Надышавшихся дымом выводили, отбирали оружие и оставляли под вооруженным присмотром.
Кони нам фоне этого испуганно ржали и пытались вырваться из своих уздечек. Ромеи было бросились тушить огонь, но его языки уже начали выскальзывать из постоялого двора. Деревянные строения быстро стали дымиться и трещать от жара.
Через несколько минут пожар охватил весь постоялый двор, стойку для лошадей и часть построек двора. Дым и пепел заполнили воздух, делая его едким и тяжелым. Пламя высоко поднималось вверх, образуя немалое зарево. Ни о какой скрытности не могло быть и речи! Требовалось поторопиться.
— Нам нужны лошади! Идём в Асени.
Оседлав имеющихся коней, взгромоздились по двое на них и как можно быстрее отправились в село.
Поселение состояло из скопища традиционно белых и красивых домиков, где у каждого жителя был зелёный садик из плодовых деревьев и немалые подворья. И оно сразу не понравилось Теодору.
Надо сказать, что именно Асен (Асень), в честь которого видимо и было названо поселение, избавил болгар от власти ромеев. В 1185 году, не получив от императора поместье и оттого обидевшись (болгары же говорили, что причиной были высокие налоги), два брата — Петр и Асен, представители местной крупной знати, начали восстание против ромейского владычества. Нанеся ряд чувствительных поражений армии Исаака II Ангела (одна битва на Тревненском перевале чего стоит) они основали «второе болгарское царство», просуществовавшее до прихода сарацин. Впрочем, Асен во многом из-за них и победил ромеев, так как любил приглашать куманских/половецких наёмников, которые и утвердили его власть и помогли сдвинуть брата от власти.
К неприятному названию теперь добавилось то, что местный чорбаджи уже собрал жителей с дрекольем у своего дома и вовсю науськивал их на солдат.
Не успели Теодор прокричать:
— Во имя империи! Нам нужны лишь лошади чорбаджи!
Как в них полетели камни:
— Убирайтесь прочь! Мы верные люди султана!
Потом выскочила куча горластых смуглых, упитанных женщин в многочисленных платьях, надетых друг на друга и присоединились к своим мужчинам, напирая на оторопевших ромеев.
— Пошли прочь, ромеи! Git seni aşağılık! Fahişelerin oğulları! (Давай, проваливай, ничтожество! Сыны проституток!)
Пришлось применять силу…
Победив в тяжелой драке более многочисленных помаков и прогнав их прочь, ромеи начали выводить лошадей, когда из нескольких домов по ним открыли ружейный огонь. Он был совсем неточный, но очень нервировал. Сначала занятые люди даже не обращали внимание на щелчки пуль, пока не ранили одного из солдат.
Такое игнорировать было уже нельзя. Пролилась кровь и за раны требовалось отомстить.
— Сжигайте тут всё. — командовал Теодор начавшим уставать солдатам, сам утирая рассечённый камнем лоб, из которого, заливая глаза, бежала кровь.
Ромеи ворвались в ближайший дом, где разгребли очаг. Похватали всё, что может гореть и поджигая вещи и ткань, стали кидать на крыши соседних домов. Вскоре искры золотистые искры полетели огненным роем, и пламя взвились над частью поселения. Ветер, что начал постепенно усиливаться, раскидывал искры, нес пепел и дым на защитников.
Помаки сперва пытались спасти свои жилища, но пока тушили один дом, разгорались несколько других, а вскоре пламя охватило все дома. Единичные счастливчики избежали внимания стихии.
В этой суматохе ромеи и покинули данное место, прихватив нужное количество лошадей.
Зарево от пожара наверняка привлекло внимание окружающих поселений, а значит скоро враги будут оповещены о нападении на кулату.
Загрузив и оседлав найденных лошадей, Лемк повёл отряд по небольшой, но крепкой дороге прочь.
Всё тормозили раненые, многие из которых от кровопотери не могли держаться в седле, а также то, что основная масса ромеев держалась в седле подобно мешку с навозом. Даже один сипах или джебелю мог расправиться с такими всадниками, так как верхом ромеи были лишены своего главного преимущества — мушкетов и аркебуз, которых верхом было весьма тяжело перезаряжать. И если со вторым пока ничего нельзя было поделать, то раненых нужно было куда-то пристроить. Следовало найти им надёжное пристанище. Где такое можно было найти во вражеской земле, если в болгарах нельзя было быть до конца уверенными в том, что не сдадут властям? Могло показаться, что таких мест не было. Но нет — священные дома, церкви и храмы мессиан, которых было не так уж и мало.
Расспросив освобождённых пленников, которые знали неплохо округу, Лемк повёл всех в сторону «их» пещеры, по пути сделав крюк в сторону Варовитеца.
Вообще-то это был древний (XII век) монастырь Святой Троицы в кленовой роще у подножия Чёрной горы. За счёт того, что основным материалом при строительстве был известняк (болг — «варовит» — «известковый»), от него и пошло более знаменитое название.
Увидев израненный, тяжело нагруженный отряд, монахи без всяких вопросов бросились оказывать помощь, хоть и выглядели немного испуганными.
Среди одетых в рясы фигур Теодор увидел знакомое лицо. Которое увидев Теодора, оно тут же расплылось в улыбке:
— Евх, стой! Ты как здесь очутился?
— Неисповедимы пути…
По словам Евхита, он отстал во время марша от войска, пока оказывал помощь одному из раненых, а потом пришлось спасать и свою жизнь от наступающим сарацин. Бросился в реку, а потом и из неё, наткнулся на монастырь, где его и приютили.
При посредничестве Евхита удалось договориться о том, что самых тяжелораненых оставят здесь на излечении.
Во время обеда всем выдали по чарке грушевой ракии, что подбодрила уставшие, практически опустошенные организмы. Только сам обед подкачал — был постный день, и скудные овощи (даже не рыба) не могли удовлетворить ромеев. Они тут же, без спросу пройдя на кухню, в основном из собственных обильных запасов запекли на вертеле нашпигованное чесноком мясо. Достали прочие припасы (часть оставили игумену в дар, часть — на раненых, часть — на хранение).
Несмотря на утомление, за общим с монахами столом ромеи делились тем, как ловко они били сарацин и сколько всего добра у них отняли.
Среди монахов были и молодые лица, которые слушали речи солдат с самым живым интересом и с болью смотря на «скоромное», которое поглощали ромеи, запивая ракией.
В тот момент Теодор не нашёл ничего лучше, чем обратиться к ним, подбирая самые возвышенные слова, которые так любят церковники:
— Благочестивые слуги Всеединого! Послушайте меня, того, кто недавно был простым трудником в церкви. Сейчас я обращаюсь к вам с верой в праведность нашего дела. Дела, которое объединяет окрестные земли вот уже несколько веков! Ныне мы, ромеи, болгары, греки и прочие стоим на пороге великого испытания.
Великая тень войны нависла над нашей землей, и народы наши страдают под гнетом тирании сарацин! Ныне мы не можем стоять в стороне, мы должны встать на защиту нашей древней земли, как верные защитники веры и добродетели.
Призываю всех из вас, способных на время взять оружие, присоединиться к нам в этом священном походе против нечестивых агарян!
Пусть святой огонь разгорится в ваших сердцах! Пусть свет божественной милости осветит наш путь к победе! Присоединяйтесь к нам, монахи, и вместе мы совершим великие дела во благо Империи и веры!
К неудовольствию игумена часть молодых монахов, полдюжины, выразила горячее желание временно встать под знамя Империи после этой речи.
Боясь ещё большей смуты среди служителей, игумен чуть не силой вытолкал людей Лемка за пределы монастыря.
Отсюда отряд пошел на восток, в пещеры.
Устроившись там на отдых, Теодор не забыл выслать патрули к дороге, по которой они шли и организовать патрулям смену на подступах к убежищу. И вскоре, уже на следующий день, патрули донесли, что на дороге рыщут чрезвычайно много конных сарацин…
Не дожидаясь, пока их найдут, роме пошли дальше в горы, забираясь ещё выше. Однако они шли не наобум. У них была уже примерная цель, место как минимум под новое временное убежище.
На вершине высокого каменистого холма, с довольно крутыми обрывами, возвышалась заброшенная древняя крепость, построенная римлянами в далекие времена недалеко от узкой, но бурной речки Стряма. Ее каменные стены, укрепленные разрушенными башнями и воротами, все еще внушали уважение и восхищение своей прочностью.
В самой крепости над всем доминировал укрепленный внутренний город или цитадель, окруженный оборонительными стенами с воротами и башнями. Площадь всей крепости составляла около 80 000 квадратных футов, из которых 50 000 занимает цитадель. Всего в крепости было восемь оборонительных башен, из которых сохранились только несколько, остальные же обрушены временем и врагами. Башни имели как прямоугольную, так и многоугольную форму, а их руины достигали до 40 футов в высоту.
Западная стена замка, окруженная башнями с каждого конца, находилась в наилучшем состоянии. Ее длина составляла около 350 футов, а толщина была довольно серьезна— около 5,4 фута. Стены были построены по технологии, как читал Теодор называемой opus emplectum (Римская строительная техника — каждая сторона стены построена из готовых каменных блоков, оставляя между ними значительную пустоту. Пустота заполнена смесью битого камня, смешанного с строительным раствором.) из битого местного и речного камня, сваренного вместе с помощью белого строительного раствора. Жилые здания внутри цитадели были созданы из битого камня и белого строительного раствора и чаще всего имели один, хотя в некоторых случаях два и более этажей.
Были тут и фундаменты нескольких церквей, если судить по стенам: две — в цитадели, а ещё две были расположены за пределами стен. Сквозь дыры в стенах можно было рассмотреть части потускневших фресок.
Непременными атрибутами римских/ромейских крепостей были водный резервуар, зернохранилище, казармы, караульные помещения, мастерские, но всё это находилось в руинах.
Забравшись на вершину стены цитадели, Теодор увидел, что с высоты открывается великолепный вид на окружающие горы и долины. И это было замечательно, это делало развалины более значимыми и важными для обороны.