Рубиновый — страница 11 из 36

– Прошу вас, не защищайте Пирогова, – поморщился генерал. – Слов нет, как агент он попросту незаменим, но его пагубная страсть к игре уже не первый раз приводит к таким вот казусам. Казалось бы, чего проще: выкупить розовый бриллиант у вдовы виконта Лякомб, с которой уже все было оговорено, и привезти камень в Россию. Но нет, потянуло его в Монако… А что было дальше, вы знаете не хуже меня.

– Да, – сказала Амалия, – и я прекрасно представляла себе, какую ценность имеет розовый бриллиант. Поэтому с самого начала озаботилась насчет второго плана.

– И что же у вас за план был? – проворчал генерал.

– Украсть камень, – призналась Амалия. – Точнее, не просто украсть, а подменить его. Подмена наверняка обнаружилась бы не сразу, а мы потом успели бы свалить все на ван Марвийка. Мол, он продал нам настоящий камень, а графа бессовестно обманул. Ведь вы же и сами сказали, что скупщика хорошо было бы проучить как следует.

– Ну, допустим, – сказал Багратионов. – Значит, вы готовы были осуществить запасной план, когда…

– Когда маг в хитоне разрушил все мои планы. – Амалия рассмеялась. – Вы же знаете, ваше высокопревосходительство, что я очень не люблю, когда мне перебегают дорогу. Вдобавок фальшивый камень все еще был при мне, а комиссар Папийон – человек серьезный. Пришлось мне спрятать фальшивый бриллиант в мороженое, там его никто не догадался искать.

– А потом вы услышали о Валевском и поняли, кто вам нужен? Но как вы догадались, что Леон Улье – не тот человек, за которого себя выдает?

– Интуиция.

– Интуиция? – поразился генерал.

– Просто лжерепортер понял несколько слов, которые я произнесла при нем по-польски, – объяснила Амалия. – То есть, конечно, парень и виду не подал, но я по его глазам догадалась, что он понял. Тогда я не обратила на это внимания, но потом…

– И вы догадались, что он подцепил бриллиант на удочку и опустил ее в воду? Но как?

– Все та же интуиция, – отозвалась Амалия. – Как и в случае с моим мороженым: предмет находится у всех на виду, но там, где никому не придет в голову его искать.

– И тогда вы послали своего помощника…

– Да.

– Гм! – Генерал прошелся по кабинету и покосился на портрет царя Александра III, висевший на стене. – Насколько я помню, вы не очень любите действовать вместе с кем-то еще.

– О, ваше высокопревосходительство, можете быть совершенно спокойны, – ответила баронесса. – Этот мой помощник – очень надежный человек.

– Пусть так, – с сомнением в голосе ответил Багратионов. – Кстати, совсем недавно граф выяснил, что камень, который ему вернул Папийон, поддельный.

– Значит, Валевский его обманул, – равнодушно отозвалась Амалия. – Или, как я уже говорила, ван Марвийк продал графу подделку, а настоящий камень – кому-то еще. Или граф сам совершил подмену, потому что, насколько мне известно, бриллиант королевы Клод застрахован на большую сумму. Впрочем, я надеюсь, комиссар Папийон во всем разберется. Не зря же у него репутация лучшего полицейского Франции.

– Ну сам я знаю кое-кого, кто ничуть не уступает месье Папийону, – возразил генерал с улыбкой. – Хоть и работает тот человек не в полиции, а числится совершенно по другому ведомству.

Баронесса Корф улыбнулась.

– Все мы в какой-то миг оказываемся лучшими, генерал, – сказала она. – Главное, чтобы этот миг никогда не кончался… Кажется, вы хотели поговорить со мной о следующем деле?

И они, понизив голоса, заговорили о следующем деле – очень срочном, очень важном и, как водится, очень секретном. Но в нем уже не было ни бриллиантов, ни французских королев, ни ловких обманщиков, а была только скучная, рутинная и совершенно необходимая работа. А за окнами, окутанный белыми сумерками, шумел и грохотал имперский Петербург, как мираж, как сказка, как сон, который никогда не повторится.

Дарья ДонцоваБалерина в бахилах

Как прекрасно солнечное лето, понимаешь в промозглом декабре.

Наступив в лужу, я обозлилась до крайности. Ну что это за погода такая? Через пару дней Новый год, а термометр показывает ноль градусов, с неба сыплется мелкий дождь, на асфальте потоки воды. Ну где хороший московский снегопад? Где ярко-голубое зимнее небо? Где «мороз и солнце, день чудесный»? И когда наконец я куплю себе зимние сапоги на меху? Почему Виола Тараканова носится в декабре в кроссовках? Только не подумайте, что у меня нет денег на приличную обувь: я прилично зарабатываю и трачу гонорары исключительно на себя. Вот недавно купила симпатичную малолитражку ярко-красного цвета. Далеко не всем нравится такой колер, а психологи утверждают, что человек, раскатывающий на автомобиле, похожем на пожарную машину, агрессивный и истеричный. Но это неправда! Я никогда не начинаю первая скандалить и ярко-алую тачку приобрела только по одной причине: она стояла в салоне, на ней можно было уехать сразу, а голубую, синюю, черную пришлось бы ждать три месяца. И потом, красный цвет антиаварийный!

Я пошла подальше, пытаясь обходить лужи. Спросите у любого автовладельца, есть ли у него зимние ботинки, меховая шапка и длинное пальто на теплой подкладке, — уверена, большинство ответит: нет. Ушанка водителю ни к чему, в особенности если вы разорились на иномарку с климат-контролем, в шубе очень неудобно крутить рулем, а сапоги на толстой подметке мешают нажимать на педали. В толпе посетителей супермаркета или какого-нибудь учреждения зимой вы легко вычислите обладателя автомобиля. Среди людей, упакованных в теплые тужурки и замотанных в шарфы, водитель выделится коротенькой курточкой и почти летней обувью, и он будет синим от холода. Чтобы попасть в магазин, надо вылезти из теплого салона и отправиться в пешее путешествие. Я, например, совершенно не приспособлена для прогулок в дождливом декабре. И кому пришла в голову идея устроить парковку в полукилометре от здания клиники? Ясно же, что к больным пойдут родственники с туго набитыми сумками. Конечно, нынче у нас страховая медицина, но кормят тех, кто лежит в палатах, по-прежнему отвратительно.

Я сделала глубокий вздох. Спокойно, Вилка, не злись, никто не виноват, что ты влезла в лужу и промочила ноги, еще пара метров — и ты очутишься под крышей. Я сцепила зубы, бегом преодолела пространство, отделяющее меня от спасительного корпуса, вошла внутрь и натолкнулась на секьюрити.

— Наденьте бахилы, — велел он.

— Сколько? — спросила я, вытаскивая кошелек.

— Я не продаю тапки, — мрачно ответил парень.

— И где их взять? — пытаясь подавить закипающее раздражение, поинтересовалась я.

— У ворот, — раздалось в ответ.

— Где? — ужаснулась я.

— На центральном входе, — уточнил охранник.

— Нужно идти назад почти километр за бахилами? Но почему их нет у вас? — закричала я.

— Не шумите, тетя, — зевнул юноша, — здесь свой порядок. Все знают: если идешь в корпуса, купи у входа бахилы.

— Я пришла первый раз!

— И чего?

— Мне никто не сказал, что одноразовые тапки надо брать черт-те где!

— Не ругайтесь! Все равно не пущу, — уперся молодой человек, — тут больница! Стерильность! А будете кричать, главврачу сообщат, и вы ваще сюда никогда не попадете!

Я растерялась, потом отошла в сторону, где маячил газетный киоск, и чуть не заплакала. Переться назад по лужам, держа в руках туго набитые сумки, было выше моих сил.

— Девушка, — тихо окликнула меня продавщица, — вам бахилки надо?

— Да, — кивнула я.

— Сто рублей!

— Простите? — не поняла я.

Она прищурилась.

— Стольничек давайте, получите мешки на лапы.

— Бахилам красная цена десятка, — вздохнула я.

— Хозяин барин, — улыбнулась торговка, — валите на главную проходную, там за пятерку возьмете. Ой, какой ливень на улице начался! Прямо хлещет. Ну что за декабрь! Ни снега, ни мороза. А вы, вижу, елочку с собой притащили?

Я открыла сумку и протянула предприимчивой бабе розовую купюру:

— Держите.

Она нагнулась под прилавок, вытащила два ярко-оранжевых пакета и протянула мне.

— Вот.

— Это что? — изумилась я.

— Всовывайте туда ноги, ручки завяжите вокруг щиколотки и ступайте смело, — затараторила баба, — бахилы те, что на проходной, дрянь, сразу рвутся, а мешочки крепкие, хоть весь день в них ходи — не треснут.

— Меня пустят в отделение в такой обуви?

— Конечно, — сказала киоскерша, — главное, чтобы уличные ботинки прикрыть, верно, Коль?

Охранник кивнул:

— Точно!

Мне сразу стала ясна суть нехитрого бизнеса. Мало кому захочется бежать назад за пятирублевыми голубыми бахилами, вот секьюрити с газетчицей и пользуются этим; наверное, в конце дня они делят выручку.

Осторожно ступая ногами в оранжевых пакетах, я дотопала до лифта, поднялась на пятый этаж и вошла в палату к своей подруге Лене Фоминой.

— Привет, — зашептала Ленка, — ставь сумки на подоконник. Книжки принесла?

— Ага, — кивнула я, — а еще прихватила елочку, искусственную, сейчас нарядим.

— Тише, — одернула меня Фомина, — баба Таня спит.

— У тебя появилась соседка? — Я покосилась на ширму, разделяющую комнату.

— Вчера вечером привезли, — пояснила Лена, — она сломала, как и я, ногу, но только старуха…

Ленка замолчала и повертела пальцем у лба. Я заморгала, потом повторила жест подруги и уточнила:

— В смысле того?

— Ага, — понизив голос до минимума, ответила Фомина, — типа старческий маразм!

— Катюшенька, — раздалось из-за перегородки, — дай мне попить!

Ленка вздохнула:

— Ну вот! Теперь нам не поговорить! Бабка вчера весь день болтала! Ее из другой палаты ко мне перевели. Завотделением сам пришел и попросил: «Елена Васильевна, сделайте одолжение, разрешите, мы к вам Татьяну Петровну переведем?» Ну я, дура, и согласилась! С другой стороны, как отказать? Не в оплаченной палате лежу, сюда кого угодно подселить могут без всякого моего на то согласия.

— Катюша, дай мне попить, — вновь донеслось из-за ширмы.

— Кого она зовет? — спросила я.