Речь идёт только о взрослых. Дети до десяти-одиннадцати лет в расчёт не брались.
Гард — крепостная стена. В устной речи были формы «гард», «град» и «город». (Прим. ред.)
14
15
Глава 8 Загадка речной крепости
— Доброго утра тебе, варяг!
Харальд, широко улыбаясь, стоял в створе широко распахнутых ворот Коложи, встречая плесковских гостей.
— Входите, не бойтесь!
Высокий длинноусый варяг справа от Сиварда скорчил рожу. Не понравились ему слова нурмана.
Но сам Сивард и глазом не моргнул.
— Что скажешь? — спросил, глядя мимо нурмана.
— В крепости были латты, — ответил Харальд. — Прежний коложский наместник мёртв. Воины его тоже убиты. И не в бою, а тишком... Я тут побеседовал с людьми. Свидетели говорят, кто-то впустил врагов ночью в крепость.
— Вот как… — проронил Сивард.
Спешился и шагнул в ворота мимо Харальда.
— Пленник мой где? — негромко спросил хёвдинг, когда Сивард проходил мимо.
— На вторых санях, — так же негромко ответил варяг, не останавливаясь.
Харальд кивнул и пошёл с ним рядом.
«Как они похожи, — думал Радим, глядя на вождей. — Высокие, ладные, опасные… Сойдутся в бою — и не угадаешь, кто победит».
Радим стоял среди прочих нурманов, глядя на заходивших в крепость посланцев князя плесковского. Вообще-то он хотел Ольгу высмотреть. И это оказалось нетрудно. Княжна была заметна издалека, потому что въезжала верхом на беспокойной сивой в яблоках кобылке. Но Ольга не давала лошади шалить, сидела как влитая. Прямая, гордая. Шубка соболья, длинная — по самые стремена. Шапка такая же, соболья, с хвостами. Лицо меж ними строгое, белое, только щёки чуть зарозовели от мороза…
А потом она увидела среди нурманов Радима. И сразу ожила, заулыбалась. Будто солнышко меж облаков выглянуло.
Улыбнулась — и тут же спрятала улыбку. Вспомнила, что она княжна. Госпожа.
— Не заглядывайся, парень. — Анунд пихнул Радима локтем. — Не про тебя дочь конунга, хоть ты трижды её спаси.
— Да знаю я, — с досадой отозвался Радим. — И в четвёртый раз спасу, если нужда будет.
И тут же заинтересованно спросил:
— А про три раза откуда знаешь?
— Угадал, — Анунд щербато ухмыльнулся. — Один-то раз мы её вместе спасали. И за то нас отец её уважил: на службу взял. И вон как сегодня хорошо получилось…
Набей Брюхо покосился на двор, куда ещё ночью викинги снесли всё добытое в крепости. А добытого немало оказалось. Наместник коложский не бедствовал. И всё его добро латтам досталось. А потом — нурманам! Еще и у смердов кое-чем разжились: мехами, припасами, даже серебром.
А вот рабов не брали. В ночном бою взяли троих пленных, однако они в счёт не шли. Они не рабы — воины.
— Ишь зыркают… Таких только ромеям в гребцы продать можно, — сказал Гуннар, глядя на пленников.
Латгалы сидели рядом под стеной со связанными за спиной руками, побитые, с кое-как перемотанными ранами... И глядели на нурманов очень недобро.
— Или отпустить за выкуп, как Лоймара…
Услышав имя Лоймара, все трое встрепенулись. Но Гуннар на это не обратил внимания. Его другое интересовало.
— Дадут за вас выкуп, белобрысые? — спросил он по-словенски, нависая над пленными. — По двадцать марок. Хорошая цена за жизнь, верно?
Пленники переглянулись и дружно замотали головами.
— Ну, как знаете.
Гуннар повернулся, выискивая взглядом своего вождя. Харальд как раз закончил беседовать с Сивардом и подошёл к своим воинам.
— Как с ними поступим, хёвдинг? Повеселимся?
— Варягам отдадим, — сказал Харальд. — Пусть ими утешатся.
Гуннар хохотнул. Хорошо сказано! Интересно, что скажет Сивард, когда войдёт в дом наместника, в котором только стены да лавки и остались...
— Сивард наверняка захочет их допросить, — пояснил Харальд. — Эти воины были среди тех, кто убил наместника и открыл ворота латтам.
Гуннар медленно кивнул. Судьба пленных латтов представлялась ему теперь совершенно ясной.
Глава 9 Суд плесковской княжны
— Прости, господин. Не уследили мы.
Старик управитель, склонив голову, смотрел в землю.
— При чём тут ты? — нетерпеливо спросил Сивард, накручивая ус на палец. — Рассказывай, что случилось той ночью, когда захватили крепость!
Княжий суд творился прямо на главной площади Коложи. По правде сказать, не так уж и велика была эта главная площадь. Да и сами хоромы наместника, пусть и в два жилья, с горницами и длинными навесными сенями, напоминали просто большую избу.
На высоком крыльце на покрытом рысьими шкурами стуле с резной спинкой восседала Ольга. Ей было зябко, но она не подавала виду. По обе стороны от неё расположились Сивард и Рачила.
Харальд остался со своими хирдманами. Те стояли в стороне, наблюдали. Сейчас судят тех, кто злоумышлял против Вардига, а значит, нурманов это судилище никак не касается.
На открытом месте под стражей — на коленях трое пленных латтов. Вокруг на площади черно от простого люда — собрались едва ли не все жители Коложи.
Рачила поначалу не хотел устраивать суд на площади. «Хлопотно да и холодно, — сказал он, обращаясь больше к княжне, чем к Сиварду. — Быстро допросим ворогов в нижней палате, а потом сразу в темницу их».
Но Сивард без раздумий сказал, что суд должен быть при всём народе. И Ольга согласилась с ним.
— Они, латты, как бы в гости к нам явились, — рассказывал управитель. — А мы что? Мы привыкли. У нас тут в Коложи и по берегам Великой, господин, все живут вперемешку. Погосты кривские и латтские рядом стоят. Наместник их принял честь по чести, за стол позвал. А потом этот, — старческий палец показал на воина с замотанной головой, — вышел и говорит: мол, теперь мы дань ихнему князю платим, а не вашему! А наместника княжьего они до смерти убили. Вместе с другими…
— Так было? — спросил Рачила у латтов.
— Мы гостями не назывались, — буркнул тот по-словенски. — Мы говорить пришли, а ваши нас сразу рубить стали.
— Врёшь, злодей! — закричала какая-то баба из толпы. — Гляньте на него, люди! Тогда какой грозный был, а теперь скулишь, как пёс побитый!
— Ты ещё кто? — недовольно произнёс тиун. — Выйди назовись!
— Да, я выйду!
Женщина решительно шагнула в круг. Люди уважительно раздвинулись, пропуская.
— Имя мое Зимава! Вдова я. Наместнику нашему сестра по отцу. А мужем моим был…
— Мужа твоего я знал, — вмешался Сивард. — Славный был воин. Говори, Зимава, мы слушаем.
— Да куда ж она лезет! — запротестовал Рачила.
Но варяг нахмурился грозно, и тиун осёкся.
— Четырнадцать их было, — громко заговорила женщина. — За столом у брата моего сидели, речи ласковые говорили, спать в доме у него остались. А ночью убили мужей всех.
Вдова всхлипнула.
— Этот был главный над воями! — бросила она с ненавистью, указав на раненного в голову латта. — А с ним ещё один, мелкий такой, плешивый. Потом по домам ходил, говорил, с кого сколько взять, и на бересту записывал. Самый вредный! Сына моего меньшого плетью по лицу ударил, когда тот его татем назвал, а у малого эта зима — шестая…
И заплакала.
— Что ж, — сказал Сивард. — Вина этих латтов установлена. И бесчестье их тоже. Потому за содеянное верным будет предать их смерти позорной.
— Не согласен! — подскочил со стула тиун. — По бабьему слову судить негоже! И за наместника нашего не тебе, варяг, спрашивать, а князю Вардигу! Доставим их в Плесков. Пусть господин решает, где правда!
— Ты думай, что говоришь, тиун! — с угрозой процедил Сивард. — Баба эта — соратника нашего вдова! Её слову я верю больше, чем твоему!
— А я говорю, пусть князь решает, — прошипел Рачила. — Или ты себя выше князя ставишь, воевода?
Ольга молча слушала спор умудрённых опытом мужей. В беседу не лезла, как положено благонравной девице. Но вовсе не по причине благонравия, которого княжне, по всеобщему мнению, всегда не хватало. Ей было просто страшно.
Она вдруг осознала: это настоящий суд. Не сказки о царе Соломоне с его хитрыми загадками и двухголовыми людьми. И речь тут не о недоплаченном оброке, а о жизнях людей. Вот этих трёх латтов, которые стоят сейчас перед ними избитые, связанные, без шапок и ждут своей участи.
Да, они враги, убийцы, злодеи. Но небось у каждого есть слово в свою защиту. А ещё они живые. И у них семьи, дети, которые ждут их дома…
Гневное шипение тиуна и сердитые слова Сиварда не достигали слуха княжны.
В памяти всплывали материнские слова: «Слушай Рачилу, он законы знает!»
И как матушка поморщилась, произнося имя тиуна…
И другие её слова, совсем иначе произнесённые: «Одно хорошо — Сивард с тобой пойдёт…»
— …Говорю тебе, в Плесков повезём, — слышался рядом настойчивый голос Рачилы. — На княжий суд!
— Не надо их никуда везти!
Ольга решилась, встала на ноги.
— Отец мой велел мне голосом его быть здесь, в Коложи. Я сама буду их судить княжьим судом!
Рачила обернулся с недоумением, будто впервые увидев стоящую рядом девочку. Однако, тут же опомнившись, поклонился и прошептал:
— Княжна, право слово, лучше не сейчас… Да-да, батюшка твой велел быть его голосом, мы помним. Но судить убийц не девичье дело!
— Я буду их судить, — твёрдо сказала Ольга. — По Правде и совести.
— Княжна, повремени…
Ольга, не дослушав, отвернулась от тиуна, вновь уселась на высокое кресло и приказала:
— Приведите сюда главаря!
Рачила покраснел с досады, бросил на княжну откровенно неприязненный взгляд. Сивард же улыбнулся в усы:
— Да будет так!
Вскоре латт с перевязанной головой оказался прямо перед Ольгой. Несколько мгновений оба молчали.
«Выслушивай обе стороны», — вспомнились девочке материнские советы.
— Зачем вы напали на Коложь? — наконец спросила княжна. — Что вам не сиделось в лесах? Я не понимаю. Ведь это не ваша земля.
Видно, Ольга ненароком попала в больное место. Латтский воин вскинул голову и быстро заговорил. Говорил он по-словенски совершенно чисто.