Так и гуляем по палубе (ну не в каюте же сидеть). Море за бортом – совсем не такое, как на Севере, там оно даже летом кажется суровым, холодным. А здесь – вот окунуться бы, не терпится мне, как на пляж придем! Только получится это не раньше, чем в Сухуми или Батуми – слышала уже, что в Севастополе оба пляжа, что Учукуевка, что Омега, от Морвокзала далеко, а в Ялте пляж очень неудобный, каменистый. Вот дельфинов хочу увидеть – слышала, они часто корабли провожают, рядом плывут. И «Владик, Илюша, к борту не подходите, осторожнее!» Дети бегают, играют или нас донимают вопросами – а каково Лючии справляться с четверыми? Когда мы искупаться решили, в бассейн сначала двое ребят спустились, из наших «песцов», для страховки – и не смейтесь, я и Лючия плаваем отлично, а за детей страшно, вдруг захлебнутся? Олюшку я покормила и уложила спать под присмотром Нади, одной из «смоленцевок», что с нами отдыхать поехали (Марии Степановне ведь тоже хочется на море взглянуть).
Я была сейчас ну просто бесконечно счастлива! Как мечтала давно, со своим Адмиралом, на большом белом пароходе, и никуда не надо спешить, и нечего бояться – вот стоим мы на палубе, и любимый человек меня за талию обнимает, хорошо-то как! Блистающий мир – волны бегут навстречу, и мы будто летим, как в том романе Грина. Кстати, в Феодосии будем, там Старый Крым рядом, может, успеем съездить в дом-музей писателя, где по-прежнему его вдова, Нина Александровна, живет – я сама в сорок шестом настояла, чтобы ее в особый список включить (категория «Б»), так что никаких неприятностей за «сотрудничество с оккупантами» (работала редактором в их газетенке – но в отличие от некоей Пирожковой, во враждебности к Советской власти не замечена) у нее не было. А я книги Грина читала еще до войны, иногда же просто себя его героиней чувствую. Отчего люди не летают как птицы – хотя я бы, наверное, не смогла, в отличие от Лючии, высоты боюсь! Ветер меня по коже гладит, с платьем творит такое, что я при порыве как в одном купальнике стою, и волосы словно расчесывает – мою шляпу сорвал и в море унес! Но я не расстроилась совершенно – ведь день такой чудесный, лучший в моей жизни! И хотелось, чтобы он не кончался.
Вот только оглянуться – и военные корабли рядом, нас охраняют. Сколько мрази в мире осталось, что людям даже нельзя безопасно отдохнуть! Черное море – наше море, нет сюда ходу чужим кораблям, ну а турки не идиоты на СССР в открытую нападать. Но читала я книгу какого-то Бушкова, как там такой же пассажирский лайнер, и подходит в море сейнер, а на нем банда, идет на абордаж. При обеспечении нашей безопасности, эта угроза всерьез предусматривалась, как и то, что какой-нибудь обшарпанный торгаш с грузом при встрече идет на таран, как в той истории этот же пароход «Нахимов» погиб через тридцать лет. Потому и эсминцы в сопровождении, с приказом подобное пресекать самым решительным образом. А для прочих пассажиров – обычные учения Черноморского флота.
К вечеру ближе пора было идти к обеду. Я в каюту зашла, переодеться для ресторана. Преимущества апартаментов люкс – возможность к уединению: одна комната как детская, вторая гостиная, третья спальня, моя и моего Адмирала. Купальник тоже долой, взглянула на себя в зеркало совсем безо всего и с удовлетворением отметила, что не растолстела, стройность и для здоровья полезна, и Михаилу Петровичу нравится, вот в будущем женщины станут на «фитнес» тратиться, им бы в нашу Академию на физподготовку. Натянула шелковое белье, обрушила на себя шелестящую шелковую волну привычного «солнце-клеш миди», пояском на талии туго стянула, снова глянула в зеркало – красиво, и все говорят (главное, мой Адмирал), что очень мне идет. Кобуру с маленьким браунингом под платье цеплять не стала, лучше накрахмаленный подъюбник надеть, чтобы на вечерний наряд было похоже. Мы на отдыхе, а не на задании, могу нарядной и беззащитной побыть, в окружении таких ребят, которые самого Гитлера поймали, что против них какие-то бандеровцы и им подобная шпана?
– Аня, ты готова? – голос Лючии.
Итальянка уже в гостиной ждет, вместе с Машей (без пяти минут жена одного из наших, это уже кандидат в наш самый ближний круг), тоже успели платья сменить. До ресторана по коридору пройти совсем немного – но мне захотелось напоследок на палубе свежим воздухом подышать, хоть минуту. Погода испортилась, море белыми барашками покрылось, ветер усилился, выл и свистел, уже не ласкал кожу прохладой, а на нас набросился, стал жестоко трепать. Ветер, ветер, на всем белом свете – у нас платья, прически бесятся и летят, а я уходить с палубы не хочу, стою и смотрю на горизонт, счастливая! Целых две недели отдыха впереди! И все только начинается – завтра снова будет солнечный погожий день!
– Аня, пойдем! – сказала Лючия. – Простудишься же. Или Мария сейчас за плащами сбегает?
– Не надо, – отвечаю я, – ждут нас уже, наверное, за столом.
Ресторан был не хуже, чем «Арагви» в Москве или «Астория» в Питере – по блюдам, обслуживанию, интерьеру. Я ела уху, жаркое с картошкой, салат, чай со сладостями, фрукты, вина не пила совсем. Кушанья нам подавал молодой подтянутый официант, затем его куда-то отозвали, и к нашему столу вышел благообразный человек лет пятидесяти, с профессорской бородкой. Лицо его мне показалось смутно знакомым, но лишь когда он, наклонившись, стал собирать со стола посуду и взглянул на меня в упор, я его узнала. Девять лет назад он был без бороды, на вид гораздо моложе, и фигура более худая.
Василь Кук. В сорок четвертом был во главе Киевского мятежа. Второй по иерархии УПА на территории Советской Украины – а сейчас, после гибели Шухевича, формально первый. Хотя у бандеровцев теперь как у пауков в банке – атаманы меж собой грызутся, мечтая сбежать за кордон не с пустыми карманами, и кто награбил больше, того запросто могут убить, чтоб ценности себе. Ну, это их проблемы – а Кук вот он, на нем за все его дела, наверное, десять высших мер висит, ему терять абсолютно нечего!
И он тоже понял, что я его узнала.
Очень хотелось жить. Исключительно ради дела – ведь умный человек имеет привилегию строить мудрые планы, когда умирать идут ни на что больше не годные дураки. И очень не нравилось, когда таким дураком хотят сделать его самого.
Где были эти снобы, янки и англичане, когда хлопцы умирали под москальскими пулями? Плохо в мире быть слабым – пешкой, которую большие игроки – державы охотно разменяют за малое улучшение собственной позиции. Именно такой была эта акция – и только пан Крыж, по-житейски хитрый, но ничего не видевший, кроме ридной Ровенщины, мог поверить в обещанные миллионы. Чтобы двадцать человек, причем не моряков, могли бы захватить большой пароход, а после удержать его под контролем – Кук тоже не был моряком, но какое-то представление, уже год работая на судне, успел получить – это была абсолютная авантюра с микроскопическими шансами на успех. Но если успех и не требовался, а все затевалось лишь ради того, чтобы американские газетенки могли прокричать над нашими трупами про «СССР – тюрьму народов», или что там придумают еще?
Один умный человек, пан Казимеж (даже жаль, что пришлось убить его в тридцать восьмом, интересный был собеседник), говорил, что Польша была бы величайшей и славной державой, не населяй ее масса быдла, недостойного своей страны. Так называемый украинский народ оказался еще большей сволочью – ради сытости и прочих благ готов отказаться от языка, веры, памяти, приняв взамен чужое, москальское! В Польше Советы роздали мужичью панскую землю, сказав, что если вернутся паны, все назад отберут, – и бывшие холопы стали массово сдавать коммунистическим карателям воюющих за свободу Речи Посполитой героев АК. На Украине же большевики объявили о замене колхозов «товариществами по совместной обработке земли» – и если раньше селяне работали все в общий «колхозный» котел, откуда бралась доля на нужды УПА, то после пришлось приходить за «налогом» к каждому отдельному хозяину. В итоге резко возросло число предателей, «зрадныков», и самые жестокие кары уже не помогали. Хотя, возможно, мясники из СБ перестарались, убивая по малейшему подозрению и даже просто для устрашения – а в итоге, когда убить и вместе с семьей могли любого, без разницы, зраднык или нет, это уже вызывало злобу, а не страх. Теперь последних «лыцарей» добивают в лесах, как диких зверей. Где ты, Украина, неужели вмерла наконец?
А сейчас – самому бы остаться живым! Крыж говорил, начнут акцию после Ялты, то есть двое суток уже есть. А до того всякое может случиться – например, кое-кто может случайно выпасть за борт и утонуть. Давно он, «генерал-провидник» Кук, самолично удавкой не работал, но придется вспомнить – если всего трое, сам Крыж и пара его подручных, являются угрозой, ну а щенки – это просто расходный материал, и его, Кука, не знают. Будут дергаться – информация о них может и к москалям утечь, надо лишь продумать, как технически это осуществить, чтобы самому остаться в тени. И на самый худший вариант, если этим взбесившимся удастся начать – самому держаться в стороне и позаботиться, чтобы после не уцелели свидетели. Не только Крыж с его бандой – но и хлопцы из экипажа, Грицько, Марко и Андрий, кто помогал ящики с оружием в трюм протащить. Пусть дохнут кретины, долг умных – сохранить себя для будущей борьбы! Может, придет еще время… И кому тогда он, Кук, будет нужен – постаревший, вышедший в тираж, ему уже сорок, а лавры всеукраинского диктатора, как пан Пилсудский, где-то в бесконечном далеко! Москали проклятые, ненавижу! И приходится улыбаться им, прислуживая – руки сноровисто делают уже привычную работу: поднести полные блюда, забрать пустые. Вспоминая, как хлопцы в схронах жрали пустой суп из крапивы и отвар из хвои. Оттого он, Кук, и перебрался из леса сюда, в комфорте и сытости приятнее, ну а что к стенке приставят, если попадется, так в схроне шанс выжить сейчас еще меньше. Плохо лишь, что власть упустил – в те времена такие, как Крыж, ему бы и слова поперек сказать не посмели: «Слушаю, генерал-провидник», – ну а теперь плевать на твой чин, если за тобой здесь и сейчас два десятка головорезов ходят, готовые убить любого, на кого укажет атаман!