ть, упав в который ты попадёшь в Надлунный мир…
Я запнулась. Кристальный пик, сид и Дану. А что, если…
Тесея вскинула на меня вопросительный взгляд. Но раньше, чем я успела всё обмозговать и рассказать ей, пламя свечей всколыхнулось от порыва ветра: в зал друг за другом вошли мои советники.
– В чём дело?
– Беда нагрянула, драгоценная госпожа, – произнёс Мидир, и впервые со дня отцовских похорон я видела его в парадной броне из сыромятной кожи и посеребрённой стали. – Мы получили весть из Немайна…
Не дожидаясь, когда тот подберёт подходящие слова, Солярис выступил вперёд.
– Восстание, Рубин, – сказал он. – Немайн и Фергус объявили Дейрдре войну.
2Между верой и вербеной
Каждый подъём в небо был песней, которую хотелось слушать снова и снова, даже если давно выучил её наизусть. Ни одна лютня не могла издавать такой чувственной и проникновенной мелодии, как драконьи крылья, режущие воздух у тебя за спиной. Ни одна тальхарпа не разносилась настолько далеко, как рокот драконьего рыка в облаках. И ни один сладкоголосый бард не погружал тебя в транс настолько глубокий и чудный, как это делала высота, когда ты мог увидеть спины птиц, парящих под тобой, и зарождение утра задолго до рассвета.
Именно поэтому перед каждым полётом с Солом я трепетала, как перед самым первым, растирая мурашки на дрожащих от предвкушения руках. В этот раз мурашки тоже были, но не приносили и толики удовольствия. Ведь, застёгивая на голенях ремни лётного костюма, я впервые отправлялась не в путешествие, а на войну.
Сердце, налитое тяжестью от осознания происходящего, давило на рёбра, почти физически мешая мне наклоняться и завязывать сапоги. Казалось, если я присяду хоть на минуту, то уже никогда не заставлю себя подняться. Такая дурнота была плохо мне знакома, а потому почти не поддавалась контролю. Сначала я спутала её со страхом, но нет – тот разливался по телу холодом, а не огнём, душил, а не жёг. Чувство, пожирающее меня изнутри, было куда темнее. Я поняла, что именно испытываю, лишь когда шла к башне-донжону, и хускарлы на постах приветствовали меня, громко смыкая щиты, как немое обещание защищать наш дом до конца.
Это и впрямь был никакой не страх – это была ярость.
Почему подобное снова происходит со мной? Почему я снова обязана защищаться? Почему мир снова на грани раскола? Почему нет никого, кто справится со всем вместо меня? Почему не существует молитв, которые призвали бы пламя и справедливость? Почему, почему, почему…
– Драгоценная госпожа, вы идёте на поводу ущемлённой гордости. Что, если так они пытаются выманить вас?
– Значит, их попытка увенчалась успехом. Для этих ярлов Солярис ничем не лучше собаки, а я не лучше ребёнка, отобравшего корону у взрослых. Так пускай узрят последствия своих ошибок.
Гул фальшард и шагов хирда, марширующего за мной и Мидиром через весь замок, пробуждал во мне странную решимость вкупе со скорбью. Впервые я услышала этот звук ещё в детстве, когда несколько приморских городов отказались платить херегельд[28] и поднялись против единовластия Дейрдре, из-за чего отцу пришлось покинуть меня и уйти в новый поход. Его же я слышала всю прошлую ночь, пока, отказавшись от сна, бесцельно расхаживала по замку в тревожном ожидании утра и новых вестей. Этому предшествовал самый долгий совет в моей жизни, когда Мидир, Гвидион, Солярис, Маттиола и Ллеу разбирали каждый возможный исход моего непродолжительного правления. Мне даже почти удалось смириться, что взаимоуважение всё-таки не станет моими поводьями в управлении Кругом. Ими, как и при отце, станут страх и смерть.
– Но это ещё не война, госпожа! Солярис выразился неверно. Это скорее… набеги. Ни Фергус, ни Немайн не поднимали знамён и не пересекли границу Дейрдре. Они атакуют наших людей, но на своей земле. Уничтожают форпосты и торговые пути…
– И, по-вашему, это нисколько не выходит за рамки союза?
– Разумеется, выходит. Мятежники должны быть наказаны. Просто… госпожа, вы так юны и порывисты…
– Я королева.
– Юная королева.
– Сколько было моему отцу, когда он впервые поднял против врага меч? – спросила я с вызовом.
– Четырнадцать, – ответил Мидир неохотно.
– За свою жизнь он вёл хотя бы одну войну, в которой не принимал непосредственного участия?
– Нет, – снова ответил тот, скрипнув зубами.
– Кто-то из королей и королев прошлого, не считая Дейрдре, летал верхом на драконе?
В этот раз ответ был настолько очевидным, что Мидир не стал давать его вовсе. Будучи советником, он беспокоился о сохранности туатов, но, будучи моим негласным опекуном, он точно так же беспокоился и обо мне. Так чувство долга боролось с родительской опекой в нём целых пять минут, пока первое наконец-то не восторжествовало.
– Хорошо, – сказал Мидир. Первые лучи зачинающегося рассвета, искажённые витражными окнами, расписывали коридоры ягодными красками, но на его лицо ложились мрачными тенями. – Наши дружины, собранные из военнообязанных пограничных городов Дейрдре, движутся к Свадебной роще. К полудню вы с Солярисом должны быть там, чтобы…
– Что? – переспросила я, оступившись на ровном месте. – Свадебная роща?
Только вчера я показывала это место на карте Тесее, а уже сегодня собиралась показать её целому войску. Ах, как же любит судьба потешаться! Поросли белоснежных лепестков – божественная краса, взращённая человеческой рукою… Похоже, сегодня она окропится кровью.
– Да, этим утром войско Фергуса разбило там лагерь, – подтвердил Мидир, и желваки заходили на его заросшей рыжей бородой челюсти. Я тоже стиснула зубы: мало того что они посмели напасть на соратников в день сейма, так ещё и священную землю Кроличьей Невесты осквернили! – Судя по всему, они планируют вместе пойти на Брикту, крепость, куда свозится весь херегельд и с Фергуса, и с Найси. Ярл последнего крайне обеспокоен, ведь это в нескольких лигах от его границ… Потому и надо защитить Брикту в первую очередь. Мы не знаем точно, сколько фергусцев готовится к осаде, но разведчики насчитали порядка двух тысяч.
Мидир вдруг замолчал и наклонился к подбежавшему разведчику, который, взмыленный и с нагрудником набекрень, принялся судорожно докладывать ему принесённые с вороном новости. По тем проклятиям, которыми Мидир погнал несчастного гонца прочь, несложно было догадаться, что за дурной вестью о начале войны пришли вести и того хуже.
– Говори, – тут же потребовала я, уже готовая ко всему.
– Войска Немайна разграбили приморский тракт. Мы потеряли все специи, вина и шелка, которые везли по нему караваны из Ши. А жители всех прилежащих к тракту деревень угнаны в рабство, – сообщил Мидир сдержанно, хотя латунные перчатки на его сжатых кулаках скрежетали. – Летний Эсбат – время безмятежное, спокойное… Время подбирали тщательно, да и действуют скоординированно – явно долго планировали, как перерезать себе пуповину. Малодушные свиньи! Всего два туата, а столько хлопот!
– Боюсь, что не два, – прошипела я себе под нос, сворачивая в южное крыло размашистым шагом. Казалось, коридоры тянутся бесконечно, но даже этой бесконечности мне было недостаточно, чтобы осмыслить происходящее. – Не сомневаюсь, что ярлскона Омела к этому тоже руку приложила.
– Да, она оскорбила вас в письме и отказалась прибыть на сейм, но слова далеко не всегда влекут за собой прямые действия…
– Я совсем не знаю Омелу, но зато знаю, что именно мой дед, бывший ярл Керидвена, подсказал отцу атаковать Немайн и Фергус через Брикту и приморский тракт. Именно поэтому они и пали самыми первыми в ходе его завоеваний, – вспомнила я и потёрла кованые наручи Гектора, ощупывая опаловые вставки, будто бы они могли защитить меня от череды предательств. – Тактика Фергуса и Немайна – это насмешка, а я не потерплю насмешек ни над собой, ни над моим отцом. Пускай каждое крупное хозяйство предоставит сотню человек к следующему месяцу. Также собери тысячу лидов[29] и отправь их к Меловым горам. Коль Керидвен решит присоединиться к мятежникам в открытую, то и говорить с ними будем как с мятежниками. А что касается Немайна и их привычки превращать в трэлла каждого встречного… Ох, как же это докучает!
– В этот раз я покончу с рабством навсегда, клянусь! – возгласил Мидир в запале, но, по правде говоря, я уже сомневалась в том, что хоть кому-то это под силу.
Будучи самым воинственным туатом Круга, Немайн вместе с тем являлся самым строптивым, старозаветным и… диким. Пока к власти не пришёл Оникс и не завёл на континенте единые для всех порядки, у каждого немайнца в личном распоряжении находилось в среднем по паре трэллов. Не имея ни собственного имущества, ни свободы воли, ни прав даже на собственных детей, трэллы использовались абсолютно для любой работы: женщины чаще всего вели домашнее хозяйство и становились наложницами, а мужчины – строителями, землепашцами и скотоводами. Но худшим было вовсе не принуждение к бесплатному и чёрному труду, а пытки, служившие для немайнцев жестоким развлечением наравне с гаданиями и охотой. Отмена рабства должна была положить этому конец, но на деле лишь набросила на существование трэллов тень: теперь их продавали на чёрном рынке и по иронии судьбы часто находили в алмазных шахтах Фергуса.
Мидир посвятил годы жизни тому, чтобы искоренить сей порок, но тот успел пустить корни. Семена вновь и вновь прорастали, стоило где-то рядом пролиться хоть капле крови. Так восстание поставило под угрозу не только все старания моего отца, но и сотни невинных человеческих жизней.
Неужели ради этого я жертвовала жизнью своей – чтобы вместо Красного тумана людей забирали люди?!
– Одного только не пойму, – призналась я, когда мы с Мидиром уже достигли дверей башни-донжона, что стояли вкось с тех пор, как их выломал Кочевник. – Все ярлы принесли мне гейсы, включая ярлов Фергуса и Немайна…