– Бессильна?
– Идём со мной наверх, Даниель.
Первый чертёж Даниель узнал сразу, как собственную подпись.
– Объект под действием центральной силы сохраняет момент количества движения; линии, соединяющие его с центром, заметают в равное время равные площади.
– Ты прочёл моё «De Motu Corporum in Gyrum»?
– Мистер Галлей представил эту работу Королевскому обществу, – сухо отвечал Даниель.
– Некоторые леммы выводятся из этого, – сказал Исаак, кладя второй чертёж поверх первого, – а отсюда можно перейти непосредственно к…
– …Самому главному, – подхватил Даниель. – Если центральная сила подчиняется закону обратных квадратов, то объект движется по эллипсу или, во всяком случае, по коническому сечению.
– Я бы сказал: «То, что небесное тело движется по коническому сечению, доказывает закон обратных квадратов». Однако пока мы говорим лишь о собственных измышлениях. Доказательства сделаны для точечных тел, обладающих массой; в природе таких нет. Настоящие небесные тела обладают геометрической формой – состоят из большого числа крохотных частиц, вместе образующих сферу. Если существует всемирное тяготение, то каждая из частиц, слагающих Землю, притягивает Луну, и наоборот. И каждая из частиц Луны притягивает воду в земных океанах, порождая приливы. Как же сферическая геометрия планет сказывается на их притяжении?
Он вытащил ещё лист, с виду гораздо более новый.
Даниель не узнал чертёж и поначалу принял его за схему глазного яблока, какие Исаак рисовал в студенчестве. Однако тут говорили о планетах, не о глазах.
Последовало несколько неловких мгновений.
– Исаак, – проговорил наконец Даниель, – ты можешь нарисовать такую схему, сказать: «Вот!», и доказательство закончено. Мне требуются объяснения.
– Ладно. – Исаак указал на круг в центре чертежа. – Представь себе сферическое тело – на самом деле совокупность бесчисленных частиц, каждая из которых создаёт гравитационное притяжение в соответствии с законом обратных квадратов. – Он взял ближайший предмет – чернильницу – и поставил её на край чертежа, как можно дальше от «сферического тела». – Что ощущает вот этот спутник, когда притяжение отдельных частиц складывается в совокупную силу?
– Разумеется, не мне учить тебя физике, Исаак, но, по-моему, это задача как раз для интегрального исчисления, так зачем ты решаешь её геометрически?
– Почему бы нет?
– Потому что Соломон не знал интегрального исчисления?
– Интегральное исчисление, как некоторые его называют, – грубый и некрасивый метод. Я предпочитаю строить доказательства на геометрии.
– Потому что геометрия идёт из древности, а всё древнее хорошо?
– Пустой разговор. Итог, как всякий может увидеть из моего чертежа, состоит в том, что всякое шарообразное тело – планета, луна, звезда, – состоящее из определённого вещества, притягивает так же, как если бы всё вещество было сосредоточено в геометрической точке – его центре.
– Так же? Ты хочешь сказать – в точности так же?
– Это доказано геометрически, – просто сказал Исаак. – То, что частицы распределены внутри шара, ничего не меняет, ибо такова геометрия сферы.
Даниелю пришлось отыскать стул; казалось, вся кровь от ног прихлынула к голове.
– Если так, – проговорил он, – то всё, что ты доказал прежде для точечных объектов, – например, что они движутся по коническим сечениям…
– Без всяких изменений приложимо к сферическим телам.
– Реальным объектам. – Даниелю предстало странное видение: храм, восстающий из праха. Колонны поднимаются над руинами, обломки камня собираются в херувимов и серафимов, пламя вспыхивает на алтаре… – Так, значит… ты создал Систему Мира.
– Её создал Господь. Я лишь её нашёл. Заново открыл позабытое. Взгляни на чертёж, Даниель. Всё здесь. Это явленная истина. Откровение.
– А ты говорил, что ищешь Бога там, где геометрия бессильна.
– Разумеется. Здесь нет выбора, – сказал Исаак, похлопывая по чертежу измождённой рукой. – Даже Бог не мог бы создать мир иначе. Бог, заключённый здесь, – он с силой ударил по листу, – Бог Спинозы, Бог, который есть всё и, следовательно, ничто.
– Однако, мне кажется, ты объяснил всё.
– Я не объяснил закон обратных квадратов.
– Ты доказал, что если тяготение следует закону обратных квадратов, то спутники движутся по коническим сечениям.
– А Флемстид подтверждает, что так оно и есть. – Исаак вытащил бумаги из кармана у Даниеля. Не обращая внимания на сопроводительное письмо, он сорвал печать и начал просматривать листки. – Значит, тяготение подчиняется закону обратных квадратов. Однако мы вправе сделать это утверждение лишь потому, что оно согласуется с наблюдениями Флемстида. Если завтра Флемстид обнаружит комету, летящую по спирали, он докажет, что я не прав.
– Ты говоришь: зачем нам вообще нужен Флемстид?
– Я говорю: самый факт, что он нам нужен, доказывает, что Бог делает выбор.
– Или сделал.
Лицо Исаака брезгливо скривилось. Он закрыл глаза и покачал головой.
– Я не верю, будто Бог сотворил мир и почил от дел, что Ему больше нечего выбирать и Его присутствие в мире неощутимо. Я убеждён: Он повсюду и всё время принимает решения.
– Но лишь потому, что не всё можешь объяснить с помощью геометрии.
– Я сказал тебе, что ищу Бога там, где она бессильна.
– Может, есть неизвестное доказательство закона обратных квадратов. Может, он как-то связан с эфирными вихрями.
– Никто ещё не сказал ничего вразумительного про эфирные вихри.
– Тогда – с неким взаимодействием частиц?
– Частиц, несущихся от Солнца к Сатурну и назад с бесконечной скоростью, не встречая сопротивления эфира?
– Ты прав, всерьёз об этом говорить не приходится. Какова же твоя гипотеза, Исаак?
– Hypotheses non fingo[114].
– Неправда. Ты начинаешь с гипотезы – я видел некоторые на гравии внизу. Потом рисуешь чертёж. Не знаю, как тебе это удаётся, разве что сам Господь водит твоей рукой. Когда ты заканчиваешь, это уже не гипотеза, а доказанная истина.
– Геометрия никогда не объяснит тяготения.
– Может быть, метод флюксий?
– Метод флюксий – лишь подручное средство для геометрии.
– И то, что недоступно геометрии, недоступно методу флюксий.
– Да, по определению.
– По-твоему выходит, что внутренняя сущность тяготения недоступна натурфилософии. Так к кому мы должны обратиться? К метафизикам? Теологам? Чародеям?
– Для меня они все едины, – сказал Исаак. – И я один из них.
Побережье к северу от Схевенингена
октябрь 1685
Казалось, Вильгельм Оранский прочесал весь мир в поисках места, наименее похожего на Версаль, и велел Элизе дожидаться его там. В Версале всё задумано и воплощено человеком, здесь взгляду представали только вода и песок. Каждую песчинку принесли сюда волны, рождающиеся в океане по неведомым законам, понятным, быть может, доктору, но не Элизе.
Она спешилась и пошла вдоль берега на север, ведя коня в поводу. Плотный мокрый песок был усеян пёстрыми ракушками всех форм и размеров – возможно, они и надоумили первых голландцев пуститься в странствия на поиски заморских богатств. Раковины являли приятный контраст унылой однообразности берега, воды и пасмурного неба. Они зачаровывали Элизу; ей требовалось усилие, чтобы время от времени поднять глаза и оглядеться. Впрочем, видела она лишь росчерки пены, оставленные волнами на песке.
Каждая волна, думала Элиза, уникальна, словно человеческая душа. Каждая набегает на берег, исполненная силы, замедляется, слабеет, растекается шипящею лентою белой пены и захлёстывается следующей. Итог их нескончаемых усилий – берег. Конкретная волна, окончившая здесь свою жизнь, оставила сложный узор песчинок, который можно было бы рассмотреть в лупу, однако Элиза с высоты своего роста видела лишь невыразимо плоский песок – «мерзость запустения в тёмном месте», выражаясь языком Библии.
За спиной раздался громкий треск, как будто рвут ткань. Элиза обернулась к югу, туда, где начиналась выемка в побережье – Схевенингенская гавань. Несколько минут назад там было безлюдно, лишь двое или трое местных жителей собирали моллюсков. Сейчас над песком стремительно двигался парус: треугольник холста, втугую натянутый влажным морским ветром. Ниже располагалась ажурная деревянная конструкция; основу её составлял поперечный брус с двумя тележными колёсами на концах. Конструкция сильно кренилась, и одно колесо висело в воздухе, усиливая впечатление полёта. Оно медленно вращалось, разбрызгивая мокрые комья с широкого – чтобы катиться, а не вязнуть в песке и ракушках – обода. Широкий след от второго колеса вился между согбенными сборщиками моллюсков; ярдах в ста позади его уже смыли волны.
Перед отливом к берегу подвели рыбачью лодку; теперь море отступило, оставив её на песке. Рыбаки подпёрли лодку брусьями и разложили на песке улов. Получился импровизированный рыбный рынок – до вечера, когда прилив разгонит покупателей и поднимет лодку. Горожане приходили с корзинами и приезжали на телегах, дабы подискутировать с рыбаками о стоимости того, что те извлекли из морских глубин.
Многие обернулись взглянуть на песчаный парусник. Он пронёсся мимо Элизы быстрее, чем лошадь на полном скаку. Элиза узнала человека, который управлял тросами и рулём. Узнали его и некоторые покупатели, а кое-кто даже потрудился приподнять шляпу и отвесить поклон. Элиза села на лошадь и поскакала вдогонку.
Берег отделяли от пляжа дюны, похожие не столько на барханы, какие Элиза видела в Сахаре, сколько на помесь дюны с живой изгородью. Их покрывала цепкая растительность, светло-зелёная внизу, кое-где с отливом в голубизну, а на самом гребне густая и тёмная, словно хмурящиеся на море кустистые брови.
Примерно в миле от рыбачьей лодки берег плавно изгибался, скрывая вид на город, и от дюны отходил небольшой поперечный отрог. Дальше о том, что Голландия – обитаемая страна, свидетельствовала лишь высокая сторожевая башня на расстоянии примерно в милю. Здесь песчаный парусник остановился, парус обвис и затрепетал на ветру.