Пока Матти говорила, я не дышала и уж тем более не смела перебивать её. Она бродила взглядом по своим пальцам, тоже покрытым шрамами, но на сей раз от бесконечного прядения и шитья; от тех дней, что заботилась обо мне, вязала нам игрушки и платьица для кукол, вынимала занозы из моих ног и цепляла их сама, когда падала с деревьев, куда я заставляла её забираться на спор. «Матти привыкла к шрамам», – подумалось мне. В жилах Маттиолы не текло ни капли высокородной крови, а в её семье не было никого зажиточнее обычного купца. Всего лишь дочь вёльвы, пусть и королевской, и хускарла из прибрежной деревеньки. Приставленная ко мне служанкой до конца наших дней, вряд ли она хоть когда-то уповала на то, что жизнь её будет сладкой и беспечной. Матти с детства была готова ко всему на свете.
Она вовсе не слабая. Она гораздо сильнее меня.
– Я люблю тебя, сестрёнка, – сказала Маттиола, улыбнувшись уголками губ, перечёркнутыми очередным шрамом. Ресницы её дрожали, отбрасывая тени на шершавые щёки. – Быть может, и меня кто-нибудь однажды полюбит… Даже вот такой… Но, если нет, это не страшно. Главное, чтобы ты, Гектор и Ллеу любили.
– Ох, Матти!
Я пододвинулась к ней и протянула руки. Вопреки моим опасениям, Матти не отстранилась, а подалась навстречу, позволяя обнять себя. Неизвестно, сколько мы сидели так, просто держась друг за друга. Затем её голова легла мне на плечо, и я почувствовала, как ткань потрёпанного платья тяжелеет, пропитываясь слезами. От Матти пахло розовым маслом и заварным кремом, который она иногда помогала готовить на кухне (единственное блюдо, которое у неё получалось), а от меня всё ещё пахло пустыней, диким простором и… грязью.
– Фу. – Матти резко отстранилась, надув мокрые щёки, и я невольно засмеялась, чувствуя, как от этого смеха разжимаются тиски сожаления на сердце. – Давай-ка всё же помоем тебя для начала, а потом будем обниматься и плакать, хорошо? Вставайте, госпожа, вам нужно срочно перестать вонять и рассказать мне обо всех ваших приключениях!
Быстро подтерев сопливый нос рукавом платья, Маттиола схватила под мышку полотенца, рывком поставила меня на занемевшие ноги и велела дожидаться её в купальне. Когда я, кивнув, послушно вошла туда, под потолком уже вился душистый травяной пар, а чугунная печь клокотала и трещала, гоня по воздуху влажное тепло. Избавиться от грязной гандуры было сродни пробуждению от кошмарного сна. Я испытала колоссальное облегчение, просто сбросив замасленную ткань на пол и погрузившись по плечи в воду. Маттиола наполнила ею ванну за считаные минуты, притащив несколько вёдер, и добавила туда немного лимонного сока с ежевичными листьями, чтобы осветлить посмуглевшую кожу. Решив более не обсуждать с ней пережитую трагедию, коль она сама этого не захочет, я молча вручила себя в её умелые руки, тут же взявшиеся за мочалку из жёсткого лыка.
Вместо разговоров о несчастьях мы стали разговаривать о победах, случайностях и нелепостях. Так, я поведала Матти о Сильтане с Мелихор, нагнавших нас у болот под Гриндилоу; о Дайре и скверном нраве Мераксель, напавшей на Сола вредности ради; и о колодце, который привёл нас на обратную сторону мира. Однако столько же, сколько я рассказала, пришлось и утаить. Умолчала я и о Селене, являющемся мне во снах, и об участи Совиного Принца с Медвежьим Стражем, воспоминания о которых всё ещё отзывались тупой болью в груди. Матти незачем было знать, что боги, которым она так усердно молится, мертвы. Ведь если даже они не смогли выстоять перед ликом Красной напасти, то что ждёт нас, простых людей? Ни Маттиола, ни остальные ни в коем случае не должны были потерять надежду.
– Да ладно?! – воскликнула Маттиола, стоило мне добраться до той части, где мы с Солярисом уединились в пещерах Принца. От услышанного она шлёпнула мочалкой по воде так сильно, что нас обеих обдало брызгами. – Прямо туда? Языком?!
– Тише ты, Матти! Не так громко!
– Ну а что там насчёт длины хвоста и мужской… г-хм… гордости? Правду говорят, что и то и другое одинаково велико?
– Не знаю. Я не разглядывала.
– Что значит не разглядывала?! А куда ты вообще смотрела в такой момент, скажи на милость?!
– Матти!
Она захихикала, разрумяненная от пара и моих историй, и в какой-то момент я вдруг поймала себя на мысли, что почти не замечаю шрамов, испещряющих её лицо. Будто они всегда там были. Или будто их не было вовсе. Маттиола смеялась звонко, как прежде, задорно шутила и всё так же пеклась обо мне. И к тому моменту, как я выбралась из ванны и она завернула меня в мягкое полотенце, всё окончательно вернулось на круги своя.
– Что ты сказала? В любой момент могут прибыть драконы?!
Я резко вскинула голову, осознав, что за девичьей болтовнёй совсем забыла предупредить Матти о грядущем и сообщила об этом лишь тогда, когда попросила её послать к портнихе за новым платьем. Маттиола тут же свернула полотенце, перестав вытирать меня, и застыла в негодовании. Ведь если вместе с Солярисом прибудет Борей и все Старшие драконы Сердца, то с ними наверняка прилетит и Вельгар…
– Ты ведь знаешь, что я прибыла в Столицу без Сола? – уточнила я осторожно, и Маттиола покачала головой. – Он отправился в Сердце. Хочет уговорить драконов выступить за нас в войне, должен привести их сюда для переговоров. Поэтому я и поручила Гвидиону подготовить замок к торжеству…
– Ты поручила подготовку пира Гвидиону?! А ничего, что твой сенешаль я?
– Извини! Я думала, тебе сейчас не до этого. Ты же… Мы… Это…
– Да уж, драгоценная госпожа. Если ты так же перед драконами блеять будешь, то не видать нам союза как своих ушей, – вздохнула Маттиола, вперив руки в бока, прежде чем молча удалиться за ширму, где нас ждал распахнутый шкаф с дюжиной нарядных платьев, ни одно из которых, однако, не подходило для такого важного события. Сгребя в руки разноцветные ткани, убранные в один из ящиков, Матти молча двинулась к портнихе, оставив меня гадать, что всё-таки расстроило её больше: то, что ей предстоит встретиться с Вельгаром, или то, что за пиршество несёт ответ кто-то другой.
Солярис обещал, что прибудет в Столицу с драконами ненамного позже, чем прибуду я, однако его возвращение затянулось. Минул один день, второй, третий… А горизонт, куда я вглядывалась каждый рассвет и каждый закат, всё оставался чистым. Наше расставание ещё никогда в жизни не длилось так долго. Да и случались ли разлуки вообще? Самое большое расстояние, на которое один удалялся от другого, не превышало и города. Лишь спустя восемнадцать зим Солярис впервые покинул меня по-настоящему, улетев за тысячу лиг, – и это оказалось ужасно. Всё свободное время, что выдавалось между заседаниями и приёмами высокородных господ Столицы с жалобами на Увядание – оказывается, оно успело расползтись по всему Кругу, где ступала нога Селена, ищущего меня, – я бесцельно скиталась по замку. Потерянная, словно лишилась чего-то важного и никак не могла это отыскать. Считала взглядом трещины в каменном полу, перечитывала петроглифы о сошествии Дейрдре из сида на стенах, перелистывала «Память о пыли», сидя средь хлама в заброшенной башне, лишённой очагов и алтарей. Без Сола всё в ней выглядело одиноким и запустевшим, в том числе я сама.
Потому, когда спустя ещё четыре дня Совет наконец-то получил известие от дозорных с юга, что в небе над Медб видели «облака причудливых размеров и форм, перемещающихся со скоростью ветра и направляющихся к Столице», я не сдержалась от детского возгласа. Тех облаков насчитывалось по меньшей мере несколько десятков. Неужели у Соляриса действительно получилось призвать сородичей? Неужели у нас есть шанс?
Ко дню, когда они, по подсчётам Ллеу, должны были явиться, я как следует отоспалась за все недели странствий – Селен больше не присваивал себе мои сны, не вторгался в них и не превращал в пытку. Я также расписала на пергаменте все свои решения, приколов к нему несколько золотых фибул в качестве печати, и надела платье, только-только пошитое портнихой. Вкус Маттиолы был неизменно хорош: она выбрала для меня дымчато-серый дамаст и велела обшить плечи и грудь серебряными пластинами, похожими на гарды воинских мечей. Полупрозрачные рукава добавляли наряду женственной лёгкости, но он всё равно напоминал воинский доспех, только с осколками шпинели вместо застёжек под узким горлом. Стоило Маттиоле в довесок заплести мне косы – включая ту часть волос, что была красной, как кровь, которую я более не собиралась прятать, – как я наконец-то почувствовала себя королевой Дейрдре и Хозяйкой Круга, которой всё ещё являлась. Даже вид костяной руки вдруг преисполнил меня гордости и стал казаться не чем иным, как знаком отличия, одним из первых моих увечий, полученных в странствиях. Я украсила пальцы обилием колец, готовая к тому, чтобы на неё – на меня – смотрели.
– Мы готовы встречать драконов, госпожа!
Гектор стоял на входе в Медовый зал, где, отпросившись в кузнице, помогал Матти и Гвидиону укреплять скамьи, рискующие проломиться под весом существ, телосложением далёких от людей. Он также помог прибить цветочные гирлянды из рябины к потолочным плинтусам: мне подумалось, что они произведут впечатление на тех, кто привык видеть золото каждый день, но отвык от богатой зелени континента и северных растений. Я также повелела снять все гобелены, где хотя бы отдалённо угадывался мотив ратных походов и завоеваний Оникса, оставив лишь нейтральные орнаменты.
Никаких флагов и знамён, булав и мечей, хирдманов и хускарлов на каждом посту. Драконы должны были чувствовать себя в Столице в такой же безопасности, в какой я чувствовала себя в Сердце. Смешение привычного и нового, любопытного и знакомого. На помосте, где обычно возвышался королевский стол, в этот раз расположились барды с лирой, тальхарпами и лурами, а моё собственное место перекочевало на её край – всего лишь одно резное кресло с маленьким геридоном. Всё ещё во главе, но уже рядом со всеми, а не над ним.
Всюду стояли миски и блюда, полные той еды, которую было тяжело достать в Сердце: оленина в клюквенной глазури, жаркое из кабана и древесных грибов, утки, фаршированные тыквой и пшеном. Отдельный стол предназначался для одних лишь сладостей, к которым драконы питали особую слабость: черничные тарталетки, приготовленные специально для Сола, да пирожки с яблочным курдом и ягодный зефир. В Медовый зал уже вкатили порядка десяти бочек с местным вином и ещё пять бочек с клубничным компотом на тот случай, если драконы побоятся туманить рассудок в присутствии людей. На каждой мало-мальски свободной поверхности лежал свежеиспечённый хлеб и соленья, которые Мелихор уже нетерпеливо таскала с тарелок, раздавая Гвидиону указания, а Кочевнику – подзатыльники за то, что путается под ногами и смущает Гектора неприличными шутками, которых нахватался на рынке в Ши.