Вторая отошла под кузницу и гончарную печь. Здесь вообще-то получилось отдельное помещение с широкой дверью из камышового мата. Он просто отставлялся в сторону, света получалось достаточно, а как нет необходимости в кузне — так достаточно приставить мат и подпереть палкой. Просто так и со вкусом. Понятно, что убогонько, но пока так, а дальше будет видно.
Вечерами Дмитрий возвращался к гончарному делу, постигая его азы. Постепенно у него получалось работать с кругом все лучше и лучше. Ноги уже сами собой достаточно равномерно вращали его, позволяя думать только о руках. С руками тоже не все так просто. Глина никак не хотела даваться. Изделия то получались кривыми и кособокими, то просто сминались или рвались под напором неопытных рук. Дмитрию ничего не оставалось, кроме как стиснуть зубы и продолжать корпеть. Как там говорится — не боги горшки обжигают? Вот как есть, в тему.
Наконец он начал чувствовать материал, и у него получился первый горшок, очень похожий на чугунок. Класс! Он уже думал, что никогда не выйдет. Хм. Вообще-то не получилось. Для того чтобы отделять изделия от круга, он использовал волос мамонта, выбрав самый длинный, сантиметров на шестьдесят. На концах привязал деревянные ручки — и вперед, волос прочный и достаточно тонкий, так что получилось нормально. А вот срезать им податливую глину не получилось, потому как она изрядно смялась, лишив горшок правильной формы.
Разозлился не на шутку и спсиху тут же смял конструкцию. Пометался по комнате под испуганные взгляды своих женщин, потом выскочил на улицу, прошелся, продышался прохладным чистым воздухом и вернулся. Ничего. Не боги горшки обжигают. Собрал остатки своей выдержки — и опять за круг.
Горшок получился на этот раз куда быстрее. За время, пока он мучил именно этот кусок, Дмитрий успел выбрать из него все инородные и твердые частички, которые поначалу создавали много трудностей. Так, теперь аккуратно, как пилой, туда-сюда и вкруговую. Во-от та-ак. Красота! Он аккуратно взял изделие в руки и отделил от рабочей поверхности. Получилось! Вот он, первый его горшок!
От охватившей его радости он так засветился, что, казалось, затмил горящие в комнате лучины. Женщины, наблюдая за ним, тоже разулыбались. Сайна, несмотря на уже выпирающий живот, бодро подхватилась и, подойдя к Дмитрию, взяла у него из рук мягкий горшок. Здесь керамика была епархией женщин, потому она знала, как это проделывать. Повертела его в руках.
— Карашо. — Чего плохого, их изделия были кривобокие, неказистые, а тут просто глаз радуется ровным и плавным формам.
Сайна уже говорила по-русски, с трудом, безбожно коверкая слова, но уже могла более или менее строить простенькие предложения. Лариса всячески закрепляла успех, начав учить ее письму. Дмитрий для этого изготовил небольшую доску с бортиками, куда поместили влажную глину. Вот на этой доске и тренировалась вечерами его вторая жена под неусыпным контролем первой. Пока она вычерчивала палочки, прямые и наклонные, но лиха беда начало. Подолгу этим делом заниматься не получалось, дел и без того хватало, но по часу в день обязательно отводилось этому занятию.
Повертев посудину в руках, она протянула ее Ларисе, и та тоже осмотрела ее со всех сторон. Было видно, как она рада тому, что у Дмитрия наконец стало что-то получаться. Им уже удавалось готовить в печи, но с помощью котелка было несколько неудобно, а если появится вот такая посуда, специально предназначенная для этого, будет совсем другое дело.
— Дим, он какой-то тяжелый.
— Так сырой же.
— Но и высохнет — будет нелегким, ничуть не легче котелка. Стенки слишком толстые. Тоньше не получается?
— Если долго мучиться, что-нибудь получится, — уверенно заявил Дмитрий. — Вот только сомнительно, что нужно тоньше. Керамика же, а ей в печь лезть, так что так, пожалуй, будет прочнее.
— Ну да, — улыбнулась Лариса, — я как-то об этом не подумала. Но кружки и тарелки будут потоньше?
— Не намного. Нам нужно, чтобы покрепче было, а не красивее. Иначе только гончарным делом и пробавляться.
— Ладно. Ну что, до сна еще время есть, давай тренируйся лепить кружки, плошки, поварешки.
— Слушаюсь, мой генерал. Но поварешки все же я лучше из дерева вырезать буду, сомнительно, что у меня получится такое из керамики.
— Согласна.
Тут, как говорится, главное — начать. Почувствовать. А дальше само пойдет. И пошло. Сначала он слепил кружку, потом крынку, тарелку. Каждое свое изделие он представлял на суд общественности, и она, общественность, благосклонно кивала и одобряла. Так увлекся, что его пришлось тормозить. Лариса все же не выдержала и, постучав по циферблату часов, которые каждый полдень подводила, заявила, что уже далеко за полночь и пора бы поспать малость. Ага. Это она права.
Когда закончил с ледником, приступил к изготовлению ведер. Одно-единственное оцинкованное ведро никак не могло покрыть их потребностей. Ведерки обещали получиться увесистыми, но что тут поделаешь. Как говорится, чем дальше в лес, тем толще партизаны. С каждым разом Дмитрий все больше и больше удивлялся сам себе. Как все же много он знает или хотя бы о многом имеет представление. Раньше об этом как-то не задумывался, а тут, как приперло, — так откуда все и берется.
Коротенькие досточки — это не то что большая доска, с ними все куда как проще, их можно легко наколоть с помощью топора, только нужен кругляк без сучков и желательно приличного диаметра. В идеале сосна, но сосны росли довольно далеко, так что придется обходиться тем, что под рукой.
Но тут встал вопрос с инструментом. Можно обойтись и одним топором, но проблематично, лучше уж потерять денек, а сделать полноценный рубанок. Может показаться, что изделие сложное, но на деле это не так. Из металлических частей там нужно только лезвие, остальное все дерево. А вот дерево лучше брать потверже: береза, акация, орех. Акация в наличии имелась, и к тому же хорошо просохшая. Стамеска, уже успевшая себя зарекомендовать, тоже есть, так что тянуть время причин никаких.
Уже на следующий день он приступил к изготовлению ведер. Как уже говорилось, начинается все с досок. Берется пень и рубится на четыре части. Каждая четвертинка также на две или три части, все зависит от толщины кругляка. Потом у полена обрубается конец, в результате чего выходит усеченный конус. Вот это поленце распускается еще на три части. Заготовки готовы. Дальше на верстак — и работать рубанком. Немного труда, и гладкая, оструганная со всех сторон досточка готова.
Работал не разгибаясь целый день, в результате чего получил хороший такой запас. Увидев это, Лариса даже пошутила, что им столько ведер вроде как и не к спеху, парочки вполне достанет. Конечно, достанет, но только сегодня вечером он планировал начать лепить посуду, а раз так, то нужна ровная поверхность, чтобы выставлять изделия на просушку.
Войдя в дом после трудового дня — он настолько увлекся, что весь день провел на воздухе, там же и питаясь тем, что ему принесла Сайна, — Дмитрий даже присвистнул от удивления.
— Не свисти, денег не будет, — ухмыльнулась Лариса.
— А зачем они нам нужны?
— Не скажи. Солидный запас монет очень даже пригодился бы. Видишь же, какой фурор они тут устраивают.
— Ну другие-то взять неоткуда.
— Так им найдется и эквивалент. Не свисти — и точка.
А как не свистеть, когда тут такие разительные перемены. На стенах вместо ковров развешаны шкуры, причем на самой большой, той, что глухая, красуется шкура оборотня — это того, что бархой прозывается. Пол тоже устлан. Туда пошла шкура мамонта, которая была безжалостно острижена и порезана на куски — так проще вытаскивать ее наружу, чтобы проветривать и стирать. Получились эдакие половики с ворсом около пяти миллиметров. Так что теперь будь добр разувайся при входе — там старый кусок грубой кожи постелен.
Прошелся по комнате. Ворс приятно пружинит под ногами, которым мягко и комфортно. При такой постановке и зимой должно быть хорошо и вполне тепло. Молодцы девчата. Про его гончарный угол тоже не забыли. Там также был этот половичок, но из двух частей, с фигурными вырезами под пенек и круг. Была мысль пристроить на рабочее место одно из сидений, но с него неудобно работать, так что пенек — и никаких гвоздей. Хочешь работать — отгибай половик и работай на голом полу. Потом можно легко прибрать и опять все укрыть под теплым покровом.
Не удержался, заглянул в их комнаты. У него своей не было, так что ночевал по очереди, все время думая о том, что если обидятся сразу обе, то придется ютиться на диване, который он устроил из заднего сиденья УАЗа. Неразумно это как-то, но с другой стороны, если собачиться каждый раз, то зачем вообще жениться. Это же не семья получается, а сущее наказание. Вот и будет стимулом лишний раз не доводить свою «дружбу-два», — а что, очень даже в тему, пилы-то две, и очень дружные, просто они пока еще мирные.
Там тоже все очень уютно и ладно. Лариса экспроприировала под свои нужды ящик, что был в машине между сиденьями, получилась эдакая небольшая прикроватная тумбочка под всякую всячину. У Сайны в принципе все так же, кроме тумбочки: заметно влияние Ларисы, крепко сдружились девчата.
Поохал, поахал да и занялся своими делами. Как говорится, не было печали. Лариса как только увидела, как он на обрешетке, подготовленной под полки для гончарных изделий, раскладывает ровные досточки, тут же возмутилась:
— Это что же получается, твои горшки на ровных полочках будут, а мы пользуемся не пойми чем из жердей?
— Ларис, нельзя мягкую глину на неровную поверхность — промнется, пока будет сохнуть.
— Согласна. А когда ты подумаешь о нормальной мебели позаботиться?
— Лариса, ну не все сразу. Может, все же потерпишь?
— А горшки эти разве к спеху? У нас наметился дефицит посуды?
— Горшки не к спеху, но важно наладить сам процесс, и если возникнет необходимость, не бегать, как в задницу ужаленные, а просто взять и сделать.
— Ладно. Убедил. Но к весне, когда опять превратишь нас в крестьянок и ломовых лошадей, чтобы было готово.