– Н-но… – проблеял не ожидавший такой атаки солдат.
— Жри, я сказал!!!
Я только головой покачал. Х — харизма: матёрый экс-наёмник со шрамом через переносицу покорно захрустел углём. Эта сцена повторялась уже то ли в шестой, то ли в седьмой раз, причём двое посетителей пришли совсем за другим – но всё равно отведали “чудо-порошка”. “Для профилактики”, как небрежно пояснил им фельдшер.
— Всё? Выметайся! -- так и не дав ничего сказать, выгнал пациента военный медик. – Хватит со стекляшкой играться, с зеленью помогай давай, раз взялся.
– Так всё, – не позволив улыбке выползти на лицо совсем уж широко, я по очереди пододвинул по столу к начальнику медслужбы все четыре цветочных горшка. Росла в них, кстати, самая обычная мелисса лекарственная – похожая на мяту пахучая трава с овальными листиками. Эти самые листики Колин начал немедленно обрывать, отчего по лазарету поплыл новый запах.
– А чего так мало? – бросив на меня быстрый косой взгляд, поинтересовался сержант.
– Почва истощилась, – развёл руками я. Опыт выращивания королевских огурцов и помидоров в Эпии опять пригодился, а я в очередной раз добрым словом вспомнил своего сводного дядю Мартина, моего наставника, пироманта, придворного мага и отца четырёх детей. Для одарённого своей Стихии, в ботанике маг Огня разбирался просто великолепно. Этот факт, и наличие таланта к Воде у его средненькой дочки, Сары, обеспечивали жителей “золотого города” Варнавы свежими овощами и фруктами круглый год. Интересно, как там мои родственники поживают?..
– Я в этом пень пнём, – потыкав пальцем в грунт в горшке, признался мужик. – Даром что крестьянский сын. И чего с этой...почвой теперь сделать?
– Высыпь и новую в степи накопай, – предложил я самый простой вариант. Как работать с минеральными удобрениями я знал, и даже, пожалуй, рискнул бы собрать простенькую гидропоническую установку. Но на заставе нужных веществ, разумеется, не водилось, а с органическими удобрениями, вполне определённого происхождения, мне как-то возиться ну совсем не хотелось. Не ради четырёх горшков уж точно.
– Да какая там земля. Одни корни на пол-штыка лопаты, а под ними то глина, то песок, – поморщился фельдшер. – Ладно, а чего там с…
– Проверяй, – На многозначительное движение рукой я пнул носком сапога глиняную ёмкость литров этак на сто пятьдесят, расположенную под столом. Супер-кувшин даже не шелохнулся – был полон до краёв. – Только насчёт вкуса… да и запаха…
Новый аромат благовонием назвал бы только конченный алкаш: характерные нотки сивухи сразу много чего могли поведать о “качестве” продукта.
– Да помню я, помню, – у военмедика на столе возвышалась целая стопка мисок-пиал, в одной такой он только что разминал листья мелиссы. Подняв тяжёлую крышку, он зачерпнул посудиной пузырящуюся мутную жидкость и ничтоже сумняшеся отпил. – А ничего так…
– Даже пробовать не буду! – у меня от одного духа сунутой под нос миски на глаза навернулись слёзы. Вроде и градусов должно быть не так уж много, а эффект хуже чем о свежесрезанного лука. – Перегонять надо, говорю же! А так этой штукой травануться можно не хуже, чем сегодняшней стряпнёй кухарей.
– Ну не скажи, – словно дорогое вино покатал во рту очередную порцию браги Колин. – Пивал я и похуже. Куда похуже. Всё от количества зависит. Если не злоупотреблять, то и всё путем... И будь сегодня на поварне полведра этой штуки – долили бы в котлы с супом, глядишь, и личный состав на дрист не изошёл бы.
– Тогда почему крепкое вино не закупают на заставы? – махая ладонью перед лицом, я остро жалел, что нельзя надеть шлем. А меж тем там независимая система очистки и рециркуляции воздуха, как и в остальной броне. В условиях давления Тьмы амулетная система защитного комплекта явно работала вполсилы, но всё-таки работала. Впрочем, не удивительно: метатель-то тоже стрелял, пусть и совсем недалеко.
– Алкоголь строго запрещён Уставом, с-сержант! – наставительно сообщил мне собеседник. И даже указательный палец вверх поднял, демонстрируя значимость своих слов. Газированная бурда покрепче крепленого пива (я постарался, стимулируя микроорганизмы на процесс брожения) – как оказалось, не тот напиток, что проходит бесследно даже для модифицированных организмов. Как в той старой рекламе с Земли: “все дело в волшебных пузырьках”. – Было нес-сколько прецедентов, после чего ввели полный запрет. Устав – про него не даром говорят: кровью написан. А обычное вино уже на второй линии или киснет сразу же, или прогоркает.
– То есть завозить нельзя, а самим – можно? – я не издевался, я пытался понять. В каждом монастыре свой устав, с чужим туда лучше не ходить. Только вот в этом замечательном документе обычно написано далеко не всё: негласные правила можно узнать только так, через личное общение.
– А у меня не вино, у меня – лекарство, – улыбнулся военмедик. Жутковатый оскал, пожалуй, смог бы обратить в бегство некоторых тварей, вроде диких горных овец. – Ну и контрабанду протаскивают, конечно. Эти твои приятели, отвальные, особенно стараются – дома гонят, и сюда прут.
– И в чём смысл? – окончательно запутался я.
– Смысл в том, что брагой можно услугу какую уравновесить. Золото и серебро на первую линию ни один идиот не повезёт, да и толку с бесполезных блестяшек. А глоток горячительного иногда и жизнь спасти может. А не жизнь – так живот: новики вон поначалу если не с пробитым дном до сортира бегают, так блюют. Место у нас тут такое. Потом ничего, обвыкаются… Но ценность – она ведь тогда ценность, когда её мало. На что глупое расходовать её не будут, не запьют с тоски, аль ещё почему. Вот если можно бесплатно взять…
– Мудрёно, – произнес я. Было у меня своё мнение на сей счет, но я его, естественно, при себе удержал. И потом, раз работает – значит, работает. Всё-таки в Рубежники не кисейные барышни идут, и не молодые парни, которые до того все свои первые восемнадцать лет коровам хвосты крутили. А матёрые наёмники, решившие на пике карьеры заработать денег – причём чаще всего не себе, а семье: уж больно большой риск был на заставах до конца контракта не дожить. Или дожить, но…
– Любуешься? – перехватил мой взгляд Колин и провёл рукой по тёмной меховой полосе на лице. – Зато живой. Когда тварина меня когтем зацепила, я только и успел подумать: отбегался. Даже боли почувствовать не успел, сознание кончилось. Но вот, отлили. Три таких флакона истратили. Но ить всё равно что-то пошло не так.
Мужик показал пальцем на склянку, которую я недавно вертел в руках. Достал он её в ответ на мой вопрос просто из шкафчика над столом и спокойно дал в руки, из чего я заключил, что дефицита в “зелье” нет.
– Я бы мог… – внимательно глядя на коллегу, медленно предложил я.
– Не надо, – быстро открестился он. Слишком быстро. – Нет, не подумай, я верю, что ты можешь убрать… это. Но – несправедливо будет. Шрам мне жизнь спас. Отнять попытался – но и спас, получается. Мог совсем принять, но не подхожу я, видать... А его отметку с себя снять – как после такого служить?
Мысль оставить Рубеж и мирно дожить до старости Колин не просто не допускал – он её явно всеми силами гнал от себя. Ну, Свет ему судия. Или Тьма, уж даже не знаю, как тут правильно.
– Как вообще получилось, что правила работы медслужбы не внесены в Устав, – решил уточнить я. – Это же важно.
– Важно-то важно, да Устав – публичный документ. Его церковники читают, благородные всякие… и прямо там писать про непонятную хрень странного происхождения, которую никто не знает, как делают.
– Зарубежники знают, – припомнил я рассказ торговца, встреченного мною и Таней по пути к Горловине.
– Знают, да не скажут, – ухмыльнулся сержант. – Без этих их “зелий” нам тут совсем грустно станет, когда опять попрёт. А им – без нас во всё остальное время: Войско для отвальных вроде щита, все знают, что мы с ними дружим. Считай, все эти их “вольные” деревни вокруг Горловины и стоят, даром что опасно. Дальше десяти пеших переходов и нет никого, кроме малохольных эльфов.
– Эльфов? – я навострил уши.
– Малохольных. Ну тех, которые отбитые на своей “независимости” и “исключительности” – все нормальные уже давно под крылом у этой вашей республики сидят и в ус не дуют… Про диких остроухих не у меня, а у своего дружка, как там его, Филина, да? – спрашивай. Зарубежники с ними торгуют, иногда.
Дела-а…
– А что касается Устава – там много чего нет, – закруглил тему фельдшер. – У кухарей свой, дополненный Устав, у караванщиков – свой, у нас вот – свой. Через полгодика службы на общих основаниях можешь попробовать подать рапорт на перевод… куда-нибудь. Обычно, правда, удовлетворяют такие пожелания только через год-полтора службы, а сейчас-то и подавно…
– Слишком много новых людей набрали, – понимающе кивнул я.
– Да нет, – хмыкнул Колин, – просто вы ещё и службы-то толком не нюхали. Два месяца – и ни одной тревоги. А раньше, бывало, ни одной спокойной ночи, да и днём…
– И чего это так? – подозрительно спросил я.
– Так разогнали, – как нечто само собой разумеющееся объяснил мне медработник. – Видел, сколько молоди ходит и дрыщет? Как думаешь, где все ветераны? В рейдах. Вместе с доброй половиной охотников отвальных вышли тварей выбивать, пока зима. Если большими группами, то это не так опасно... Хотя один хрен будут потери. Зато пока одни за пики держатся, другие склады копают да оборудуют. Зарубежники, наверное, за десять лет запасы зелья против запахов извели, зато в начале лета экспедиционный корпус сможет хотя бы часть пути пройти без перегрузки, от нычки к нычке. А там, глядишь, и до центра Шрама поменьше останется. Ну и кто выживет, тот точно по-дурному в большом походе не загнётся, а то привыкли из-за стен…
Некоторое время фельдшер, замолчав и глядя в пустоту, рассматривал что-то, недоступное мне, потом встрепенулся.
– Ладно, хватит лясы точить! На вот, бутыль и держи воронку – отнесёшь кухарям, кхе, подарочек. Заодно договоришься с ними, о чём хотел.