — Думаю, тебе надо кое-что доделат