Узнаю его точный адрес, еду к нему домой.
В сборе оказалась вся его семья: жена Регина Владимировна, дочь Люба и сын Боря, школьники. Спрашиваю:
— Николай Николаевич, а как сложилась ваша жизнь после освобождения Ленинградской области от оккупации?
— Вступил в ряды Советской Армии, был отправлен на фронт. В бою получил ранение. Выздоровел, вернулся в свою часть. Служил в войсках 1-го Украинского фронта, воевал в Польше, Германии, Чехословакии… Страшно горевал, когда пришло известие о гибели Вани Кононова и Саввы Минькина.
А потом мы поехали в Торошковичи — родную деревню Николая Николаевича. С нами был и его сын Боря.
Идем по широкой асфальтированной улице. Вот и дом учителя Дмитриева, где гитлеровцам так и не удалось полакомиться медом. А это — домик Петровых. Во дворе, вот на этом месте, в ту памятную ночь встретились три боевых друга. Отсюда они пошли на выполнение задуманной боевой операции.
Поднимаемся на горку, сворачиваем на грунтовую дорожку, по которой ходил тогда часовой. А вот и поляна, кустарник, за которым укрывался Савва…
— Папа! — кричит Боря, ушедший далеко вперед. — А это что?
— А это, сынок, остатки одной из бомб, взорванных нами, — заметно волнуясь, отвечает Николай Николаевич.
На металлическом остове бомбы отштамповано: «250 кг». Чуть дальше мы находим остовы еще двух таких же бомб, кассету с пятнадцатью сгоревшими термитными авиабомбами…
У Николая Николаевича завтра выходной день, он останется в деревне, поможет родителям по хозяйству, выкопает картофель в огороде. А я, вернувшись в Ленинград, звоню по телефону Герою Советского Союза Константину Дионисьевичу Карицкому, который командовал 5-й Ленинградской партизанской бригадой.
— Как же, хорошо помню эту диверсию, — говорит Константин Дионисьевич. — В те дни у нас были жаркие схватки с наседавшими карателями. Одиннадцатого ноября я коротко донес в штаб о взрыве у деревни Торошковичи и уничтожении крупного штабеля вражеских авиабомб… К сожалению, мне ничего неизвестно о судьбе участников этой операции.
Через день в Ленинградском городском Доме обороны ДОСААФ встретились Константин Дионисьевич Карицкий и Николай Николаевич Петров. Командир партизанской бригады и один из ее бойцов.
Трогательной была эта встреча. А вскоре был опубликован Указ о награждении группы бывших партизан Ленинградской области орденами и медалями. В числе награжденных был и Николай Николаевич Петров.
Иван ГончаровПЕПЕЛ СТУЧИТ В СЕРДЦЕ
Когда приходит пора летних отпусков, многие знакомые Александры Ивановны Крыловой уезжают в родные края навестить родственников, побродить по полям и лесам своего детства. А вот Александре Ивановне поехать некуда, да и не к кому. На месте ее родного села лежат груды кирпича и камня, поросшие бурьяном, да стоят два креста на братских могилах. Фашисты уничтожили родное гнездо Крыловой, зверски убили всех ее родственников и близких.
На холмистом берегу озера Сево, протянувшегося на многие километры в лесах Псковщины, стояло до войны село с таким же названием. Было оно небольшим, но славилось добротными домами, срубленными из толстых смолистых сосен, роскошными садами, задушевными песнями девушек.
В Сево размещалась центральная усадьба колхоза «Красная заря». Руководил им Ефим Федорович Федоров. Это был опытный, хорошо знавший землю человек. Он умело вел артельное хозяйство, и год от года оно крепло и развивалось.
Посреди села в небольшом доме жила семья Матвеевых. Глава семьи, Иван Матвеевич, работал в полеводческой бригаде. Младшие Матвеевы — Александра и Николай — учились в школе, а летом вместе с матерью, Ксенией Ивановной, работали на колхозных полях.
Семнадцатилетнюю Шуру Матвееву любили односельчане. Да и трудно было не полюбить всегда веселую, приветливую девушку с длинной русой косой и большими карими глазами. Шура хорошо училась, увлекалась спортом: отлично плавала, не хуже парней бегала на лыжах. На работе в поле Александра не знала себе равных. Разве только близкая подружка Зина Васильева могла угнаться за ней.
Счастливо, может того не замечая, жила молодежь села. В летнюю пору, когда зацветал лен и поля становились похожими на голубые морские просторы, не домой с работы, а на берега живописного озера уходили парни и девушки. До рассвета звенели песни в прибрежных рощах. В такие часы любила Шура вместе с Зиной уединяться. Усядутся рядышком на берегу под ивой и молчат, слушая говор волн да шепот листьев. Мечтали подружки. Мечты девичьи — не журавль в небе… Любимого встретить… В столице побывать… На врача выучиться…
Весной сорок первого года Александра сказала родным:
— Хочу пойти учиться в медицинское училище.
Отец и мать согласились. Шура поехала в город Сланцы. Там и застала ее война. Там и окончилась не успевшая отзвенеть любовью и счастьем юность девушки из Сево.
В жизнь Матвеевой вторглись теперь дни, полные тревог и лишений. Толпы беженцев, перепаханные бомбами дороги, страх, голод встали на пути к родному дому. Не успела прийти в себя под родительским кровом, как строгий приказ блюстителей «нового порядка» погнал в рабочий лагерь на станцию Дно.
Для командования фашистских войск станция Дно имела большое значение. Через этот крупный железнодорожный узел в сторону Ленинграда беспрерывно шли эшелоны с войсками и техникой, горючим и боеприпасами. Гитлеровцы в спешном порядке возводили вокруг станции укрепления.
Согнанных из окрестных деревень жителей, голодных и полураздетых, оккупанты заставляли рыть окопы, носить тяжелые бревна, разгружать вагоны. Работали с шести утра и дотемна под надзором. Триста граммов эрзац-хлеба и пол-литра жидкого супа — весь дневной паек. От истощения и непосильного труда люди умирали… Метельной январской ночью сорок второго года Матвеева, Васильева и еще четыре девушки бежали из лагеря. Шура и Зина пробрались в родное село.
К этому времени обстановка в Пожеревицком районе изменилась. Рядом теперь жил и боролся целый Партизанский край. Фашисты все реже наведывались в Сево. Подруги решили при первом удобном случае связаться с народными мстителями. Случай не заставил себя долго ждать. Соседка Матвеевых, тоже Матвеева, Евдокия Ильинична, слушая рассказ Шуры о каторжной работе заключенных на станции Дно, обронила ненароком:
— Про все эти дзоты хорошо бы партизанам рассказать.
Шура оживилась:
— Конечно! Но как найти партизан?
Евдокия Ильинична не ответила, а когда стала уходить, сказала девушке:
— Вечерком загляни-ка ко мне.
Дождавшись вечера, Александра поспешила к соседке. Дверь отворил хозяин дома — Василий Матвеевич. В тусклом свете лампы Александра увидела двух мужчин, сидевших за столом, и паренька. В пареньке она сразу признала младшего сына Матвеевых — Анатолия. С первым снегом ушел он из села, и после этого его никто не видел. На расспросы односельчан Василий Матвеевич неохотно отвечал: «На заработки в Сольцы подался, а вестей не шлет, шельмец».
Александру пригласили за стол. Пожилой мужчина, назвавший себя Василием Кирилловичем, попросил ее подробно рассказать об оборонительных сооружениях, которые гитлеровцы строят на станции Дно. Шура было замялась, но Евдокия Ильинична поспешила на помощь:
— Так ты же сама грозилась кое-кого найти.
Шура улыбнулась и стала подробно рассказывать, что видела и слышала на железнодорожном узле. Василий Кириллович, внимательно слушал девушку, делал пометки в своем блокноте и спрашивал, спрашивал. В конце беседы похвалил:
— Молодец. Память у тебя хорошая. И глаз цепкий. Нам такие помощницы ой как нужны. К парням гитлеровцы да полицаи с подозрением относятся, а ваш брат девчата многое высмотреть могут.
Шура зарделась и уже бойко попросила:
— Вы только скажите что, а мы с Зиной, подружкой моей, все сделаем. Честное комсомольское слово!
— Ну и хорошо. Тогда скоро ждите из леса гостей. Они попросят вас побывать в одном месте.
Партизаны собрались уходить. Евдокия Ильинична, обняв сына, тихонько заплакала.
— Ну уж это зря, Ильинична, — подошел к ним Василий Кириллович. — Твой меньшой — настоящий боец. Не пропадет. А что слышно о других сынах?
Командир партизан знал, что в семье Матвеевых есть еще трое наследников: Василий, Петр и Дмитрий. Знал, что Василий в 1939 году призван в Красную Армию, Петр и Дмитрий год спустя уехали работать и учиться в Ленинград.
— Все на фронте, — степенно, но с затаенной гордостью сказал Василий Матвеевич. — Сестра сообщила. Узнали как раз за день до прихода фашистов, будь они трижды прокляты…
С того зимнего вечера подружки комсомолки Александра Матвеева и Зинаида Васильева стали собирать для партизан разведывательную информацию. Активно помогали народным мстителям Евдокия Ильинична и Василий Матвеевич Матвеевы, Григорий Иванов и другие жители Сево.
Гитлеровцы не могли примириться с существованием па оккупированной территории деревень, живших по советским законам. Весной и летом 1942 года они организовали против Партизанского края карательные экспедиции. Недалеко от Сево разгорелись жестокие бои. В эти дни жители Сево и соседних сел укрывали от карателей раненых партизан. Председатель колхоза Ефим Федорович Федоров организовал специальную группу сандружинниц. Возглавила ее Александра Матвеева. Многим партизанам и партизанкам девушки спасли тогда жизнь.
В конце лета регулярные войска гитлеровцев с огнем и мечом прошли по Партизанскому краю. Но погасить пламя народной войны им не удалось. Партизанские силы рассредоточились, большинство отрядов ушло в другие районы. А в Сево обосновался отряд Ивана Ивановича Грозного. Партизанский вожак имел не только фамилию устрашающую, но действительно был грозой для оккупантов. Особенно дерзко действовал Грозный из засад на дорогах, ведущих к стратегически важным коммуникациям.
Штаб отряда Грозного размещался в доме Матвея Павлова — дедушки Шуры Матвеевой. Шура теперь имела возможность часто слушать рассказы партизанского командира, «набираться уму-разуму», как любил говорить ее дед. А вскоре у девушки и ее подруги появился добрый наставник. В доме Матвеевых были определены на постой Тимофей Антипович Новиков и Андрей Ильин, командир и политрук одной из рот отряда.