— Спасибо за доверие, товарищ генерал, — сказал Авдеев.
— Ну вот и договорились. А теперь идите прогуляйтесь, на звезды посмотрите. Они над приречной поймой особенные. Я их до сих пор забыть не могу.
Но смотреть на звезды Авдеев не спешил. Он тут же отыскал привезенный с собой военный журнал, где была напечатана статья Мельникова об особенностях современного боя. Взгляд его побежал по подчеркнутым карандашом строчкам:
«Искусство командира — в умении создать на учении близкую к боевой действительности обстановку, наполнить ее критическими ситуациями, добиться от обучаемых творческой раскованности, мобилизации всех сил и знаний».
Авдеев придвинул к себе бумагу, развернул карту и стал прикидывать, какую задачу лучше поставить на учениях, какие дополнительные боевые средства привлечь для усиления огневой и ударной мощи войск.
Авдеев любил минуты размышления, когда нет еще ни конкретного плана действий, ни ясной тактической обстановки, а есть лишь командирский замысел. Сейчас были именно такие минуты. И Авдеев старался не упустить их, обдумать все самым тщательным образом.
Так, с карандашом в руке, просидел он за столом несколько часов, пока не вырисовались четкие контуры будущих действий. Почувствовав усталость, Авдеев вышел на улицу, закурил.
Над городом стояла тишина. Недавно начавшая убывать луна поднялась из-за дальнего холма и висела, как спелая дыня. В конце городка, у казармы, негромко, но стройно пели солдаты. Им принялись подпевать девчата, собравшиеся где-то у Дома офицеров. Но вдруг смолкли, громко рассмеявшись.
Неторопливо покуривая и прислушиваясь к вечерним звукам, Авдеев не заметил, как миновал несколько офицерских домиков и оказался возле самого крайнего, где жил прапорщик Шаповалов. В его окнах, выходящих на приречную пойму, горел свет. Авдееву вспомнился утренний разнос начальника штаба дивизии из-за бревен, и он решился на поздний визит к Шаповалову.
Увидев перед собой командира полка, Шаповалов засуетился, протянул руки к пуговицам домашней куртки, потом к вороту, отыскивая застежки. Авдеев остановил его:
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Я ненадолго.
— Нет, почему же, проходите. — Шаповалов шире распахнул дверь, вытянулся, прижав руки к бедрам. — Не стесняйтесь, товарищ подполковник, сын уже спит.
— Наработался?
— А то как же! Теперь из пушек пали — не услышит.
— Смотрите, какой солдат, — улыбнулся Авдеев. — Ну, если так, зайду.
В доме горела настольная лампа под высоким зеленым абажуром. Яркий электрический свет падал на широкий лист ватмана, испещренный жирными карандашными линиями, и расходился неяркими, мягкими бликами по комнате, И все вокруг: солдатская тумбочка с засушенным снопом пенистого ковыля, зеркало, окаймленное широкими оранжевыми листьями, полка с книгами — выглядело чистым, уютным, будто в квартире хозяйничали не мужские, а женские руки.
— Ну что же вы тут рисуете, если не секрет? — подойдя к столу, спросил Авдеев.
— А этот самый лесной дом, товарищ подполковник.
— Проект, что ли?
— Вроде. Это я так, для себя, можно сказать, прикидки делаю. Тут вот какая закавыка, товарищ подполковник. Река наша сильно весной разливается. Поэтому строить дом нужно непременно на сваях. А от городка через пойму мостик сколотим. Вот здесь, в самом узком месте. — Шаповалов показал на две жирные линии с обозначением дощатого настила.
— Досок много нужно. Где их возьмем?
— Нарежем из бревен, — сказал Шаповалов. — На железной дороге лесопилка есть. Я уже говорил с начальником. Разрешат. И мы все уже рассчитали, просмотрели каждое бревнышко.
«Знаю, — подумал Авдеев. — И про то, как полковник Жигарев засек вас на бревнах, тоже знаю».
— Жаль мне разочаровывать вас, Федор Борисович, но приходится. Уж очень размах у вас большой. Для сооружения такого домика целое строительное подразделение нужно. А чтобы самим... при такой усиленной боевой учебе... Нет, нет, это сейчас невозможно. Так что спрячьте пока ваши проекты... Вот с устройством чайной в городке дело реальное. Тут я обещаю вам полную поддержку. Заставим хозяйственников мебель изыскать, живопись подходящую.
— А есть мебель, — оживился приунывший было Шаповалов. — На хозскладе лежит. Ее для столовой привезли, а начальству не понравилось. Слишком модная. А для чайной в самый раз будет. И картины искать не надо. У меня во взводе художник есть — огонь-парень!
— Кто же, интересно!
— Ефрейтор Бахтин. Он такую картину нарисовал! Будете в Доме офицеров — посмотрите. Она в изостудии висит.
— Спасибо за информацию, — сказал Авдеев. — А теперь вот что, Федор Борисович. Есть новость: учения предстоят.
— Так об этом же все знают.
— Верно, знают. Но тут изменения произошли. Вместо обычных учений будут показательные. И сроки подготовки сокращены.
Шаповалов озабоченно сузил глаза:
— Это верно — новость, товарищ подполковник. Но вы не беспокойтесь, мой взвод не подкачает.
— Спасибо за валерьяновые капли, — сыронизировал Авдеев. — А все-таки скажите, как ваши люди — на трудности не жалуются?
— Готовимся, товарищ подполковник.
— Я знаю, что готовитесь. Но меня интересует ваша оценка этой готовности. Может, помехи какие есть?
— Прибавить бы времени на тактику не мешало.
Послышался сонный голос мальчика:
— Папа-а-а Федя-а-а! Папа-а-а Федя-а-а!
Авдеев испуганно прижал руку к губам:
— Разбудили парнишку?
— Да нет, спит он, — уверил Шаповалов. — Даже очень крепко. Это он во сне.
Авдеев тихо подошел к шторе, отгораживающей спальню, прислушался. Мальчонка еще что-то невнятно пробормотал, после чего до слуха Авдеева доносилось лишь чуть уловимое безмятежное посапывание.
— Ладно, — сказал он Шаповалову, — просьбу вашу о дополнительном времени на подготовку по тактике я учту. А вы, Федор Борисович, имейте в виду, вашему взводу придется действовать вместе с ракетчиками на очень ответственных участках. Танки будете на себя принимать. Укроетесь в противотанковых щелях, потом с тыла по танкам — гранатами. Во время войны так действовали наши солдаты.
— Понятно, товарищ подполковник. Только скажу прямо — маловато у нас опыта в этом деле.
— Что значит маловато? Разве тренировки с участием танков у вас не проводились?
— Проводились, но пока нервы кое у кого не выдерживают. Растерянность появляется. Да и начальство с опаской к таким тренировкам относится: как бы чего не вышло.
— Это плохо. — Авдеев нахмурился. — Осторожность, конечно, нужна. Но разве танкобоязнь без тренировок изживешь?
— В том-то и дело, что не изживешь, — согласился Шаповалов.
— Хорошо, учтем и это, — пообещал Авдеев. — А вам спасибо за откровенность.
Шаповалов вышел проводить Авдеева. Они спустились с крыльца на узкую, сжатую кустами акации тропинку. Луна стояла теперь высоко, и белесый ее свет, будто свежий снег, лежал на крышах домов, на деревьях и на дороге, уходящей в приречную пойму. Тишина, казалось, стала гуще, плотнее. Шаповалов вдруг замер, повернув голову в сторону леса. Настороженно приставил к уху ладонь.
— Слышите, товарищ подполковник? — спросил он с таинственным видом. — Лоси пришли!
— Какие лоси? Откуда? — непонимающе переспросил Авдеев.
— А храп, храп не слышите?
Вот теперь и до Авдеева донеслись прерывистые гортанные звуки. Казалось, в лесу собрались музыканты и настраивают свои инструменты.
— Интересно, откуда они пожаловали? — спросил Авдеев.
— Из предгорий. Там заповедник есть. Они часто здесь объявляются.
— Смотрите-ка — не боятся!
— Привыкли. А зимой они даже к солдатской столовой подходили. Сам видел, когда дежурным был по гарнизону.
На взгорке перед поймой будто из-под земли выросли сперва огромные разветвленные рога. Секунду-другую покрасовались не двигаясь. Потом появились сами лоси. Их было четыре. Одинаково стройные, с гордо вскинутыми головами, они словно не шли, а плыли в голубоватом лунном свете, чуть покачиваясь и не отставая друг от друга. Первый неожиданно ускорил шаги, за ним послушно заторопились другие, подобно альпинистам, находящимся в одной связке. И вот уже все четыре на полном плавном галопе устремились вдаль, отважно пересекая взгорок. Все дальше и дальше уходили лоси. Постепенно растворились в лунном свете их сильные, красиво вытянутые в беге спины и заломленные назад рога. Шаповалов и Авдеев не могли оторвать от них зачарованного взгляда.
Глава шестая
1
Мельников в сопровождении Жигарева и Авдеева осматривал местность, где должны были проходить учения. Легкий и верткий газик проворно перебегал с одной высоты на другую, и всякий раз Ерош останавливал его не на самой верхотуре, а где-нибудь в ближней ложбинке, за камнем-валуном или в зарослях чилиги. Довольный сообразительностью водителя, комдив одобрительно кивал:
— Правильно, Никола, маскировка прежде всего.
Докладывал об особенностях местности начальник штаба дивизии Жигарев. Всегда живой и собранный, на этот раз он заметно нервничал, голос его забивала непривычная хрипотца.
— Ну что же, товарищи, — сказал Мельников, когда газик выскочил на главную высоту, которой в предстоящих учениях отводилась едва ли не самая важная роль, — участок в самом деле выбран нелегкий. Перед нами и песчаные дюны, и переправа с крутыми берегами, да и позиция наступающей стороны, пожалуй, менее выгодная по сравнению с позицией обороняющихся.
— Вот это и беспокоит меня больше всего, товарищ генерал, — сказал Жигарев. — Мы же умышленно идем на риск. А его не должно быть на таком ответственном учении.
— Не должно, говорите? По-вашему, мы должны на учениях всякий риск исключить? — спросил Мельников.
— Я хочу, чтобы учения стали действительно показательными во всех отношениях, — упрямо повторил Жигарев. — И чтобы командиры наши наглядно могли увидеть все положительное, а затем перенять его...