ражение невольно дорисовало те брызги крови, что Сильтан пытался изобразить, и, как бы я ни старалась сохранить хладнокровие, к горлу подкатил ком.
– Яйцо формируется прямо в… женской утробе? – уточнила я, сглотнув. Это объясняло, почему никто из людей никогда не встречал полукровок, несмотря на грязные и унизительные сплетни, ходящие вокруг женщин, деливших ложе с драконами. Это же объясняло и то, почему весталка так стыдливо прикрывалась платком, когда я в детстве спросила её, а «нельзя ли примирить людей и драконов, поженив их, чтобы родился общий ребёночек».
– Похоже на то, – пожал плечами Сильтан. – То, что оно формируется, не такая уж проблема, а вот то, как оно потом выходит наружу…
– Сильтан, достаточно. Я вовсе не к этому заговорила о рождении! Ты чего есть перестала, милая? – заботливо осведомилась Альта, как назло придвинув ко мне горшочек с говядиной. – Тебе не понравилось? Мы думали, люди такое любят…
– Действительно! Что не так, Руби? – саркастично воскликнул Сол, пародируя голос матери. – Разговор о яйцах и мучительной смерти ведь так разжигает аппетит!
Он всплеснул руками и едва не вывернул миску с кашей на Мелихор, уже вовсю уничтожающую сахарный тростник. Её все эти разговоры мало заботили, как и Кочевника, вылизывающего уже третью по счёту миску.
– Госпожа, – снова необычайно весело подал голос Сильтан и потянулся ко мне через стол. Его солнечные волосы всколыхнулись, выбиваясь из золотых заколок на висках. – А ты знала, что…
– Хватит! – рявкнул Сол так резко, что даже я вздрогнула, а Альта снова взмахнула шипастым хвостом и недовольно сощурилась. – Думаешь, никто не понимает, что ты делаешь?!
– А что я делаю? – захлопал Сильтан глазами, изображая невинность так хорошо, что даже я почти ему поверила. – Ты что, ревнуешь, ма’рьят? Я просто пытаюсь развлечь нашу гостью. Рубин для меня то же самое, что маленькая сестрёнка! Ей ведь всего… сколько? Лет двадцать? Драконы в этом возрасте ещё даже летают косо! Думать о ней в ином ключе было бы просто омерзительно, ты так не считаешь?
Как и ожидал (точнее, надеялся) Сильтан, терпение Соляриса лопнуло. Его стул со скрипом отлетел, когда он встал. Сильтан же остался сидеть в той же расслабленной позе с раскинутыми руками и скрещёнными ногами, даже сейчас умудряясь смотреть на младшего брата сверху вниз. И именно в этот момент я вдруг поймала себя на мысли, что, пускай семья Сола не может обойтись без ругани и часа, но это всё-таки семья. Общий дом, общий ужин, одни глаза и волосы, одно упрямство, одна кровь. Даже их скандалы заставляли меня не переживать и злиться, а улыбаться и тоскливо перебирать пальцами абрикосовый муар. Такое же чувство я испытывала, глядя на Ллеу и Матти, – какая бы пропасть ни разверзлась между ними с годами, они всегда будут друг у друга.
А я всегда буду одна.
– Тебе повезло, Солярис, – произнесла я, решив положить конец ссоре, и гомон спорящих драконов, к которым в какой-то момент подключился даже Кочевник, резко улёгся. – У тебя замечательные родные!
Я говорила это от всего сердца, не позволяя ноющей боли в подреберье осквернить мой счастливый тон. Тем не менее Солярис всё равно сел обратно на поднятый стул с таким видом, будто я упрекнула его. Сильтан тоже притих и, кажется, даже прозрел ненадолго. Подперев одной рукой подбородок, второй он принялся крутить в бронзовых когтях свою серьгу, дёргая застёжку. Альта, оглядев воцарившийся порядок, улыбнулась и облегчённо обмякла – даже её хвост упал на пол, словно решил вздремнуть. Только Вельгар никак не отреагировал – ни на конфликт двух братьев, ни на мои слова.
– Ну вот. – Кочевник был единственным, кто испустил разочарованный вздох, швырнув в миску обглоданные говяжьи рёбра. – Как всегда, испортила мордобой!
– А у тебя есть братья или сёстры, Рубин? – спросила Мелихор неожиданно, и я покачала головой, делая глоток тамариндового сока.
– У людей их часто нет. Человеческие женщины почти всегда являют на свет лишь одно дитя зараз, максимум двух, как ваши братья Велиал и Осилиал. Многие из них умирают в детстве из-за болезней, а иногда в родах умирают даже сами женщины.
Я не собиралась напрашиваться ни на жалость, ни на расспросы, поэтому ловко свела разговор к человеческой природе, но Мелихор не клюнула на это – не то из принципа, не то из-за собственной бесхитростности:
– А как же энарьят?
– Названые брат или сестра, – перевёл Сильтан лениво, продолжая теребить серьгу.
– Названая сестра… – Воспоминания о Маттиоле, вынужденно отвергнутой мной и брошенной в Дейрдре, осели на языке кислотой, как будто я снова глотнула тамариндового сока. – Да, у меня была названая сестра, чья мать была моей кормилицей. Мне пришлось её оставить. Увы, но по-настоящему наследница трона не может позволить себе иных уз, кроме политических.
– Что за вздор! – воскликнула Мелихор и, схватив меня за руку, воздела наши сцепленные ладони над головой. – Вот покажу я тебе Сердце, и ты сама попросишь меня стать твоей энарьят! Скажу сразу, я согласна.
– Ты теперь от неё не отделаешься, – усмехнулся Сильтан, повернувшись, чтобы посмотреть на меня нарочито сочувственным взглядом. – У Мелихор нет не только сестёр, но и подруг, потому что из-за своего излишнего дружелюбия она вечно лезет туда, куда не просят, или нечаянно влюбляет в себя сородичей, в которых уже влюблён кто-то ещё. С ней попросту страшно дружить! Так что будь осторожна. Она как репейник – не отвяжешься потом.
– А он злой и противный, как морской угорь! Всё из-за чешуи. Золотой, но не жемчужной, – прошептала мне на ухо Мелихор, и Сильтан метнул на неё убийственный взгляд.
– Родиться золотым драконом почти такая же честь, как родиться жемчужным или соляным!
– Ключевое слово «почти». Золотая чешуя ведь не чистая, это помесь жемчужной с металлической, – поддразнила его Мелихор, покусывая коготь, к которому пристало лимонное тесто, когда она принялась ковырять недоеденную лепёшку пальцем.
Солярис, кажется, обрадовался, что наконец-то перестал быть главным объектом дискуссии. Даже наконец-то начал есть с удовольствием – хоть и не притронулся к мясу, но зато умял за пять минут все восемь лимонных лепёшек, которые остались в корзинке. Плечи его опустились, а когти, заострившиеся в ходе перепалки с Сильтаном, втянулись обратно. Когда он наклонился под стол, чтобы подобрать упавшую салфетку, белоснежные волосы с перламутровым отливом, действительно напоминающие жемчуг, упали ему на лоб, и мне жутко захотелось перегнуться через стол и поправить их. Я почти решилась на это, когда чей-то стул снова отодвинулся от стола.
– Вельгар? – Альта взглянула на подорвавшегося сына. – Что такое?
– Чужак, – сказал он, глядя в ту часть обеденного зала, что была закрыта развевающейся голубой тканью. – Не сородич. Человек. Нет… люди.
Люди?
Все встали, и я в том числе. Несмотря на то радушие, с которым меня приняла большая часть семьи Соляриса, вряд ли визит в Сердце подобных мне был обыденным явлением. А учитывая, что Вельгар произнёс не «человек», а именно «люди», невозможная, но страшная догадка просилась сама с собой – то были люди ярла Дану. Или люди отца. Кто-то, кто тоже каким-то чудом смог пересечь Кипящее море и сделал это практически следом за нами. Вряд ли такое могло быть обычным совпадением.
– Ты ждёшь здесь, – сказал мне Солярис, и это была не просьба. Вельгар, как глава семейства в отсутствие отца, уже нырнул под голубую штору. Альта и Мелихор последовали за ним, в то время как Сильтан не сдвинулся с места – только облокотился о стол, качая в руках кубок с соломенно-коричневым соком, напоминающим нефильтрованный эль. Кочевник же, играя уже обнажённым топором, подошёл к Солярису. Они будто научились понимать друг друга без слов за это время – стоило мне шагнуть к шторе за остальными, как оба закрыли её от меня стеной.
– Я не собираюсь ждать! – возмутилась я. – Если эти люди пришли за мной…
– Если эти люди пришли за тобой, я убью их, – спокойно отозвался Сол, и руки его стремительно поросли белоснежной чешуёй. – Второй раз я тебя не подведу, драгоценная госпожа.
– Во второй раз? Ты о том падении в море? Солярис, я не виню тебя…
– Ты, может, и нет, но я себя – да.
– Это глупо. Если ты таким образом решил извиниться, то вовсе не…
– Мы не хотели! Стой, где стоишь! Прошу!
Донёсшийся откуда-то из-за шторы визг заставил моё сердце зайтись. По спине потёк пот – несмотря на жару, он был ледяным. Не раздумывая более ни секунды, я оттолкнула со своей дороги Кочевника и проскочила под голубую штору. В этот раз Солярис не стал препятствовать мне, потому что тоже узнал этот голос.
За развевающимся лоскутом ткани тянулся очередной пещеристый туннель, в конце которого виднелись просвет и мельтешащие силуэты, будто туннель вёл прямо в центр густонаселённого города. Очевидно, в драконьем гнезде не было дверей от слова «совсем», даже на входе. Визги и рычание, однако, доносились не снаружи гнезда, а изнутри, из комнаты, в которую ответвлялся коридор. Все вещи в ней покрывал толстый слой пыли и песка, что сыпался с шершавых, пошедших трещинами стен. Альта переминалась на пороге, наблюдая за всем издалека, как и обнимающая её Мелихор, и было несложно догадаться почему: все вещи в комнате – детские игрушки. Комната принадлежала маленькому Юте.
– Не тронь! Я не шучу!
Вот, оказывается, почему драконы так благодарны людям за их обличие и почему предпочитают не менять его даже дома, но зачем тем не менее строят такие большие комнаты… Прямо в центре детской стоял огромный дракон с чешуёй чёрной, как дёготь, отчего даже прорези и грани этой чешуи были неразличимы. Хвост с кривыми и загнутыми гребнями, напоминающими серпы, извивался так сильно, что, подойди я слишком близко, рисковала остаться без головы. А прямо под оскаленной мордой дракона лежал кудрявый бледный юноша, истекающий кровью, что ручейками бежала по его ногам сквозь свежие полосы от когтей. Его закрывала собою стройная девушка в разодранном тёмном плаще, размахивая перед собой снятым башмаком с острым каблуком.