Ромеи. Вот и встретился Лемк с теми, кого так разыскивал. Однако это ещё ничего не значило, так как жители Города, особенно ставшие солдатами — вольно или невольно, были зачастую не самой доброй и приятной публикой.
Так что приходилось выбирать сейчас, как себя поставить в будущем. Примкнуть к ним и слушаться. Или же попытаться навязать свою волю. А судя по гнусной роже говорившего, Теодору бы нелегко пришлось терпеть команды подобного типа. Спасибо, ему хватило Глёкнера и Моленара. Хотя те ещё были неплохи, они лишь прививали дисциплину как умели. А вот некоторые, оказавшись вдали от власти, придумывают свой собственный закон, который навязывают всем тем, кому только возможно.
Он небрежно взмахнул клинком, напуская самый уверенный вид:
— Я протодекарх скопефтов Сицилийской турмы, друнгария де Вальверде, кентархия Моленара, Теодор Лемк. А вы кто такие?
Один, что гнусный промолчал, бросая взгляды на Лемка, поспешно обшаривая убитого. Молчание становилось напряженным. Лемк смотрел по сторонам, обдумывая как ему поступать дальше, и не лучше ли ему было бы вернуться назад и попытаться скрыться с конями подальше от оставленных на дороге трупов и этих вот типов.
Второй же затараторил:
— Мы тоже из Сицилийской! Друнгария де Новарета, кентархия Георгия Венеса. Стояли на переправе при Вите, когда нас смели! Еле скрылись от поганых! Ох и страху натерпелись! А теперь, видишь, удача — попался нам бусулман в руки, да прибили сгоряча.
Как только не называли сарацин — турци-турки, бусулмане, бусурмане, чалмоносцы и прочие эпитеты… Что же, они сами заслужили.
— Вы прибили? Или добили раненого?
— Как там тебя, Лемк? — подал голос тот, что обыскивал мертвого азапа. — Слышь, Лемк, чего стоишь? Помоги тело оттащить! Железку свою отставь, а то работать будет несподручно.
— Ты разве не слышал меня, солдат? Я старший десятник и не тебе мною командовать.
— Мы не в армии.
— В армии. Вы подписали контракт.
— Армии нет, её разбили. уничтожили! Там, за Орхани/Самунджи и на переправе у Вите!
— Я для тебя армия! Твоё дело — подчиняться старшему по званию!
— Отстань, что ты привязался… Декарх! Ты ещё молод! Поучись лучше у людей, что прожили подольше. И первое, что я тебе говорю, хватай тело за ноги и тащи в кусты.
— Не пойдёт. Вначале всё, что собрал, в кучку рядом положи, а сами тело в кусты утащите и след затрите. За это я поделюсь с вами частью добычи.
— Да с чего бы вообще претендовал на этот наш труп? Не наш, в смысле, на труп азапа… Ну это, ты понял…
— А вы что, думали он сам себе удары нанес, и сам истек кровью?
— Слышь, молодой, по голове ударили? Железо оставь, а сам шуруй.
— Да-да, слушайся давай! Нас тут двое, если что! Мы тут, знаешь ли, и не таких на хрен посылали. Подрезал он какого-то дохлого тюрца…
Не было никаких особых взглядов исподлобья. Но обстановка накалилась до той степени, когда драка могла начаться в любой момент.
Но это солдаты, надо было дать им ещё шанс. Вместе выжить больше шансов, а потому их надо было как-то убедить.
Теодор попытался разрядить обстановку.
— Стойте-стойте! Вы ведь голодны, так? А у этого с собой ведь ничего особого нет, верно? Если пойдете со мной, то я дам вам немного еды.
Наглый рыжеусый и болтливый переглянулись.
— С чего бы нам тебе верить? А вдруг обманешь?
— Делать больше нечего. — он вложил скьявону в ножны. — Хотите — оставайтесь и блуждайте в лесу. А я устал бегать за этим покойником и пойду обыщу его вещи, да поем нормальной еды и выпью вина.
— А вдруг ты там не один?
— Так я и не один. Со мной — нас там трое.
То, что оставшиеся двое — кони, не имело значения.
При упоминании вина и ещё двоих товарищей, поубавило прыти и тон ромеев стал ниже.
Из сарацин уже успело належать немало крови. Новые сарацины, если и были — то либо убежали в ужасе за помощью, либо помчались преследовать разбойников на дороге. Возможно. Гоплит никуда не делся — стоял рядом с охромевшим конем.
Ромеи увидели разметанные, окровавленные тела на дороге и побледнели:
— Ну, кхе… Это ты их с друзьями? И где они?
— А вон, — кивнул на коней Теодор. — Мои друзья.
— Кхе… Ты, декарх, что-то говорил про еду?
— Протодекарх.
— Ты говорил что-то про еду, протодекарх?
— Сначала надо убраться здесь. Мне за полдня попалось несколько человек, и я не хотел бы чтобы сейчас кто-то вышел… Ай, лишь тратим время за разговорами. Быстрее!
Болтливый и рыжеусый взялись за тела и шатаясь, за несколько ходок оттянули их в кусты. Кровь посыпали землей и пылью, потоптались сверху.
— Я с тел ничего не снимал. Проверьте их пояса и сумки. Если из одежды что подойдёт — берите себе. Еду — в общее. Деньги — мои.
При упоминании о деньгах ромеи лишь вздохнули. Но немного меди и серебра, что оказались у азапов, немного успокоили их.
— Не унывайте, воины! Выйдем к нашим городам, отметим хорошенько своё возвращение! А по пути, если попадутся подходящие чалмоносцы, возьмём своё, что потеряли в обозе. У вас же там кое-что было?
— Было, старший, было… Ты не против, если мы так будем называть?
— Не против.
Рыжеусый прекратил все попытки ворчать, не то что начинать драку.
Сделав дело, они поспешили уйти с опасного места. Двигались к поляне, где встретились ромеи и дальше, через овраги, кусты, внезапные торчащие скалы. Коней взяли с собой. Вернее, даже это Гоплит соизволил пойти с нами. А второй, хромая, потянулся за ним.
Расположились у небольшого ручья, журчащего в доступности между камней. Маленький горшок с углями разбился во всей этой суете, а потому сварить хоть немного горячей каши или похлёбки не было возможности. Лемк выделил свои съестные богатства на троих, дав ромеям по небольшой сушеной речной рыбине и лепешке и тут же перекусили. Новым спутникам Лемка (как и ему самому) этого, конечно же, было мало, но напившись чистой и вкусной воды, получили определенную сытость.
— Рассказывайте, что знаете о наших, о войске. Вообще об уцелевших.
— Да нечего особо рассказывать, старший! Там такой страх Божий творился, что побежали мы так, что глаз ничего не видел, а слух не слышал! — затараторил тот, что помоложе и болтливей. Рыжеусый в основном помалкивал, сказав уже всё накопившееся ранее. — Мчимся — а за нами погоня — сарацины! И рубят одного за другим, пока мы через глубокий овраг, который им на лошадях не перелезть, не встретили! А потом бежали в лесу, выбирая овраги и наоборот, камни всякие, и там и там обдирая одежду. И так целого не было — а тут совсем изорвались. Бежали не одни — да толку с них… Мушкеты все побросали, у всех только ножи да мечи, а толку с них в лесу? Всё сидели, думали, что дальше, пока животы не заурчали. Тут уж что думать — пошли мы вот, узнать, где тут чем можно разжиться в плане пропитания. Вот, значит — где селения есть, чтобы, значит, у них чего взять.
— Что, монет много с собой прихватили?
— Да зачем монеты? Это же местные! Им нож под нос или ихней бабе только юбку задерешь, так они сразу готовы всё отдать.
— Вас вообще, как звать?
— Евстафий и Константин.
— Так вы знаете где ещё находятся наши?
— Да чего там знать… Если не ушли, то знаем где. Но делать там нечего — еды у них тоже нет. А есть раненые, и несколько верховодящих, наглых латинян.
— А о Гариде, о том куда пошли сарацины, где ушедшие савойцы — слышали что?
— Э, нет, думаем что знаем не больше твоего…
Глава 9
В середине дня пошел дождь. Озябший, усталый, мокрый маленький отряд пробирался к возможной стоянке разбитых солдат двух турм.
Теодор шёл и думал о том, что лишь бы не намок среди припасов и в бандольере порох. А ещё хотелось не помереть в безвестности в этих горных лесах. Зажав рукой одну из деревянных бутылочек (колб, зарядцев), он забормотал искаженную молитву, подходящую к случаю:
— Святые апостолы, искоренители безбожия и истиной веры насадители, помогите избавиться от всякого зла и вражьей лести, твёрдо сохранять веру, в ней ни ранами, ни прещением, ни мором, ни каким гневом от Создателя своего истреблены будем, но мирную проживём здесь жизнь и когда-нибудь увидим всё же благосостоятельность на земле живущих, славя Отца, и Сына, и Святого Духа, Единого в Троице славимого и покланяемого Бога, ныне, и всегда, и во веки веков. Двенадцать апостолов, сберегите меня, а я отслужу. Аминь.
Дождь прекратился, когда до наступления темноты оставалось совсем немного времени. Ночь хотелось провести в безопасном месте, и потому Рыжеусый Евстафий и Болтливый Константин, приодевшиеся в более целые одежки азапов, вели Теодора с конями выкладываясь изо всех сил.
Когда ещё только подходили к тому самому месту о котором говорили солдаты, то не встретили ни одного охранного поста, что говорило о том, что: либо уже никого на месте лагеря нет, либо всем плевать, либо народа слишком мало для того, чтобы ещё и в охране стоять.
Но так как вокруг воняли кучи остатков жизнедеятельности, то по крайней мере люди тут когда-то были. По этому запаху можно было отыскать любой армейский лагерь.
Довольно большая поляна была окружена старыми буками, они росли плотно, смыкаясь кронами, и на поляне от этого создавался резонанс.
Ткодор прикинул, что выбрал бы другое место, где было бы больше обзора. Или хотя бы выставил охранные посты, как советовали в Стратегиконе.
На поляну он вышел с зажженным фитилем, удерживая аркебузу на предплечье. Слава Всевышнему — порох не промок. Да и вообще р в плохом иногда есть хоть что-то хорошее: благодаря дождю вычистил одежду от крови — она была залита кровью от ворота до самого пояса.
В глубине поляны горели несколько небольших костров, нещадно треща и дымя мокрыми ветками, отчего на ней казалось было более темно, чем за её пределами. Возле них сидели, молча или разговаривая и спали, похрапывая, на кучах веток и под своими истершимися кафтанами, бормоча сквозь сон.