– Ты мне как брат, Оберон, – сказала Нера, глядя на него снизу вверх, зависшего над ней наперевес с луком и пустым колчаном, стрелы которого сразили целых двух кабанов часом ранее. Ни одного выстрела мимо. – Но могу ли я довериться тебе, как доверилась бы брату?
Он уже привык это слышать. И потому привык отвечать:
– Разумеется. Я сберегу всё, что ты мне доверишь.
Оберон упал рядом с Нерой в маковые заросли, отринув приличия, как отринул все правила и клятвы ради неё, данные ранее.
– Что тревожит тебя? – спросил Оберон, когда их молчание затянулось. Нера по-прежнему смотрела в небо, озарённое аметистово-алым сиянием – блеск чертога сидов, проглядывающего через границу Междумирья, что ослабла от неистовой летней жары. Они обязательно попадут туда после смерти и воссоединятся. – Это из-за тех видений, что посетили тебя после падения в лесу? О Роке Солнца?
– И да и нет, – ответила Нера туманно и ткнула пальцем вверх. Помолвочное кольцо из китовой кости на её мизинце, которое она до сих пор носила, не снимая, жутко портило ему настроение. – Этот алый цвет такой красивый… Нет, не алый. Рубиновый. У вас в роду были правители, которых звали Рубин?
– Пока ещё нет, – усмехнулся Оберон и мысленно добавил: «К счастью». Дурацкое вышло бы имя, даже хуже, чем отцовское Тааффеит. Впрочем, вся эта традиция тоже была дурацкой. Лишний повод порадоваться, что королём стал не он.
– Я расскажу тебе кое-что, – прошептала Нера, и Оберон, повернув голову, обнаружил, что их лица разделяет всего несколько дюймов. Глаза Неры, зелёные, были красивыми, но печальными. Маки и трава. – Только сначала поклянись, что не расскажешь об этом ни одной живой душе. Клянёшься? – И, когда Оберон согласился, кивнув, Нера сказала: – Я скоро подарю жизнь ребёнку…
– Правда? Как чудесно! – воскликнул Оберон почти искренне, но тут Нера договорила:
– …взамен на свою.
По его рукам стекала детская кровь.
Оберон чувствовал её, хоть и не видел на белоснежной коже ничего, кроме старых и давно заживших шрамов от ритуальных ножей. В ушах всё ещё стояли крики матерей и отцов, баюкающих на руках истлевшие трупы с отслоённой кожей и вывороченными костями, а во рту сидело кислое послевкусие желчи. Его вырвало ещё до того, как он залил флакон с ядом в молочные бочки, и ещё два раза после, когда Сердце усеяли тела драконьих детёнышей.
– Почему ты здесь?! Мы же договаривались встретиться в Тиссо ре Дьян!
Оберон не откликнулся. Чужой голос звучал смазанно, обезличенно, как звон монеты, упавшей на дно колодца. Его обладатель стоял под сводом пещеры, там, куда не доставали блики качающихся под потолком свечей. Он прятался от Оберона намеренно, чтобы тот не заметил обуявших его страха и слабости.
– Оберон? Ты слышишь меня?! Ответь, прошу. В чём дело?
– Нера умерла.
Это было всё, на что его хватило. Колени встретили холодный камень, когда Оберон рухнул на пол перед статуей Дейрдре, чьё наследие клялся защищать, но уничтожил.
– Оберон…
– Я опоздал.
– С чего ты взял?
– Птицы пропели о её смерти. Я услышал их скорбь. Ребёнок родился раньше, чем Виланда предсказывала. Теперь всё это не имеет смысла. Без Неры ничего не имеет смысла…
– Не говори так!
Силуэт в дверях встрепенулся, но Оберон не смотрел на него – он смотрел на свои руки. Кровь на них, может, и невидима, но она есть. В этих руках он мечтал держать любимую женщину, готовый отдать за её жизнь тысячу жизней других существ, но теперь Оберон держал в них только холодный нож. Тот самый, ритуальный, с изогнутым лезвием, похожим на змею, которая вот-вот стянется в клубок и зашипит. С тех пор как вёльва из Рубинового леса подарила ему этот клинок, он всегда носил его с собой.
Последний подарок. Последнее жертвоприношение.
– Ты помнишь, ради чего мы начали всё это?! – продолжил кричать голос над самым ухом. – Уничтожить туат Дейрдре! Уничтожить твоего сумасшедшего брата-тирана!
– Спасти Неру, – отозвался Оберон блёклым шёпотом, не отрывая глаз от блестящего лезвия. В нём отражались ореховые глаза, волосы цвета червонного золота и благородные черты, унаследованные от далёких богов. Оберон и Оникс были так похожи… Но Нера выбрала второго. Может быть, не зря? – Ты обещал, что раз сейд не может сохранить ей жизнь, то это сделает ваша наука. Однако Неры больше нет. Я не получу свою плату, потому не стану продолжать. Первая часть ритуала и так исполнена – тысяча ваших детёнышей принесена в жертву. Осталось убить тысячу человеческих, и ты получишь свой век бесконечного солнца. С этим уж ты справишься, Ра Тиссолин, коль справился с сейдом.
– Нет! Не справлюсь! У меня нет столько сил, сколько их у вас, людей! Сейд едва подчиняется мне. Всё должно иметь начало и конец, ты это знаешь. Если мы не закончим ритуал, неизвестно, чем это обернётся! Весь мир может кануть в бездну, не только человеческий!
– Мне всё равно, – ответил Оберон, занося над собой нож. – Я просто хочу умереть.
Блеск чертога сидов, проглядывающегося через границу Междумирья. Место, куда они обязательно попадут после смерти и где воссоединятся. Извивающееся лезвие ножа, которое Оберон вонзил себе в горло под подбородком, мгновенно отправило его туда.
– Дыши, Руби!
Несмотря на то что Маттиола повторила это несколько раз, дышать у меня не выходило. Горло пульсировало в том месте, куда Оберон всадил себе клинок. Под левой лопаткой тоже ныло от неистового сердцебиения, а скрюченные в судороге пальцы впивались друг в друга, раздирая ногтями кожу. Прошло по меньшей мере несколько минут, прежде чем я наконец-то смогла отдышаться, дрожа в объятиях Маттиолы, которая ласково тёрла меня по спине рукой.
– Что ты видела? – спросила она сразу после этого, кусая губы, которые и так уже пошли кровоточащими трещинами. Сколько же времени я провела в видениях, что она успела их так истерзать?
– Ра Тиссолин, – повторила я хрипло, боясь забыть. Это казалось самым важным, как и тот голос, говорящий с Обероном из темноты. Кому он принадлежал? Почему он такой знакомый? Почему не подвластен сейду? – Ра Тиссолин… Это что-то на драконьем. Нужно узнать, как это переводится.
– Это переводится как Коронованный Солью, – ответил Сенджу с порога усыпальницы.
13Коронованный Солью
Ворочаясь перед сном, я не раз представляла себе, какой она будет – моя встреча с тем, кто изменил ход истории и пустил под откос всё, ради чего жили и умирали мои предки. Я хотела посмотреть этому человеку в глаза и, прежде чем приговорить его к казни, спросить, за что и почему он так возненавидел наш мир. Но, оказавшись лицом к лицу со старейшим существом на земле, я поняла, что реальность была слишком далека от моих фантазий.
Свечи, раскачивающиеся под потолком на тонких цепочках и источающие благовонный фимиам, никогда не таяли раньше, но вдруг зашипели и потекли, стоило Сенджу войти в усыпальницу. Одна из их жирных раскалённых капель приземлилась прямо на мои голые колени, но я даже не почувствовала боли: Маттиола, сидящая на полу рядом и мёртвой хваткой вцепившаяся мне в плечо, сжимала куда больнее.
Ритуальное зеркало, случайно отброшенное ею, покатилось к ногам Сенджу и замерло там, проложив к нему дорожку из битого стекла.
– Маттиола, – прошептала я, с трудом разжав её побелевшие пальцы, – уходи отсюда.
Мне пришлось повторить трижды, чтобы она послушалась. Вряд ли Матти в полной мере понимала происходящее, но при взгляде на Сенджу можно было и не думать – достаточно было слушать свои инстинкты. Не изменяющий своей обманчиво ласковой улыбке, он медленно продвигался в глубь усыпальницы, и чем ближе подходил, тем больше мурашек бежало по телу. Его красное одеяние обрело для меня новый смысл. Сколько же крови Сенджу пролил, чтобы осуществить свою мечту – принести своему народу Тысячелетний Рассвет?
Вопреки моим ожиданиям, он не стал загораживать проход и пытаться остановить Маттиолу. Лишь мельком взглянул на неё и кивнул, будто приветствуя, когда она прошмыгнула мимо. Цокот её каблуков, эхом донёсшийся из коридора, замедлил моё сердцебиение – больше всего я боялась не умереть, а того, что мои близкие умрут вслед за мной.
– Прошу, госпожа, – произнёс Сенджу нараспев, остановившись в шаге от подола моего платья, распростёршегося на земле. – Полы здесь очень холодные.
Его раскрытая ладонь с длинными худыми пальцами, усеянными драгоценными перстнями, опустилась на уровень моего лица. Поколебавшись несколько секунд, я неуверенно накрыла её своей. Сенджу улыбнулся и осторожно поставил меня на ноги.
– Пора в путь, госпожа. Нас уже ждут.
Сенджу привлёк меня к себе и взял под локоть. Я хотела ударить его, оттолкнуть и убежать, но вместо этого покорно двинулась следом, будто моё тело подчинялось кому угодно, но только не мне самой. Ради эксперимента я попробовала хотя бы ускорить тот прогулочный шаг, который задал Сенджу, уводя нас прочь от усыпальницы, но ноги не слушались тоже. Это можно было списать на последствия ритуала, если бы только не птичья косточка в когтях Сенджу, которую он до этого переломил пополам под рукавом своей рубахи и выкинул за спину.
Сейд. Он управляет мной? Как?
Улыбнувшись, словно он и мысли читать умел, Сенджу придержал меня на крутых ступеньках, помогая спуститься вниз. Из-за дрожащих коленей я то и дело оступалась, хоть и старалась сохранять благородное спокойствие. Сердце ныло, будто собиралось разорваться от страха, а голова кружилась, свинцовая, как после дурмана, отчего меня и саму покачивало из стороны в сторону. Последствия сейда. В таком состоянии я едва ли смогла бы дать отпор человеку, не то что дракону.
– Так, значит, если я умру, настанет вечный Рок Солнца? – спросила я хрипло, снова опираясь на Сенджу, чтобы преодолеть последнюю пару ступенек. Петроглифы и погребальный монолит, окутанный травяным дымом, остались позади вместе со всеми тайнами. Я наконец-то разгадала их все. – Поэтому ты велел Дайре убить меня? Сказал ему, что так можно покончить с Красным т