– И все же, пропадал кто с концами или нет? Скажем, ушел в самоволку и не вернулся?
– У Циммермана? Смеешься? У него в самоволку никто не уйдет, даже мышь. – Брун печально вздохнул, наверняка что-то припоминая. – За все время, что я здесь, никто не пропадал. Пропадешь здесь, как же. Вне разрешенных часов вход-выход только по распоряжению полковника. Не успел вовремя – торчи до утра в гарнизоне или Траттене. Нда. Я как-то свидание из-за него пропустил.
– Ночью?
– Конечно, ночью. Ночью самая романтика. – Брун печально подкрутил ус. – Вы вон тоже по ночам у роз развлекаетесь, хотя, казалось бы, все условия в комнате есть. Но учтите, если что, полковнику поутру все доложат.
– Что «если что»?
– Если у роз будете развлекаться так, как обычно делаете на кровати, – бухнул Брун уже безо всяких экивоков. – Здесь мало кто понимает толк в развлечениях. Да и возможностей нет. Позавидуют, и все, выговор обеспечен. – Он скривился. – За безнравственное поведение, марающее светлый офицерский облик. Леди Штрауб это, конечно, не коснется, она не офицер, но ей заявит, что пачкает светлый целительский.
– Леди Штаден, – поправил Гюнтер.
– Какая разница? – удивился Брун. – Пачкает целительский облик. А уж леди Штрауб или леди Штаден – все равно. Важен результат, а не то, как называется тот, кто его достиг. Циммерману на таком лучше не попадаться. Так что идите к себе, пока еще кто не прибежал. Я-то что, я промолчу, а вот некоторые офицеры – нет. Выслуживаются, орочьи пасынки. Сразу расскажут, и что видели, и что не видели. Фантазия у некоторых – не дай Богиня.
Он презрительно хмыкнул куда-то в сторону, явно на кого-то намекая. На всякий случай уточнять, как, поливая розы, можно испачкать светлый целительский образ, я не стала, поскольку ответ слышать не хотела: судя по всему, фантазия Бруна ничуть не уступает фантазии тех, кого он обозвал орочьими пасынками.
– Мы уходим.
– И правильно, – мрачно сказал Брун. – А то увидят нас троих, наговорят потом орк знает что, и мне опять выговор влепят. Было бы за что – не так обидно было бы.
Намек, прозвучавший в его словах, Гюнтер проигнорировал, и хотя Брун проводил нас до самой двери целительского пункта, внутрь его никто не пригласил. Ни чай попить, ни чего другого. Именно это капитан обиженно пробасил с другой стороны двери.
– А не опасно было рассказывать? Вдруг он тоже замешан? – высказала я мучившие меня мысли, лишь только мы отошли от двери.
– Брун? – удивился Гюнтер. – Он не станет ни в чем противозаконном участвовать.
– А если разболтает кому не надо?
– В его интерпретации получится, что мы свалились в розы во время… – он продолжать не стал, но я прекрасно поняла и без этого и смутилась. – Ночь, романтика, лепестки роз, устилающие брачное ложе…
– Как бы эта роза не устелилась нами, – мрачно ответила я.
– Не устелится. Уничтожить-то я ее мог, и в крайнем случае так и поступил бы. Правда, в этом случае устилать ложе было бы нечем – не умею избирательно уничтожать.
– О, можно не волноваться, устилать все равно нечего – брачного ложа нет, – как можно беззаботнее ответила я.
– Как это нет? – фальшиво удивился он. – Придираешься. Конечно, в нашей комнате кровать не слишком широкая, но если уж ты настолько привередлива, нужно было соглашаться на мою квартиру. Там кровать приличных размеров. Есть что устилать. Возвращаемся? Лепестков надергаем по дороге.
– С этой? – я махнула в сторону куста.
Его, конечно, не было видно, но я его чувствовала даже через стену. Даже с закрытыми глазами могла указать, где эта пакость.
– Есть намного более красивые розы, – заметил Гюнтер и притянул меня к себе, явно собираясь поцеловать.
Этого допускать было нельзя: его поцелуи действовали оглушающе, этак я сама не замечу, как брак из фиктивного станет настоящим, а я не уверена, что это правильно, пусть даже Богиня нас благословила. Мало ли из каких соображений она это сделала?
– Я согласна только на ту, – в панике выпалила я. – Иначе это будет неправильное брачное ложе!
– То есть как только я общипаю тот куст и усыплю его лепестками любую кровать, она сразу же станет нашим брачным ложем? – заинтересованно спросил Гюнтер.
И это показалось настолько невозможным, что я тут же без колебаний выпалила:
– Да!
Глава 39 Гюнтер
Пугать Фридерику не хотелось. Но и без моего на то желания она почему-то боялась меня куда больше, чем роз. Утренний поцелуй по приказу Циммермана так и оставался единственным на сегодняшний день. При попытке увеличить их количество, Фридерика запаниковала настолько, что непременно упала бы с лестницы, если бы я ее не удержал. Пришлось срочно переключаться с мысли, как до нее добраться немедленно, на мысль, как это сделать вообще. В таком деле торопиться нельзя. Конечно, у нас еще вся жизнь впереди и подходов найдется множество. Но не ждать же всю жизнь? Так и состариться можно. На один вариант жена навела сама, обрисовав весьма интересную задачу: уничтожить розовый куст так, чтобы цветы не пострадали. В идеале, конечно, было бы их оборвать до полного уничтожения противника, но вряд ли куст без сопротивления расстанется со своим украшением. Заклинание должно быть точным, практически ювелирным, и одноразовым: второго шанса эта пакость не даст.
У двери в свою комнату Фридерика приостановилась и с тоской на нее посмотрела. Но у меня был железный аргумент: ночевать там без защиты опасно, а защитного артефакта нет. Не говорить же, что я его таки сделал? Прекрасный артефакт, экранирующий от всех видов магии. В первый день он у меня действительно не получался как надо, слишком сильным было влияние защитной сети, а через нее – роз. Потом я учел все что нужно и даже воплотил это в артефакте в правильном порядке. Возможно, он был не столь элегантен, как сделанный бы мамой или даже младшим братом, и слишком энергозатратен, но он работал, и это все, что сейчас от него требовалось. Но к тому времени я уже не хотел, чтобы Фридерика перебралась назад в свою комнату, даже если после этого я опять буду спать в нормальной кровати. Поэтому артефакт повис рядом с моими остальными, а я продолжал изображать усиленную мозговую деятельность.
– Может, мне все-таки лучше к себе?
– Смысл? – удивился я. – Куст никуда не делся, а мы женаты.
– Фиктивно.
– Это пока, – обнадежил я.
Она посмотрела так, словно я ее оскорбил.
– Что значит «пока»? Мы договаривались на фиктивный брак.
– А как же воля Богини?
– Слушаетесь старших, инор капитан? – ехидно спросила она. – Похвально. Правда, в вашем возрасте обычно выбирают спутницу жизни самостоятельно…
– Я и выбрал. Богиня просто подтвердила правильность выбора.
Фридерика недоверчиво улыбнулась.
– Вам папа навязал.
– Мне что-то навязать невозможно.
– Вы же не будете утверждать, что планировали на мне жениться?
– Так скоропалительно – нет. В результате мы пропустили один из интересных этапов ухаживания. Зато можем приступить сразу к не менее интересному.
– И не надейтесь, – она возмущенно ткнула пальцем в мою грудь очень точным и ловким движением. – Никаких этапов, кроме развода.
Ее руку я поймал и поцеловал, нежно, но с намеком.
– Фридерика, а как же брачное ложе с лепестками? Или твое слово ничего не стоит?
Она мгновенно вспыхнула, как маленький, но очень яркий пульсар, но все же нашлась:
– Вот когда это ложе будет, тогда и поговорим.
– Что значит «когда будет»? – теперь уже возмутился я. – Я буду рисковать жизнью, чтобы в конце выяснилось, что вторая сторона не собирается держать слово?
– Я всегда держу слово. – Она высокомерно вздернула носик и попыталась отнять у меня свою руку. – Но неужели вы в самом деле собираетесь срывать цветы с этого монстра?
– Мне кажется это достаточным доказательством серьезности моих намерений, – пояснил я, и не думая ее отпускать.
– Серьезность намерений – это затащить меня в свою постель?
– В свою постель я тебя уже затащил, – напомнил я. – Осталось только вернуться туда самому.
– Без меня.
– Без тебя она не кажется мне столь привлекательной, понимаешь? – проникновенно сказал я. – Кровать и кровать. А ты… ты делаешь ее уникальной, единственной в мире.
Фридерика смущенно кашлянула, отвела взгляд и опять попыталась освободиться. Безуспешно попыталась.
– Гюнтер, верните мою руку, – потребовала она.
– Ни за что. Я с трофеями не расстаюсь.
– Когда это моя рука стала вашим трофеем? – с явным раздражением спросила она. – После визита в храм?
– После нападения на меня. – В ответ на ее недоумевающий взгляд показал место на груди, куда она тыкала пальцем. – Ты меня почти проткнула, и не проткнула только потому, что я успел пресечь. Так что да, твоя рука – теперь мой боевой трофей, а с боевыми трофеями я так легко не расстаюсь. Особенно, с такими красивыми.
Она улыбнулась, посмотрела чуть задумчиво.
– И что нужно, чтобы облегчить расставание? – почти сдалась Фридерика. – Учтите, на полную капитуляцию прямо здесь и сейчас не согласна.
– Условия капитуляции мы уже обговорили, – напомнил я. – А как насчет репараций? Возмещения моих повреждений?
– Да какие там повреждения? – фыркнула она. – У вас грудь словно из гранита! Я чуть палец не сломала.
– Ты очень упорно ковыряла, так что синяк наверняка есть, – не согласился я. – Возможно, даже глубокая вмятина, если не дырка. Могу показать.
И поднес свободную руку к пуговицам и даже успел одну расстегнуть. Глаза Фридерики ожидаемо испуганно распахнулись.
– Не надо! – почти выкрикнула она. – Я вам верю.
– Думаю, поцелуй меня примирит с дыркой в груди.
– Дырка в груди от поцелуев не проходит.
– Это будет целительский поцелуй. Ранозаживляющий.
– Таких поцелуев не бывает.
– А мы проверим.
Ее напавшую руку я положил на пострадавшее место, а саму Фридерику притянул к себе. Теперь она была совсем близко. Со своими золотыми волосами и пыльцой корицы на белоснежной коже она наводила на мысль о необыкновенно притягательном экзотическом десерте. Не сказать чтобы я так уж любил сладкое, но…