ГБ, без формального возбуждения уголовного дела и предъявления обвинений? Зачем тогда надо было патроны подбрасывать, Анна Петровна? На этого англичанина и в самом деле есть показания кого-то из подследственных, или вы его на пушку взяли?
– К сожалению, атаман убит, – отвечает Аня, – но с высокой вероятностью журналист был в курсе. Как информационное обеспечение – свидетель, который тут же даст материал. По идее, и кто-то из бандерья был предупрежден этого не трогать – скорее всего, главарь, которого живым взять не удалось. Слабо мне верится в совпадение – чтобы англичанин просто так оказался в нужном месте и в нужное время.
– Я с ним беседу провел, – вставляю свое слово, – так что мистер все осознал и проникся.
– Тоже привязывали ему банку с голодным грызуном? – спросил Пономаренко. – Или одного обещания китайских пыток хватило?
– Вот клянусь, что этого мистера и пальцем не тронул, – отвечаю я, – лишь словами расписал, что бандеровцы делают с теми, кого сочтут «зрадныком»: «Если настаиваете, сэр, мы вас официально отпустим – но умываем руки, когда завтра ваш изуродованный труп окажется на одесской свалке. У нас и бандеровцы найдутся, самые настоящие, кто во всем сознается – а можем и тем, кто пока еще на воле, по своим каналам информацию слить, что вся эта акция провалилась из-за вас, тогда за вашу голову я и гроша не дам, и уехать вы не успеете, до вас раньше доберутся. Или посидите пока в полной тишине и безопасности, а мы решим, что с вами делать – что выбираете?» Джентльмен оказался благоразумным.
– И англичанин поверил в эти сказки? – прищурился Пономаренко. – Одесса все-таки не Станислав, бандерье там ну совершенно не всемогуще, это любой, владеющий информацией, скажет.
– Вот только если у этого мистера было поручение в красках расписать происшествие, то ему не могли не рассказать про ужасных и всесильных бандеровцев! – отвечаю я. – Даже если этот сэр не в курсах и ему просто намекнули, быть там и в такое время, где что-то должно произойти. Вот, при обыске изъято – как положено, со всеми формальностями, не отвертится уже, да и почерк его, можно доказать. Блокнот этого мистера – и что он уже успел написать, готовил такую сенсацию, что Геббельс в гробу перевернется! Как в ресторане на пароходе Лазарев, известный русский адмирал Победы, услышав от официанта слова на запрещенном в СССР украинском языке, приказал своей охране выбросить несчастного за борт, что и было исполнено. После чего русские офицеры устроили гнусную оргию с убийствами и насилием над воспитанниками и воспитанницами киевского детдома. Изуродованные детские трупы летели за борт, приманивая акул со всего Черного моря – как когда-то делал нацистский адмирал Тиле. А все выжившие дети и воспитатели были тотчас же арестованы и брошены в тюрьму, чтобы замести следы. Ну и еще про великую, древнюю и славную Украину, независимость которой растоптана проклятыми москалями. Вражина оголтелый – ну как такого выпускать? Нехай посидит – а после разберемся. Как вы и ответственные товарищи решите – так и будет. Как политически правильно и с пользой для СССР – прикажете, отпустим, прикажете, будет как я обещал: труп на помойке, и все претензии к бандерью.
– То есть вы, товарищ Кунцевич, политическую ответственность перекладываете на тех, кто повыше? – усмехнулся Пономаренко. – А ваше дело приказ исполнять? Хотя вообще-то вас назначали главноотвественным на месте.
– А я считаю, что Кунцевич поступил правильно, – поддержала меня Лазарева. – Какой был еще путь? Вербовать этого мистера смысла не было – был бы это кто-то, к нам настроенный дружески, как Хемингуэй, тогда да. А этот, раз сам, без принуждения, поспешил написать такое… Как минимум он заранее был проинструктирован, в каком ключе писать.
– И он в данном случае просто попка, пешка, – добавляю я. – С главредактором господа из их Конторы побеседовали, он этого вызвал и дал указания: «Желаю, чтоб так». А то и вовсе было бы имя, «корреспондент известной газеты, случайно оказавшийся в центре событий», ну а что там после от его имени в номер, дело десятое. Можно было попробовать его вербануть, шантажировать – но смысл? А так – у нас время есть, на свою контригру.
– И у вас, конечно, уже есть план?
– А как без этого, Пантелеймон Кондратьевич? – ответила Лазарева. – Что лучшее оружие против клеветы? Правда! Открытый судебный процесс, с максимальным освещением в прессе – где прозвучит, как бандеровцы, по иностранному наущению, хотели захватить мирный пассажирский пароход, взяв заложниками гражданских. И Полина Лобанова, девочка тринадцати лет, расскажет, как ее душили. И Кук, сволочь, но целый генерал УПА, расскажет о злобных человеконенавистнических планах. И прочие подследственные. А в завершение можно записки этого писаки предъявить, с заключением экспертизы, чей почерк – вот какое протухшее блюдо вам хотели скормить. Предварительный перечень мероприятий мы уже коллективно набросали – вот, посмотрите.
Ай да Анна Петровна, когда ж успела? В поезде из своего купе почти не выходила – не видел я ее ни на остановках, ноги размять на перроне, ни даже в вагоне-ресторане. Сидела, сочиняла – коллектив в лице ее одной.
– Что ж, пусть так и будет, – сказал Пономаренко, быстро просмотрев протянутые Аней листки, – но остается вопрос последний. Вы, товарищ Кунцевич, чем занимались? Если все решения, планы – от других? Что лично бандитов обезвреживали, это, конечно, хорошо, и для старшего лейтенанта Кунцевича было бы просто великолепно, а вот от полковника Кунцевича уже другое ждем. Вы сомневались в квалификации своих подчиненных, что решили в штурмовой группе первым под пули? Так год не сорок первый – согласно уставу, командир должен лично в атаку идти, когда это обстановкой оправдано. А тут – что изменилось бы, если на вашем месте был бы хотя бы капитан Мазур?
– Простите, Пантелеймон Кондратьевич, но товарищ Кунцевич принимал в составлении наших планов самое активное участие, – решительно ответила Аня. – Мы ж за орденами не гонимся – какая нам разница, на кого запишут? Общее дело делаем.
– Вы, товарищ Кунцевич, когда учиться пойдете? – сменил тему Пономаренко. – Если даже товарищ Смоленцева успевает – причем сочетая это с кино, модой и воспитанием детей. А вы даже не женатый пока что!
Вот не поверю, что ему не доложили! Так успею еще. Хотя перед Машей будет неудобно, после всего…
А когда мы после вышли, на улицу уже, где машины стояли, я Аню спрашиваю:
– Тебя подвезти? Если соседи – лишь в разных парадных живем.
А она на меня взглянула – так на Марию похожа, в этой шляпке и плаще – и через секунду сказала:
– Спасибо, Валя, не надо. Еще подумают всякое. Да и служебный транспорт меня ждет.
Улыбнулась, затем вуаль опустила, стала безликой. И пошла к двум черным автомобилям, такие же ЗИМы, как у меня – один для нее, второй с охраной. Ну а я третьим сзади пристроюсь, тоже сопровожу. Хотя Москва не Киев – слышал, что Аня со своей подружкой-римлянкой и пешком гуляют, и ездят в метро иногда.
А мне в свою холостяцкую квартиру возвращаться. Где даже телевизора нет, КВН-49 – это извращение для меня, привыкшего совсем к иному, экран четырнадцать сантиметров на десять, черно-белый, и качество соответствующее – я и покупать не стал. В ресторан, что ли, закатиться, или еще куда? Кто утешит бедного одинокого ухореза?
Решено – прослежу, чтоб Аня нормально доехала, и рвану к Марии. После того, что было – согласится она мое жилище оценить? Со всеми ее вещами – в мой ЗИМ влезет. А если какой-то хулиган Сашка Янов, на которого Машенька мне жаловалась, попадется – с великим удовольствием ему по разным местам настучу!
В Риме нас уже ждали.
Я становлюсь истинно русской итальянкой – если столь легко вспоминаю Пушкина (по книгам которого Анна заставляла меня совершенствоваться в русском языке). «Никому не сказала, кроме как попадье, да и то потому, что…» Мы вылетали из Тобрука в строжайшем секрете – но (как показало проведенное позже расследование) тот симпатичный подполковник с аэродрома, которому я давала автограф, под большим секретом радировал своему другу в Италию, уже после того как мы взлетели. В итоге едва мы вышли из самолета на летное поле, как увидели встречающую нас толпу.
Кстати, моему мужу было не до смеха – «а если бы англичане захотели нас перехватить, как адмирала Ямамото»? Надеюсь, беднягу подполковника накажут не сильно. Если, конечно, в его деянии не было злого умысла. Лично мне будет искренне жаль, если такой любезный человек, родом кажется, из Флоренции, и окажется шпионом англичан!
Нас встречал триумвират – товарищ из советского посольства, еще мой соотечественник, представившийся «товарищ Луиджи», и священник отец Анджело. Карабинеры, выстроившись в цепочку, сдерживали толпу – однако это не касалось нескольких знакомых мне лиц: мой брат Марио в парадном мундире лейтенанта народных карабинеров, с десяток парней из Третьей Гарибальдийской (иные в военной форме, другие в штатском) и представившийся корреспондентом «Унита» тот самый писатель (вернее, которому мой муж стать им посоветовал), который когда-то у собора Сан-Марко мою шляпку ловил – как его имя, кажется, Джанни Родари? У него в руках был лишь блокнот – зато у других, в толпе, фотоаппараты, которыми они тотчас же воспользовались.
– Синьора Лючия, только пару слов для нашей газеты! Синьора Лючия, что вы можете сказать о случившемся у ливийского берега? Синьора Лючия, а отчего вы в этой форме?
Что ж – будет просто неуважением к этим людям, если я ничего не скажу. Конечно, не разглашая никаких секретов. Пусть люди имеют мнение о нации воров и пиратов – такое, какое эта проклятая нация заслуживает!
– Вы слышали, что перед этим произошло в Черном море, синьоры, с русским кораблем? Так вот, я и мой муж были там – и прямо оттуда вылетели навстречу новому приключению. Отчего на мне русская военная форма – ну было бы неудобно заниматься таким делом в вечернем платье! А теперь простите, я очень устала, так как не спала нормально две ночи подряд – и прежде всего мечтаю хоть немного отдохнуть!