Звук горна раздался во второй раз. Хирдманы, ругаясь и крича, неохотно опустили баллисты вниз. Мне с трудом удалось проглотить назад очередную порцию пламени, которая тут же подкатила к горлу при виде того, как следом за Ллеу на крышу выталкивают Соляриса в новом блестящем ошейнике из чёрного серебра.
Он был не один.
Сильтан, которого вывели на цепи следом точно в таких же оковах, едва волочил ноги. Оба они выглядели просто ужасно: в ветхих рубищах, с кровоподтёками и корочками запёкшейся крови, которая покрывала добрую часть некогда прекрасной фарфоровой кожи. Грудь Сильтана почему-то была обнажена, открывая под рваным швом рубахи острые ключицы, плоский худой живот и выпирающие рёбра, покрытые синяками в форме человеческих пальцев. Он был не только изящным и щуплым, но и имел более солидный возраст, нежели Сол, из-за чего и восстанавливался медленнее. Неудивительно, что, сделав всего пару шагов, Сильтан рухнул без сознания на пол между шествующей впереди стражей и не пришёл в себя, даже когда его пнул один из них.
– Ма’рьят!
Солярис с отчаянным рыком вырвал свою цепь из рук краснощёкого хускарла и опустился на колени подле брата, обхватывая его белокурую голову и прижимая к себе. Несмотря на то что Сильтан не шевелился и не открывал глаз, Солярис всё равно принялся разговаривать с ним. Шептал что-то, прижимаясь губами к его макушке, будто это Сильтан был младшим из их семейного выводка, а не он.
Сильтан собирался сам вызволить Соляриса, если я и Кочевник канем в небытие. Похоже, он говорил тогда абсолютно серьёзно. И, похоже, я опять опоздала.
– Драгоценная госпожа!
Крик Ллеу, размахивающего рукавами плаща из фиолетовой замши, вывел меня, зависшую в воздухе, из ступора. Я хотела выманить их – и я выманила, но Сол и Сильтан всё ещё находились на волоске от смерти. И что делать теперь?
Оказывается, Хагалаз предостерегала меня не просто так: она сказала, что в первый раз я недолго продержусь в таком обличье, и была права. Я едва долетела до башни-донжона, не рухнув где-то по пути: к тому моменту все конечности налились свинцом, а крылья ныли и тянули меня к земле, как если бы несколько копий всё-таки попало в них. К счастью, Сенджу нигде видно не было. Надеясь, что он будет прятаться от меня как можно дольше, я приземлилась на крышу башни и тут же ощутила, как чешуя сползает с тела без каких-либо усилий с моей стороны. К счастью, уменьшаться в размерах было не так больно, как расти: я всего несколько раз выругалась, когда ноги, руки и грудная клетка складывались пополам. Самое худшее было то, что происходило это у всех на глазах.
При виде меня, дракона, все хускарлы отхлынули назад к спуску внутрь башни, и лишь Солярис, баюкающий Сильтана на руках, остался недвижим. По его жилистой шее бежали ручейки крови – снова открылся старый шрам, – но он всё равно вытянул её, чтобы разглядеть за хирдом меня. Глаза его сливались с заревом заката на фоне, такие же огненно-золотые, пока потрясённо изучали меня с головы до ног. Сол даже не улыбнулся, как улыбнулась я, не в силах скрыть облегчение от того, что он всё ещё жив.
«Дура», – прочитала я по его сухим и задрожавшим губам, а затем коснулась своей изумрудной серьги в правом ухе – точно такой же, какая до сих пор висела у Сола в левом. Две части одного целого.
Он беззвучно всхлипнул, покачав головой в ответ.
– Как вам это удалось, драгоценная госпожа?
Заворожённый шёпот Ллеу, осмелившегося подойти ко мне первым, заставил меня неохотно повернуться. Хагалаз не обманула: хлопковое платье из Луга и плащ Дайре с чёрным мехом куницы остались невредимыми, будто не рвались на мне вместе с плотью и мышцами ещё час назад. Должно быть, Ллеу решил, что секрет именно в одежде, почему и тронул край моего рукава рукой, стянув перчатку с пальцев. Те были покрыты ритуальными шрамами, и их прикосновение не вызвало у меня ничего, кроме отвращения. Я отдёрнулась, и Ллеу, склонив голову в извиняющемся жесте, так же благоговейно спросил:
– Солнечная кровь. Значит, она и впрямь работает?
– Работает, но не так, как пытался заставить её работать ты, убивая невинных людей.
– Госпожа, я…
– Ты получил письмо от ярла Дану? – спросила я с надеждой, ведь Дайре должен был оповестить о Роке Солнца и драконе-заговорщике все города девяти туатов без исключения. Однако, судя по недоумённому прищуру Ллеу, он ничего не получал. Этого и следовало ожидать: Сенджу наверняка приложил все усилия к тому, чтобы мой отец оставался в неведении. – Грядёт нечто ужасное, Ллеу. У нас мало времени. Мне нужно поговорить с отцом, но сначала немедленно отпусти Сильтана и Соляриса.
– Как прикажете, драгоценная госпожа.
Я опешила, не ожидая, что он и правда послушается. Но звякнули цепи, щёлкнул ошейник, и все оковы с лязгом осыпались на пол, едва хускарлы сделали пару поворотов ключами, склонившись над Сильтаном и Солом. Однако даже шум и возвращённая свобода не привели первого в чувства, зато Солярис, мягко опустив брата, поднялся на ноги и растёр запревшие ссадины на запястьях и шее. Смотрел он, правда, не на меня, а на Ллеу, не понимая причину его уступчивости точно так же, как и я.
– Казнь отменили, моя госпожа, – сообщил Ллеу нараспев с доброжелательной улыбкой, которая не могла не таить какой-то подвох. – Истинный господин нынче очень великодушен. Утром он проснулся в удивительно хорошем расположении духа и смиловался над королевским зверем с его сородичем. Солярису более ничего не угрожает, они всего лишь находились под присмотром до вашего прихода. Король Оникс велел отпустить их, когда явитесь вы.
Страх. Почему-то вместо радости я почувствовала именно его. Инстинкты реагировали быстрее разума, и нервы натянулись, как струны на лютне, готовые лопнуть. Ведь мой отец никогда бы не проявил милосердия к врагам – он не жалел даже младенцев, потомков свергнутых королей, не говоря уже о тех, кого и вовсе не держал за людей. А если он всё-таки пошёл на столь великодушный шаг, то почему ждал именно моего прихода? Зачем заставил меня думать, что мои друзья по-прежнему в опасности? Боялся, что иначе я не вернусь?
– Где сейчас мой отец, Ллеу? – требовательно спросила я.
– Здесь, дочь моя. Я так ждал тебя.
И снова страх, который я не должна была испытывать, глядя на то, как на крышу взбирается мой отец – румяный и полный сил. Советники и хускарлы больше не придерживали его под локти и не помогали идти, а на лице не было ни тисовой маски, ни зловонных язв: кожа сияла здоровьем и молодостью. Лишь вокруг васильковых глаз, цвет которых передался мне, по-прежнему расходились лучики старческих морщинок, но взгляд их тоже изменился. Он более не был жёстким и волевым, рассказывающим о пройденных войнах и пережитых трагедиях, и он не становился по-отечески нежным, когда падал на меня. Взгляд Оникса был равнодушным и безжизненным, точно у мертвеца. И лишь губы украшала торжественная улыбка.
– Ещё одна хорошая новость, – прошептал Ллеу мне на ухо довольным тоном. – Мои усилия дали свои плоды. Истинный господин полностью выздоровел!
– Ллеу… Присмотрись. Это не истинный господин.
Всё-таки выманили меня, а не я. Но, в отличие от всех остальных, я по крайней мере понимала это. Чтобы отличить отца от поганого притворщика, мне даже не нужен был никакой сейд. Я всегда хотела, чтобы отец гордился мною, поэтому с детства изучила его от и до: держит подбородок опущенным – выражает одобрение, сжимает губы – сдерживает злость, а прижимает большой палец к виску – хочет рассмеяться, но сдерживается. Оникс никогда не ходил, заложив руки за спину, никогда не носил этот вычурный плащ, пошитый ещё на его Вознесение из одних драгоценностей. И он уж точно никогда не улыбался.
– Что ты сделал с моим отцом, Сенджу? Где он?
– Там же, где твой непутёвый сейдман в последний раз делал ему припарки из чернотелок, – ответил Сенджу, и внешность Оникса начала сползать с него точно так же, как прежде с меня сполз эффект от солнечной крови: слой за слоем, дюйм за дюймом. – Уже сутки как лежит мёртвый в своей постели.
Ллеу вдохнул, но не выдохнул. Раздался звон стали: хускарлы, стоящие по периметру башни, хором обнажили мечи – закономерная реакция на дракона, проникшего в очаг человечества. И затушившего его.
Белокурые пряди Оникса словно раскрасило море: они стали бирюзовыми с лиловыми прядками, похожими на перья. Одежда под плащом из агатов тоже изменилась: проступила чешуя, переливающаяся всевозможными оттенками. В конце концов в Сенджу не осталось ничего, что напоминало бы моего отца, чей облик он бессовестно украл, но снял, раскрошив в пальцах очередную птичью косточку. Только плащ из драгоценностей остался. Отцовская вещь…
– Король Оникс!
Ллеу сорвался с места, подобрав полы плаща, и промчался мимо Сенджу в башню. За ним последовало несколько хускарлов, а спустя пару минут в Столице забил колокол – кто-то уже обнаружил тело покойного короля.
Оникс никогда не был святым. И героем, вдохновляющим берсерков на подвиги, он не был тоже. Оникс был тираном, страшнейшим из живущих ныне людей, за чьей спиною полыхали крестьянские дома из соломы и кричали женщины, убаюкивающие на руках младенцев с перерезанными горлами, пока очередь не доходила до них самих. Оникса боялись, а не любили. Все, кроме меня.
Я обещала ему стать королевой, достойной имени Дейрдре, и сберечь наследие предков, которые строили этот мир тысячелетиями ещё до прихода богов. Но вместо этого я, возможно, собиралась уничтожить его.
Прости, папа. Жаль, что мы больше не встретимся – после того, что я собираюсь сделать, меня никогда не впустят в обитель сидов.
– Не подходи к ней!
Перед моим лицом, которое щипало от беззвучно текущих слёз, раскрылись кожистые крылья. Солярис загородил меня собой, закрыл от опасности, как закрывал от невзгод каждый день моей жизни, и Сенджу умилённо склонил голову вбок. Ему даже не нужно было двигаться, скалиться или сыпать угрозами: этой его улыбки вполне хватало, чтобы понять – он пришёл сюда сеять смерть. Именно поэтому хускарлы, не сговариваясь, тут же замкнули круг, загородив нас с Солом, чтобы дать нам возможность у