— Теодор Лемк, — начал он, чуть помедлив, — рассмотрев все доводы обвинения и защиты, суд пришел к следующему решению.
Где-то в углу громко заскрипела портупея, кто-то переступил с ноги на ногу. В зале ожидание было почти осязаемым.
— Множество дел совершено тобой, — продолжил судья, — многие из которых вызывают сомнение и недовольство, но и немало тех, что принесли пользу Империи. В совокупности их суд постановляет: ты не достоин награды, но и смертной казни не достоин.
На миг Лемк задержал дыхание. Значит, его жизнь не оборвется здесь, в этом зале, под пристальными взглядами знати и военных.
Но голос судьи продолжил, как будто ему хотелось вдавить слова глубже, тяжелее.
— Контракт с тобой, Лемк, должен быть разорван. С этого момента ты изгнан с военной службы.
Эти слова словно ударили по воздуху. Лемк медленно поднял голову, глядя прямо на старшего судью. Рядом послышался глухой шепот — кто-то из зрителей поспешно перекрестился.
Судья не отвел взгляда, продолжая:
— Как сказано в военном законе, — он поднял пергамент, чтобы прочесть: — «Стратиоты пусть не занимаются ни земледелием, ни торговлей, ни государственной деятельностью, если они изгнаны с военной службы и лишены преимуществ стратиотов».
Каждое слово звучало четко, словно оно падало в пустой колодец.
Лемк стоял, как окаменевший, но внутри его горели два чувства: облегчение и горечь. Его не казнят, но что теперь делать? Как жить?
Судья опустил пергамент и произнес последнее:
— Ты свободен, Теодор Лемк. Но свобода — твоя единственная награда.
Зал на мгновение будто застыл, а затем наполнился глухим шумом голосов. Судья махнул рукой, и дверь за спиной Лемка открылась. Стражи подошли, чтобы вывести его.
Теодор медленно развернулся. Он не хотел встречаться глазами с толпой, где могли быть те, кто поддерживал его, и те, кто презирал.
А впереди была пустота.
На выходе из дворца Теодора встретила толпа. Много людей. И хотя он ожидал лишь стражу и случайных зевак, тут были люди, которых он давно не видел. Сулиот Федос Зарбас, еще более худой, стоял впереди и улыбался. Траян Лазарев, Йованна Маркова, Юц. Но за ними стояли и другие — младшие офицеры, бойцы, лица которых Теодор знал лишь мельком, но которые успели проявить себя в боях. Их было больше, чем он мог предположить: ромеи-солдаты, выбившиеся с самого дна, но уже носящие знаки отличия за службу. были здесь и те, кто шел с ним от румелийцев из Болгарии. Те, кто не подписал контракт.
Федос шагнул вперед, не дожидаясь приветствий.
— Ну что, друг, — начал он с полуулыбкой, — не ждал нас увидеть? Не могли же мы тебя оставить на растерзание бюрократам?
Слова эти, простые и честные, согрели Теодора больше, чем он готов был признать. Он обвел взглядом этих людей. Кто-то держался уверенно, кто-то сдержанно, но все они были здесь, несмотря на недоброжелательство знати, на риск испортить свое положение.
— Что ж, — тихо ответил Теодор, — рад видеть ваши лица. Даже не знал, что они могут быть для меня такими родными.
Толпа за спинами Федоса зашевелилась, кто-то хмыкнул, скрывая улыбку.
— Многие хотели прибыть. Но их задержали, а многих я отговорил. Например, Сидира Мардаита. У него скоро заканчивается срок контракта, и он сказал, что продлевать его не будет.
Но радость эта была не для всех. Стоило им выйти на улицы города, как стало ясно, что со многими у Теодора окончательно ухудшились. И если раньше многие вельможи просто не замечали Теодора, теперь они не стеснялись показать ему, что они постараются испортить ему жизнь.
В первый же день отдыха Теодор с друзьями встретил задиру, комита-примикатора, с презрительным выражением на лице.
— Лемк, — бросил тот, насмешливо перекладывая руку с эфеса на пояс. — И как тебя земля носит после того, что ты натворил?
Не успел Лемк понять, что эти слова относятся к нему, как Федос, сделал шаг вперед, словно это оскорбление бросили ему лично.
— Кто ты такой, чтобы судить? Если хочешь говорить, то говори со мной. Или клинком объясни, раз слов не хватает.
— Я сам…
— Ты полгода сидел в темнице! Вот отъешься, будешь сам таких затыкать. А пока предоставь это мне!
Задира сделал первый выпад — быстрый и стремительный. Федос отклонился, едва повернув плечо, и сабля противника рассекла пустоту.
— Ты слишком шумен!
Его сабля сверкнула, уходя в дугу. Звон металла наполнил воздух. Комит блокировал удар, но едва успел отступить, как Федос нанес следующий. Лезвия сталкивались так, что искры падали на землю.
Федос двигался грациозно, легко, словно танцуя. Его противник делал резкие шаги, пытаясь загнать его в угол, но сулиот шагал кругами, не давая захватить инициативу.
Наконец, с резким поворотом руки Федос полоснул по предплечью комита, взрезая мышцы, отчего сабля выпала из его рук, с глухим звоном упав на камни.
— «Учись владеть не только оружием, но и головой», — сказал сулиот, опуская свое лезвие. Он посмотрел на толпу. — Никто не смеет оскорблять моего друга. Кто еще хочет попробовать?
Тишина была его ответом.
В одной из множества таверн, расположенных на Месе, Теодор наблюдал за кипящей толпой, наполняющей древние улицы города новой жизнью.
— А что, не слышал? — друзья Теодора пересказывали новости с таким азартом, будто зарабатывали на этом. — Перемирие у нас с румелийцами. На десять лет! Сил воевать ни у кого не осталось, да и золота в казне едва на солдатские сапоги хватает.
— А Михая Храброго в Трансильвании убили, — подхватил другой. — Объединить княжества ему так и не удалось. Зато началась очередная каша — междоусобица, в которой дерутся все, кто может держать оружие. Опытные люди там сейчас на вес золота.
— Фессалия — полный бардак, — добавил третий, смахнув крошки со стола. — Дамат-пашу султан хотел казнить за все его провалы. Но тот, вместо того чтобы покорно сложить голову, поднял мятеж.
Отношения с Веной/Прагой и западной империей значительно ухудшились. Была ли частная инициатива Русворма непонятно. Генерала, по каким-то, ведомым лишь знати причинам освободили, и бывший главнокомандующий союзными войсками убыл прочь.
— Есть сведения о моих пропавших друзьях?
Все пасмурнели.
— Только об Илие. Его тогда при отступлении убили. Мы нашли тех, кто это видел.
— Значит не удалось ему собрать деньги на свадьбу…
— Да многих нет. Дипар погиб, как и Моленар, Янчо Златев, Първан, Ганчо Михов, Чолаков, Добрин, Корст, Енчо, Ангел и многие другие. Пропал без вести Кубяк, Арнауд. А скольким руки и ноги отрезали? Многим. Камиль и Чуботя перебежали к исмаилитам, приняли их веру.
Долго тогда вспоминали тех, кто уже не поднимет кубок вина.
— А у тебя самого какие планы?
— Раньше я хотел стать комитом. Теперь же мне этот путь отрезан. Пока поживу в Городе. Всё же не изгнали прочь. Пока деньги есть, но как надолго не хватит не знаю. Зима впереди, буду думать.
В эту зиму 1602–1603 года у него действительно накопились письма с приглашениями. Приглашали его на службу бояре из Валахии и Молдавии.
Дукс Добруджи из сторонников Ховрина, то есть дружественный партии, приглашал бороться с юрюками и прочими кочевниками в низовьях Дуная, которые мешали торговле.
А ещё была галера в Силистрии. Люди говорили, что она ещё цела. А где-то не так уж далеко закопан клад с оружием. Можно устроить набег на бывшую Вифинию или уйти южнее, пройтись м рейдом по землям бывшей имперской провинции — Киликии, а может и на Левант…
Разговор с одним из доверенных лиц Сордонто, который говорил с ленцой, но его голос был ясен, а слова точны, как удары шпага:
— Неаполь зовет вас, капитан (латиняне как-то дружно начали его так называть). Там жизнь проще, чем в Империи, и платят не так скверно. Посмотрите на этих молодцов. — Он кивнул в сторону группу моряков, лениво развалившихся на скамьях. — Эти ребята недавно выгнали банду Винченцо Грима из окрестностей Капуи. Теперь в их карманах звенит золото!
— И все это ради войны с бандитами? — Теодор поднял бровь.
— Бандиты там — не просто оборванцы с кинжалами, — усмехнулся собеседник. — У них хватит ума и наглости ограбить карету архиепископа и скрыться так, будто их унес сам дьявол. Да и для вас, человека, прошедшего многие сражения, это развлечение, а не война. Будете гонять их по холмам и виноградникам, а не сражаться на смерть за каждый фут земли.
Теодор задумался. Предложение выглядело соблазнительно. Остерии и таверны Неаполя сулили отдых, который бы ему пригодился. Если бы не отдыхал предыдущие месяцы в темнице…
— Вино, жратва, — продолжил полубандит, — комедии в Коррале. А климат, скажу вам, настоящий рай для усталого бойца. Только вот, капитан, если вы не согласитесь, придется позвать кого-нибудь другого. И когда этот «кто-то» станет героем, помните, что шанс был у вас.
Предложений хватало.
Средства были — и не только от добычи. Они честно отдали долю императору из золотых монет. Только решено было не унижать достоинство басилевса и его казначеев презренной медью, потертыми от множества рук серебряными монетами, немногими драгоценными камнями. А еще мешочек с золотыми солидами ждал его. ~4000–5000 венецианских дукат у него сейчас набиралось. Точно Лемк еще не знал.
Надо было что-то делать, что-то решать со своей жизнью. Например, можно было начинать искать корону Маврикия.
Правда от Ховра поступило предложение, когда им удалось увидеться. По виду Георгий был всё тем же смелым парнем, каким его Теодор успел запомнить в боевых делах. Он просил помочь его друзьям в Валахии, которые воевали с одним из возможных наследников на трон Империи, а значит противником Георгия.
Так он нанялся в Валахию на небольшой рейд, где один из бояр тратил свои последние деньги. Теодор заработал на этом немного золота, но попутно встретился с польскими гусарами. Их длинные копья и сверкающие доспехи выглядели внушительно. А вот противопоставить им оказалось почти нечего, кроме мушкетных выстрелов из-за укреплений. Правда и «наследник» Империи в одной из стычек погиб, и даже без помощи отряда скопефтов Лемка.