– При чем тут герцог? Я говорю про Штадена, – возмутилась Матильда. – А про эту сволочь я слышать ничего не хочу. Захотел новую игрушку – и все, все, что нас связывало, забыто.
– А что вас связывало?
Голос был вкрадчивей некуда, но Матильда уже достаточно оправилась, чтобы ответить правильно:
– Любовь, уважение и общий сын, разумеется.
И смерила спрашивающего столь презрительным взглядом, что тот даже уменьшился в росте, что не помешало ему все же спросить:
– Герцог планировал принести вас в жертву?
– Меня и Гюнти, – опять всхлипнула Матильда. – И все ради этой рыжей, которая даже не леди Штрауб, как оказалось. И как он мог променять меня на нее?
О ком она сейчас говорила: о своем муже или о моем – наверняка не понимал никто, даже она сама. Страдала герцогиня вполне искренне – ее, такую красивую и родовитую, променяли непонятно на кого. Она всхлипывала, прикладывала изрядно промокший носовой платочек к глазам и выразительно посматривала на моего мужа. Но Гюнтер утешать новоявленную вдову не спешил, он обнимал меня, твердо и уверенно прижимая к себе.
– Не леди Штрауб? – подозрительно спросил стоящий рядом сыщик. – А кто?
– Леди Штаден, разумеется, – невозмутимо ответил муж. – И простите, дальше я буду отвечать только на вопросы специалистов из Гаэрры, и только после разрешения полковника Циммермана. Дело имеет слишком серьезное значение для Гарма.
Он извиняюще улыбнулся и попрощался, уводя меня с собой. Возможно, от неожиданности остановить нас никто не пытался, хотя я чувствовала направленные взгляды и все ждала, что кто-нибудь скажет: «Вы можете идти, а вот вашу жену мы задержим до выяснения обстоятельств». Но мы вышли из герцогского дома безо всяких проблем и сразу были перехвачены Бруном.
– Гюнтер, это форменное свинство! – зычно завопил он. – Отправиться разрушать герцогский особняк и не взять меня с собой! В Траттене не так много развлечений, чтобы в них не участвовать.
– Не сильно мы его развалили.
Я оглянулась на здание, оно было целехонько, ничего не указывало на то, что в подвале прошла настоящая битва.
– Это потому что меня там не было, – уверенно сказал Брун. – А почему меня там не было? Потому что кто-то, кого я считал своим другом, не будем тыкать в него пальцем… Так вот, этот кто-то меня не позвал.
Он с искренним возмущением посмотрел на Гюнтера.
– Ну прости, – безо всякого раскаяния ответил тот. – Я не рассчитывал, что герцог сегодня решит меня убить. В следующий раз непременно позову и тебя. Чтобы был выбор, кого класть на жертвенник.
– Когда он будет, этот следующий раз? – гулко вздохнул Брун. – Герцога же ты уже того? Совсем?
– Конечно, он же покушался на мою жену. Но не волнуйся, мы другого найдем, – заверил его Гюнтер. – Поинтереснее.
– Кстати, о твоей жене, – внезапно оживился Брун.
– Запомни, Альфред, для тебя о моей жене всегда некстати.
– Нет, я вот про что. – Он вытащил из внутреннего кармана газету, развернул и ткнул в объявление, жирно обведенное карандашом. – Они там совсем с ума посходили?
Я с интересом начала читать. В заметке утверждали, что из-за невнимательности наборщика два объявления совершенно случайно превратились в одно. Поэтому «следует читать не помолвка капитана Штадена и леди Штрауб, а помолвка капитана Кремера и леди Штрауб и брак капитана Штадена и инориты Рильке». Редакция многословно и цветасто приносила извинения пострадавшим сторонам.
– Дожали, значит, – удовлетворенно заметил Гюнтер. – Что ж, Артур должен был понимать, на какой риск идет…
– …покушаясь на твою жену, – опасливо закончил Брун. – Гюнтер, я все понял и держусь от леди Штаден как можно дальше. Хотя мне она сразу показалась подозрительной. Слишком хороша для леди Штрауб. Да и в ауре что-то было от уехавшей целительницы, но я это отнес на то, что у целителей наверняка есть что-то общее. – Он укоризненно взглянул на мужа и продолжил в своей обычной манере: – Умеют же некоторые урвать лучшее.
– Особенность семьи, – гордо ответил Гюнтер, притянул меня к себе и поцеловал.
Эпилог
Король Лауф мрачно выслушивал доклад Лангеберга.
– Таким образом, герцог Траттенский с помощью личных печатей полностью контролировал ряд высокопоставленных служащих. Печати на магическом плане практически неразличимы, поэтому установить раньше не получалось, хотя слухи ходили. Количество запечатанных с каждым годом увеличивалось, а их ранг рос. Такими темпами в ближайшие годы под его управлением оказывались все высокопоставленные чины Гарма. В последнее время он обхаживал лорда Штрауба, а это, сами понимаете…
– Наши финансы… Орков серпент, – проворчал Лауф. – И ведь были уверены, что ни одного нет. Казалось бы, проклятие не оставило им ни малейшего шанса.
– И тем не менее семейство герцогов Траттенских нашло способ обойти даже проклятие магистра времен Магических войн. И не просто обойти, а с прибылью для себя – ритуал позволял не только зачать оборотня-серпента, но и дать ему по максимуму силы как в оборотничестве, так и в магии. Хорошо еще, что наличие второй ипостаси ограничивает Дар, а то бы герцог развернулся. Впрочем, он и без того использовал свои способности оптимальнейшим образом.
Лауф оперся о переплетенные руки и мрачно уставился на лежащий на столе доклад. Толстый такой доклад, появившийся лишь после того, как одним герцогом стало меньше.
– И все же странно, что кроме невнятных подозрений, у наших служб больше ничего не было, – проворчал он. – Там же куча странностей наверняка была. К примеру, закупки нужных ингредиентов не скрыть.
– Закупки проводились через доверенных людей. Те же Фальки, хоть и не были отмечены личными печатями, показывают весьма высокий уровень лояльности покойному, хотя не понимать, на что идет такой набор зелий, они не могли, а поняв – должны были немедленно обращаться в Стражу.
– Может, не обращали внимания?
– Они так и говорят, – кивнул Лангеберг. – Но веры им никакой. От ментального сканирования оба отказались, мотивируя тяжелыми последствиями процедуры. Доказательств их причастности у нас действительно нет, хотя младший Фальк, судя по отчету капитана Штадена, точно был в курсе существования печатей. Думаю, рассчитывали, что из поставщиков герцогского двора станут поставщиками двора королевского. Собственно, покойный герцог Траттенский к цели был весьма близок, как ни прискорбно признать.
– А Ниалия еще расстраивается, что умер такой замечательный специалист по розам.
– Вы даже не представляете какой, – усмехнулся Лангеберг. – Он умудрился сделать из роз живые артефакты. Очень сложные и очень интересные. Пока нашим специалистам даже непонятно, как к ним подойти. К сожалению, главный куст в подвале герцога был уничтожен капитаном Штаденом.
– Неосмотрительно.
– Напротив. Существовала вероятность, что потерявший хозяина живой артефакт, связанный с контролирующими запечатанных, попросту убьет всех носителей герцогской метки. Нет, правильная предусмотрительность. Но это не отменяет желания понять принцип работы этих странных артефактов. Герцогский особняк обыскали, и весьма тщательно, но никаких записей не нашли.
– Плохо искали, – уверенно заявил король. – Вряд ли герцог полагался лишь на собственную память.
– Я тоже думаю, что не полагался. Скорее всего, тайники есть, но зачарованы на родственную кровь, то есть обнаружить сможет сын.
– Сын…
– Да, малышу необычайно повезло. Хоть собственный отец посчитал его бесперспективным, от сильного магического выплеска и потрясения от смерти отца мальчик все же обернулся. И теперь у нас есть еще один оборотень очень редкого типа.
– Серпент, – протянул Лауф, настолько брезгливо, что сразу представился кот, дергающий хвостом. Огромный кот, способный доставить массу неприятностей. – Лучше бы ему не повезло.
– На все воля Богини, – меланхолично заметил Лангеберг. – Не убивать же теперь.
Лауф посмотрел так, что стало понятно – он-то как раз уверен, что это не такой уж плохой выход: нет серпента – нет проблем, с ним связанных. А то вырастет, найдет папины записи – и получит Гарм головную боль.
– Может, устроить небольшой катаклизм в отдельно взятом герцогском доме? – предложил король. – Чтобы сравнять с землей все, в том числе и тайники?
– А если, напротив, тем самым тайники обнажим и дадим к ним доступ случайным лицам? – не согласился Лангеберг. – Не думаю, что защита покойного не устоит. Он, знаете ли, весьма талантлив был, к решению задач подходил неординарно, да и стимулировал себя разными способами. На орочьих смесях сидел лет десять.
– О последствиях не волновался?
– Вы же понимаете, что для него они были не столь губительны, как для чистокровного человека? Да и принимал не постоянно. Скорее всего, только когда требовался толчок в исследованиях.
Лауф мрачно молчал, прикидывая варианты развития. Оставить решение потомкам? Мало ли что случится с так некстати выжившим наследником герцогства? Глядишь, и не доживет до совершеннолетия, зато никому и в голову не придет обвинять корону. Точнее, конечно, обвинять будут, куда без этого, но не слишком убедительно. Или же… Да, пожалуй, это будет правильным решением.
– До совершеннолетия наследника герцогство переходит под управление короны, – решил Лауф. – Сам же наследник будет воспитываться во дворце вместе с членами королевской семьи.
– И присмотрим, и воспитаем в нужном ключе, – согласился Лангеберг. – Остался еще вопрос с награждением капитана Штадена. Он, конечно, утверждает, что свою награду уже получил в виде дарованной Богиней жены, но к награде от Богини непременно нужно добавить что-нибудь и от правящего дома. И это не только перевод из Траттена.
Король удивленно посмотрел на мага.
– А что не так с его службой в Траттене?
– Герцогиня, – пояснил Лангеберг, – теперь уже вдовствующая, убеждена, что только он сможет излечить ее израненное предательством мужа сердце. Награду, которую она посчитала положенной спасителю, ей так и не удалось вручить, потому что предполагается это делать в спальне, а спаситель из гарнизона не выходит. Но даже есл