– Моя невеста, – напомнил Штаден, с интересом слушающий выступление приятеля.
– Думаешь, Вайнеру это помешает завести роман?
– То есть у него был роман с уехавшей целительницей, несмотря на то, что ты был в ней заинтересован?
– Не было никакого романа! – рявкнул окончательно проснувшийся Вайнер. – Инор капитан, вон отсюда, а то пожалуюсь на вас Циммерману.
– А чего сразу на меня жаловаться? Можно подумать, это у меня был роман с иноритой Рильке.
Брун держался уверенно, но к двери на всякий случай переместился поближе: слишком уж злое стало лицо у Вайнера. Этак запустит целитель в него чем-нибудь убойным вместо целительского. Мы, конечно, не проходим атакующие заклинания, но должен же он был чему-то научиться от пациентов в гарнизоне.
– Так с кем у нее все-таки был роман? – заинтересовался Штаден.
– Да откуда мне знать?! – взвился Вайнер. – Понятия не имею, с кем она встречалась в свободное время, которое у нас с ней не совпадало по понятным причинам.
– А я здесь встречался только с сейфом, – напомнил на всякий случай Брун.
– Но защитили комнату инориты, а не помещение с сейфом. Значит, не только с ним встречался.
– Поклеп! – взвился Брун. – Леди Штрауб, не верьте! С кем мне тут встречаться, если мы только что выяснили, что у инориты Рильке был роман с Томасом? Больше же здесь никого не было, третьим бы они меня не взяли. Да я и сам бы не пошел – не то воспитание.
Вайнер зашипел как ядовитая змея, но сказать ничего не успел: Брун понял, что перешел уже все границы, и предпочел ретироваться, зато вместо него тут же зашел лейтенант, который вчера под моим окном спрашивал про очередь, и тоже начал жаловаться, что почти умер.
– Я тебе скажу по секрету, – наклонившись к нему, почти прошептал Вайнер, – женщины не любят постоянно болеющих мужчин.
– А как же инстинкт выхаживания? – не согласился лейтенант, незаметно покосившись на меня. То есть это он так думал, что незаметно…
– Выхаживание – это одно, а женская заинтересованность другое, – все так же тихо пояснял Вайнер. – Девушки предпочитают сильных и здоровых иноров, вот это у них точно на уровне инстинктов. Выхаживание – ближе к материнскому, сам понимаешь…
Лейтенант скис и очень быстро дал себя уговорить, что здоров и готов на подвиги. После его ухода Вайнер повернулся к нам и укоризненно сказал:
– Если вы продолжите в том же духе, никто не поверит в серьезность вашей помолвки.
Я почему-то решила, что он говорит о попытках расспросить Бруна о Марте. Мне казалось, что Штаден делал это очень осторожно, но, видимо, недостаточно, если Вайнер заметил и пытается нас предостеречь.
– Вы о чем, инор? – высокомерно спросил Штаден. – Серьезность наших намерений может подтвердить полковник.
– Да понял я, что это он настоял. И не только я. Вы не выглядите как влюбленные, – усмехнулся Вайнер. – Поэтому нашествия офицеров не избежать.
– Полковнику бы как-то их занять, – неуверенно предложила я.
– Это само собой, – согласился Вайнер, – я с ним поговорю сразу после завтрака. Не в моих интересах такой наплыв желающих срочно выздороветь. Но вам бы тоже приложить усилия.
– Так?
Неожиданно Штаден взял мою руку, нежно провел большим пальцем по тыльной стороне кисти и поцеловал. Раз. Другой. Как-то так поцеловал, словно не просто выполнял просьбу Вайнера, но и делал это с огромным удовольствием. Словно ему было необычайно приятно ко мне прикасаться. И самое ужасное, что мне это понравилось. Захотелось, чтобы он не останавливался и целовал не только руку, но и… Когда я это осознала, руку резко выдернула и покраснела.
– Леди, это вы зря, – укоризненно отметил Вайнер. – Ваш жених сейчас был идеален. Вы же повели себя как пугливая девственница наедине с посторонним мужчиной. Впрочем… – он задумчиво посмотрел на меня несколько рассеянным профессиональным взглядом и с некоторым удивлением заключил: – Надо же, слухи оказались только слухами.
– Вы сейчас о чем? – уточнил Штаден.
Я же покраснела еще сильнее, поскольку прекрасно поняла, о чем говорит целитель. Эту разницу между мной и Ульрикой покраской волос не уберешь.
– Не пора ли на завтрак? – поторопилась я как можно скорее сменить тему.
– Спросите у леди, – усмехнулся Вайнер. – Ответит, если посчитает нужным. А нам действительно пора на завтрак. И, леди Штрауб, если вдруг капитан Штаден захочет показать свою любовь так, как он это сделал не так давно, краснеть можете, это выглядит очень мило, а вот руку отнимать не надо. Наоборот, можно к нему чуть-чуть податься, жених все-таки… И не смотрите с таким возмущением. Это в ваших же интересах, леди. А то как начнется сюда паломничество…
– К сейфу? – мрачно уточнила я.
– К сейфу тоже, – грустно подтвердил целитель. – Так что, леди Штрауб, побольше нежности к капитану Штадену. Не такая это невыполнимая просьба. Вам же не придется целоваться, не говоря уж… хм… В конце концов, ничего страшного не случится, побросай вы влюбленные взгляды на красивого жениха.
Как сказать… Кристиан случится точно. И кто знает, на что он пойдет из ревности? Хорошо, если успею объяснить, что фиктивная помолвка – следствие его же собственного необдуманного предложения. А если нет – наверняка прямиком отправится к Циммерману с сообщением, что в гарнизоне вовсе не леди Штрауб. И я даже думать не хочу, что тогда начнется…
Глава 21 Гюнтер
Рука Фридерики оказалась одновременно и нежной, и твердой. Шелковистая кожа на тыльной стороне кисти, и жесткие подушечки мозолей на ладошке. Обманчивая рука. Рука инориты, привыкшей к физическому труду и рассчитывающей только на себя. Невольно вспомнились ловкие уверенные движения, когда она показывала нам с Вайнером, что чего-то стоит как целитель. И ее резкий удар, когда выливала на меня накопившуюся обиду и страх. Запугать ее оказалось не так уж и просто. Смелая девочка. И все же, каково это – остаться совсем одной, без единого родственника? Мои иной раз слишком назойливы, особенно тетя, но и она действовала исключительно из заботы о моем будущем. Разумеется, таком, каким она его видела. Жизнь без родных я себе не представлял. Без любящих родителей, хулиганистого младшего брата, упрямой сестрички. Только представить на миг, что их нет… Пустота. Пустота, которую ничем невозможно закрыть, Но что-то изменить я не мог, поэтому просто поцеловал руку Фридерики, чуть прикоснувшись губами к коже и опять почувствовав этот странный дразнящий аромат корицы. Почему-то вспомнилось ее лицо совсем рядом, глаза, пылающие гневом, и россыпь мелких золотистых веснушек на белоснежной коже. Веснушек, которые хотелось попробовать на вкус, словно неизведанное лакомство.
Фридерика выдернула руку так, словно прикосновение ей было противно. Еще бы, наверняка до сих пор вздрагивает, когда вспоминает, как ее допрашивал. Действительно, тогда ситуация получилась отвратительной. Сейчас же ее движение отрезвило. Не то, совсем не то у меня в голове: наконец-то появились факты, которые можно хоть как-то притянуть к поручению Лангеберга.
Об этом я и размышлял как по дороге в столовую, так и в ней. Выводы не нравились. По всему выходило, что ниточки ведут к герцогу. И если я уже начал подозревать, совершая обход Траттена, что если что-то и есть, то оно в герцогском особняке, то теперь подозрения превратились в уверенность. Герцогский особняк наверняка экранирован в достаточной степени, чтобы скрыть все следы незаконной волшбы. А что она была незаконной, я не сомневался – достаточно посмотреть на розовый куст. Пришлось ли герцогу Траттенскому влиять на расследование или он был уверен, что ничего не найдут? После смерти сестры Фридерики розы не уничтожили, несмотря на то что это улика, и очень серьезная. Не потому ли, что артефакт слишком сложен в изготовлении, а его собираются использовать еще? В такое предположение прекрасно вписывается то, что в гарнизон так и не прислали еще одного целителя – герцогу явно нужна целительница, которая заселится в комнату покойной и станет подконтрольной. Фридерика говорила, что сестра была сильной, но очень похоже, силы хватило только на то, чтобы удрать. Она не смогла ни написать о преступлении, ни пойти в Сыск с устным заявлением. Зато смогла покончить с собой. Сама или помогли? И еще… Розовый бутон – татуировка-печать? Предполагать можно что угодно, проверить уже никак – вряд ли что-то сохранилось за год.
И если герцог узнает, что вместо леди Штрауб в гарнизоне совсем другая девушка, не со столь значимыми родственниками, а точнее – вообще без них, Фридерика попадает в зону его интересов. Если, конечно, мои выводы правильны. Но в любом случае нужно ее как-то обезопасить. По-хорошему, отправить отсюда, но… Но я вспомнил гневный блеск ее глаз и понял, что рассчитывать на это не приходится. Но пока ей ничего не грозит.
Кто может выдать ее тайну? Имеем два слабых звена: Кремер и Фальк. В самом плохом случае они связаны с тем, что здесь происходит.
Мог ли подстроить Кремер замену Ульрики на нужную инориту? Запросто. Тогда Матильда приглашала нас, уже зная правду, и ее слова о цвете волос неслучайны. Конечно, Кремеру невыгоден такой спектакль – ведь в случае чего вылезает на свет проживание у него дочери лорда Штрауба, а тот ни за что не спустит подобное пренебрежение моралью. И в этом случае легкое развлечение закончится совсем нелегким браком, что не в интересах Кремера. И все же вычеркивать возможность, что он замешан, нельзя. Да и в свои интересы он меня не посвящал, разве что заявил, что хочет жениться на Фредерике.
Фальк… Этот инор к Фридерике явно неровно дышит, и не только дышит. С неожиданным раздражением я вспомнил, с каким собственническим видом он брал ее за руку и смотрел на нее, но она… она, пожалуй, относилась к нему ровно, как к приятелю. Впрочем, какое мне дело до того, как она относится к Фальку? Совершенно никакое. Важно, выдаст ли он любимую герцогу. Но вопрос риторический: я Фалька не знал и не знал, какие отношения на самом деле связывают этих двоих. Могли притворяться и он, и она. Она, пожалуй, нет – слишком легко удалось вычислить, что она не леди Штрауб.