шлите. Очень прошу». Просьбу восемнадцатилетней комсомолки удовлетворили.
Отряд двигался параллельно магистрали Москва — Рига. В начале сентября партизаны остановились в Алушковской лесной даче, в пятидесяти километрах от железнодорожного узла Идрица. Командир решил предварительно разведать предполагаемый для освоения район. На запад ушли группы разведчиков.
Послал командир на задание и Королихину в паре с Екатериной Вознюк. Девушки должны были установить связь с подпольщиком в селе, где стоял гарнизон конных полицейских — «казаков», предводительствуемых гитлеровскими офицерами. У комиссара отряда имелись сведения о желании части «казаков» перейти к партизанам.
Разведчицы нарвались на фашистов. Попытка бежать не увенчалась успехом. Вознюк застрелили, Королихину схватили и доставили в город Пустошку.
…Полковник Родэ нервно потирал рыжие виски. Вся его худощавая холеная фигура, склонившаяся над столом, выражала нетерпение. Но вот в соседней комнате раздался отчаянный крик, затем распахнулась дверь, и в кабинет вошел высокий полный офицер в чине капитана.
— Сказала? — быстро спросил Родэ.
— Нет, шеф. Но сегодня уже есть успехи. Когда прижег сигарой грудь, кричала.
— Ну, это ваш коронный номер, Вагнер. И все же следует испробовать и другое. Когда очнется, приведите ее сюда. И пришлите Свириду.
Родэ нервничал. Для этого у полковника были веские основания. В штабе охранных войск группы армий «Север» уже знали о диверсиях партизан вблизи Забелья. Из вчерашнего разговора шеф ГФП понял: им недовольны. Нужно как можно быстрее установить связи и явки появившегося в районе партизанского отряда. И помочь в этом должна арестованная девушка.
Родэ нажал кнопку звонка. Два жандарма ввели в кабинет Королихину. На плечи полуобнаженной Муси была наброшена изодранная кофта. На груди зияла свежая рана. На губах запеклась кровь.
— Садитесь. — Полковник указал пленнице на стул, отпустил конвойных и, обратившись к человеку в очках, робко жавшемуся у двери, приказал: — Переводите, Свирида, как можно мягче.
Муся еле держалась на ногах, но продолжала стоять. Родэ посмотрел в ее глубоко запавшие глаза и, что-то прочтя в них, извиняющимся тоном сказал:
— Вас наказали за молчание. И очень жестоко. Но, право, я не знал, что вы так юны.
Мария Королихина.
Муся усмехнулась. Полковник заметил усмешку, но продолжал, не меняя тона:
— Скажу честно: меня удивляет ваше мужество. Но ради чего? Как говорит русская пословица, овчинка выделки не стоит. Вы попались с поличным. Я мог бы приказать расстрелять вас в тот же день, но предлагаю жизнь. Причем взамен от вас требую сущие пустяки: скажите, сколько людей в отряде, чем он вооружен, и покажите место, где встречается ваш комиссар со своими агентами. — Родэ немного помолчал, затем заговорщически добавил: — Комиссар — Андрей Кулеш. Нам о нем Фаина рассказала.
Королихина вздрогнула. Обожгла мысль: «Неужели девушка, ночевавшая недавно в отряде, шпионка? А ведь ее как разведчицу Красной Армии отправили через линию фронта…»
Родэ, поняв, что попал в цель, предложил:
— Не торопитесь. Обдумайте все. Завтра утром дадите ответ. Жизнь очень хороша. И вы мне еще не раз скажете спасибо за то, что я помог вам сохранить ее.
И вот Королихина снова в одиночной камере. Ей принесли лекарства, хороший ужин, кофе. Вечереет. В зарешеченное окно видна полоска воды. Это — озеро. Конвойные называли его Звягским. В озеро окунула разноцветный шлейф радуга. Сверху вниз по ней спускаются солнечные блики. В детстве Муся часто любовалась их переливами, ей всегда казалось, что кто-то проводит по радуге огромным гребешком.
Девушка благодарна радуге. Она увела ее мысли в родные края. О завтрашнем дне не хочется думать. Что ответить фашисту, она решила еще тогда… Муся вспоминает отца, мать, любимую младшую сестренку Панечку, подруг. В памяти всплывают школьные годы. Завидовские ребята. Как они гордились своим селом: ведь это в их живописных охотничьих угодьях бывал Владимир Ильич Ленин!
А утром не было ни радуги, ни воспоминаний. Был гордый и твердый ответ гестаповцу:
— Родиной я не торгую!
Ее расстреляли в роще у здания бывшей машинно-тракторной станции на рассвете ясного, с багровой зарницей дня осени 1942 года.
ТАНЯ ВАСИЛЬЕВА
Весть о фашистском вторжении в нашу страну Таня Васильева восприняла серьезнее подруг. В свои девятнадцать лет она уже побывала на фронте — участвовала в советско-финляндской войне, была медицинской сестрой.
Таня от зари до зари работала на сооружении противотанкового рва, помогала односельчанам эвакуировать колхозный скот. Самой эвакуироваться не удалось, — гитлеровцы перерезали дорогу, по которой двигались беженцы.
…Поезд идет на запад. Медленно тянется, пропуская идущие к фронту воинские эшелоны. К зарешеченным окнам приникли заплаканные девичьи лица. Первая партия угоняемых в рабство — в «неметчину».
— Не плачьте, девчонки, — успокаивает товарищей но несчастью Таня. — Выше головы! Мы же русские, советские. Не покоримся. Убежим!
И убежали. В Брест-Литовске нужно было погрузиться в другой товарняк. А тут воздушная тревога. Растерялись конвойные.
— За мной, девчонки! — крикнула Таня и нырнула под вагон пассажирского поезда.
Труден был путь на Родину: ни документов, ни денег, ни еды. А приказы оккупантов строги: за предоставление ночлега беглецу — расстрел, за хождение после комендантского часа — расстрел… Шли по ночам. Ночевали в заброшенных постройках. Питались подаяниями — находились добрые люди. Измученные, еле живые добрались до родных мест.
Поздней осенью 1942 года в партизанском отряде «За Родину!», действовавшем на границах Невельского и Идрицкого районов, появился новый боец — Татьяна Васильева. Было у нее теперь две профессии: фельдшер и разведчица. Прекрасно совмещала их Таня. Однажды окружили каратели отряд. На плечах через непроходимое болото вынесла девушка раненого командира. А сколько дорог исходила, бывая в разведке! И всегда приносила ценные данные о противнике.
Татьяна Васильева.
В апреле 1943 года вместе с Марусей Синицыной Таня Васильева разведывала силы карателей в Кудеверском районе Псковщины. За околицей деревни Заходы разведчиц настигли на конях гитлеровцы и полицаи.
— Уходи! — крикнула Марусе Таня и швырнула гранату в конников.
Воспользовавшись замешательством, Синицына бросилась в кусты. Тане преградили путь трое солдат.
— Сдавайся! — крикнул один из них.
Таня молча стояла у дороги. Гитлеровцы приблизились, решив, что девушка струсила. И тогда раздалось:
— Партизаны не сдаются! Смерть фашистам!
Грохнул взрыв…
АНДРЕЙ ПОРТНОВ
В первых числах мая 1942 года бывшего железнодорожного служащего Портнова вызвали в комендатуру города Пустошки.
— Немецкое командование мобилизует тебя для работы стрелочником, — передал переводчик приказ помощника коменданта.
Не успел Андрей Семенович осмыслить услышанное, как гитлеровец вновь заговорил. Переводчик перевел:
— Германское командование будет тебе хорошо платить. Ты должен работать добросовестно, выполнять все распоряжения. За отказ — расстрел.
Назавтра Андрей Портнов старательно очищал железнодорожные стрелки на втором посту. За его работой исподтишка наблюдал гитлеровец — дежурный по станции. Остался доволен, оказал, ухмыльнувшись, начальнику:
— Старается. Боится сына сиротой оставить.
А спустя две недели в доме Портновых появился представитель спецгруппы, заброшенной советским командованием к верховью реки Великой. Разговор был коротким.
— Конечно, буду сообщать… Как же иначе… — говорил взволнованно Портнов.
И сообщал — все, что видел, все, что примечал. А видел многое, — станция часто была забита воинскими эшелонами. Позже Андрей Семенович установил связь с разведкой 2-й Калининской партизанской бригады.
Приближалась двадцать шестая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Командование фронта готовило штурм железнодорожного узла Новосокольники. Оно призвало партизан парализовать движение на магистралях, по которым фашисты перебрасывали к городу подкрепление.
В конце октября Портнову передали задание подпольного райкома партии — устроить «пробку» на станции.
Андрей Портнов.
В ночь на 1 ноября Андрей Семенович вышел на дежурство. Выдалась она холодной и темной. В такое время гитлеровцы, конвоирующие русских стрелочников, не решались обычно покидать здание вокзала. Так было и в этот раз.
Шел третий час ночи. Портнов сидел в будке второго поста. В голове теснились разные мысли: то вспоминалось детство, то первые встречи с Аней, ставшей потом женой… Резкий телефонный звонок дежурного по станции прервал думы Андрея. От неожиданности он даже вздрогнул.
Со стороны Идрицы друг за другом шли два эшелона. Их и было приказано встретить и принять на первый и третий пути. «Оба идут к фронту», — мелькнуло в голове.
…Непроглядная темень. Портнов немного постоял, пока пригляделись глаза, и медленно побрел в сторону семафора. Мозг работал напряженно! «Да! Да! Именно сейчас. Лучшего случая не подберешь…»
Поезд приближался. Андрей Семенович выхватил из кармана фонарик и дал сигнал остановки. Мимо него медленно ползли черные силуэты вагонов, укрытые брезентом платформы. Вот наконец и хвостовой вагон. Сигнальных огней на нем нет.
— Отлично, — невольно сорвалось с губ Портнова.
Ухо опытного движенца уловило еле доносившийся шум второго поезда. В висках тяжело стучало от прилившей в голову крови, но мысль работала четко, ясно… Из-за поворота показался паровоз. Портнов сразу же подал фонариком сигнал: путь свободен. Эшелон, не снижая скорости, помчался вперед. А когда машинист заметил стоявший на пути первый поезд, было уже поздно.
Удар! Брызги огня и пара поднялись в воздух. Скрежеща и ломаясь, как спичечные коробки, полезли друг на дружку вагоны. Начали рваться снаряды, сброшенные с платформ… На станции и в городе поднялась невообразимая паника.