Солярис рассказывал, что они оба вот уже как десять лет не покидали Диких Земель, где занимали должность дэхья – нечто между разведчиками и стражами – и были обязаны следить за порядком среди одичавших сородичей, а также уговаривать вернуться домой всех, кто хочет к ним присоединиться. Как человеку, далёкому от мышления бессмертных, я не могла понять род деятельности дэхья в полной мере. Однако всё это время мне упрямо казалось, что все они – воплощение благородства. Иначе зачем ещё выполнять столь неблагодарную работу вдали от родных, там, где бродят люди в одежде из людей и ходят другие жуткие легенды? Однако, глядя на Велиала и Осилиала сейчас, я сомневалась, что за их выбором действительно стоит благородство. Скорее жажда свободы и одиночества, синонимами которых Дикие Земли и были.
– Вы ведь знаете, что это личные покои Соляриса? – осведомилась я вежливо, и близнецы кивнули так же синхронно.
– Он сам разрешил нам приходить сюда.
– Так уж и разрешил?
– Ну, не запрещал, – улыбнулся Велиал, и от одного вида его зубов по спине у меня побежали мурашки.
– А где он сам, вы случайно не знаете? – спросила я, окинув взглядом убранство комнаты и заметив, что постель прилежно заправлена, а вещи не разбросаны, как обычно. Похоже, Солярис здесь даже не появлялся.
– Не знаем, но догадываемся, – ответил Осилиал и, заломив за спиной руки, нагнулся ко мне нарочито низко, будто демонстрируя своё превосходство. Тем не менее увиливать он, как я боялась, не стал, а ответил прямо: – Видели, как он с человеческим мальчишкой, потным и грязным, нёс какие-то ящики и ругался, что вечно тот не может подготовить «место» заранее. А мальчишка ответил, что это потому, что место ему не принадлежит и сейдман вопить начнёт, если заметит, что здесь был кто-то кроме него…
Осилиал сказал что-то ещё, но я не расслышала, что именно, покуда, побледнев от очередного подтверждения своей страшной догадки, тут же бросилась к двери.
Почти по всем окнам в башне Соляриса шли мелкие трещины – стёкла попросту не выдерживали, когда зимой мороз по ту сторону сталкивался с драконьим жаром по эту. Там же, между трещинами, тянулись замасленные следы от человеческих рук. Я часто прислонялась к окну, когда ждала, пока Солярис сделает следующий ход и подставит под моего коня свою пешку, так и не одержав надо мной за все годы ни одной победы. Вот и сейчас я коснулась окна, перекрыла старый след от своей руки новым, когда Велиал вдруг схватил меня за запястье и нагло протащил назад от двери до подоконника.
– Постой, драгоценная госпожа, не уходи! Останься с нами. У нас столько вопросов насчёт нашего братца. Мы с ним давно не виделись, а из него и клещами не вытянешь честного слова.
– Прошу прощения, но уже поздно, я хотела бы лечь спать…
– Потому и явилась сюда в такой час? Ага-ага, конечно. Ну же, всего пять минуточек!
– Отпусти меня, далибишье рушье!
– Ого! – ощерился Велиал. – Ты и ругаться по-нашему умеешь? Как здорово! А ещё какие-нибудь слова знаешь? Хочешь, научу? Далибишье миррит…
– Велиал, полегче! – воскликнул Осилиал, когда я споткнулась под натиском его брата, столкнулась с подоконником поясницей и ойкнула от боли. – Велиал!
Хватка у Велиала была такой жёсткой и тяжёлой, словно мне на запястья надели чугунные оковы. Кажется, он попросту не знал, как стоит обращаться с людьми, и не чувствовал меры в том, как тянул, толкал или удерживал. Велиал крутил меня, как свою новую игрушку, и под ложечкой тревожно засосало. Однако не потому, что я не могла противиться сокрытой в нём звериной силе, а потому, что прямо сейчас я теряла драгоценное время, которое было на вес золота.
– Ах, так вот вы где, две бестолочи! Поделом вас в Дикие Земли сослали. Ничего не умеете, кроме как смуту наводить и драконий род перед людьми позорить!
Лиловые когти мигом разжались и отпустили меня, оставив после себя бледно-красные и ноющие полосы. Я тут же выпрямилась, вскочила с подоконника, всем видом демонстрируя то же недовольство, что и Сильтан, остановившийся в дверях, и быстро просеменила к нему поближе, а от близнецов – подальше.
– Вот возьму и расскажу матушке, чем вы на самом деле в Диких Землях занимаетесь, – протянул Сильтан, вперив в бока руки. Он был на голову ниже братьев, но те вдруг так сгорбились, что стали визуально меньше. – Уверен, если она прознает, больше никуда вы с Сердца не улетите, до самого окаменения будете со скрепами на крыльях ходить.
– Да ладно тебе, братец! – засмеялся Осилиал, похлопав того по спине. – Мы же ничего злого не сделали.
– Тебе что, сорок лет, чтобы бежать к матушке на нас ябедничать? – фыркнул Велиал. Стёкла за ним уже успели запотеть, пока он вместе со мной облокачивался на подоконник спиной. – Уже и с людьми поговорить нельзя, всех собак сразу на нас спускаешь!
Сильтан не повёл и бровью на ответные обвинения. Только сказал коротко:
– Брысь.
И близнецы неожиданно послушались. Ещё несколько минут после них в воздухе висел запах дождя и цветов, а у меня в груди свербело странное чувство, будто меня подвесили над пропастью за пятки и как следует встряхнули. Казалось, я давно привыкла что к драконам, что к родне Соляриса, но, судя по смеху Сильтана, которым он разразился, посмотрев на моё вытянутое лицо, это было далеко не так.
– Первое правило нашего гнезда гласит: что бы близнецы тебе ни сказали, никогда не воспринимай это всерьёз, – махнул рукой он. – На самом деле они безобидные. А Осилиал вообще милейшее создание, в детстве только с куклами Мелихор и возился пуще неё самой. Это Велиал вечно подначивает его, покоя не знает, то тут кому-нибудь под кожу залезет, то там… Вот и выперли их двоих из Сердца в Дикие Земли, чтобы научить уму-разуму. Но, видно, разума там с мышиный хвостик. Будь здесь матушка, она бы живо им крылья надрала за такое обращение с женщиной!
– Но… Разве близнецы не старше тебя? – невольно спросила я, всё ещё поражённая тем, как ловко Сильтан выпроводил их. В то же время я, королева Круга, и слова поперёк им вставить не смогла. С ярлами сладила, со Старшими – тоже, а с братьями Сола – нет. Ну не стыдоба ли?
– Так и есть, – кивнул Сильтан. Его золотые волосы лежали неаккуратно, а воротник обнажал шею, выцелованную клубничными отпечатками женских губ. Очевидно, он весело проводил время с кем-то из моей прислуги, прежде чем заявился сюда. – Однако мы с ними родились в одно десятилетие, так что разница незначительна. К тому же не поверишь, но я мамин любимчик. Если случается такое, что в гнезде ссора и все врут наперебой, то я всегда первый, кому она поверит.
Я только хмыкнула, решив оставить саркастичные замечания на сей счёт при себе, и вдруг заметила, что утеплённая накидка давно упала с плеч. Лишь когда Сильтан учтиво поднял её и надел на меня обратно, я вдруг вспомнила, зачем пришла сюда и что собиралась делать. Сумбурно поблагодарив Сильтана за помощь и пообещав в обмен новую серьгу красивее прежних, если тот и впредь не будет давать своим братьям спуску, я наконец-то покинула башню и отправилась туда, куда надеялась больше никогда в жизни не заходить.
Расстояние до винтовой лестницы, спрятанной среди каменных выступов, я преодолела одним махом, даже не выдыхая. Меня тут же поглотила тьма – в спешке я забыла взять с собой факел. Пришлось, выставив руки, идти на ощупь, скользя пальцами по стене, отшлифованной поколениями вёльв, что пользовались этой лестницей до меня. Там, внизу, меня ждал ещё один спуск, а ещё дальше – сосредоточие сейда и бренные кости тех, кто стал ему пищей.
Вмурованные в фундамент человеческие черепа смотрели мне вслед пустыми глазницами, когда я спустилась к самым корням своего замка под скрежет драконьего механизма и очутилась глубоко под землёй. Бальзамический запах мгновенно ударил в нос, заставляя уткнуться в воротник плаща, чтобы не стошнило. В катакомбах было так же холодно, сыро и темно, как и тогда, когда я спускалась сюда в последний раз, чтобы выслушать отчёт Ллеу о вскрытии фергусовского воина. Боги, как же давно это, казалось, было…
Впервые Безмолвный павильон пустовал, тихий, словно действительно онемел: не было ни накрытых алтарей, ни горящей костровой чаши, ни самого Ллеу. Зато посреди круглого зала, проеденного пятью коридорами, возвышался всё тот же жертвенник из цельного белого камня, пошедший грязно-бордовыми пятнами от въевшейся крови. Между потёками расплавленного чёрного воска лежали инструменты: острые ножи с щипцами, при одном взгляде на которые становилось дурно. Но куда хуже мне стало при виде Соляриса, распростёртого между ними.
– Брат убьёт меня, если узнает, что мы бываем здесь! – бормотал Гектор, суетясь вокруг него с медным чаном в руках.
– Хватит талдычить одно и то же. Кузница не подходит, сам сказал. Слишком много хирдманов. Да и здесь мы всяко быстрее управимся, не вскакивая и прячась, чуть какой шорох звучит. Не тяни дракона за рога, приступай! У нас осталось две недели, чтобы закончить.
Гектор наконец-то нашёл, на какой столик приткнуть медный чан, и послушно склонился над Солом. Руки его по локти были облачены в перчатки – в них же Гектор ковал оружие, дабы не обжечься. Отрезы из толстой сыромятной кожи закрывали даже шею. Когда же Гектор вдруг натянул ещё один отрез на подбородок и принялся перебирать ножи, разложенные рядом, я вдруг поняла, кого он напоминает мне в этом наряде. Мясника.
– Хм…
– Что такое?
– Заживает плохо. Боюсь, если возьмёмся за то же место, шрама не избежать. Может, сегодня лучше спину?
– Давай спину. Но сначала всё-таки живот.
– Сначала?.. Ты хочешь содрать оба участка зараз?
– Я же сказал, Гектор. У нас мало времени.
Гектор завис в оцепенении. Будь он более решительным, я бы не смогла услышать так много, прежде чем миновать огороженную колоннами часть павильона и оказаться возле жертвенника.
Солярис медленно повернул ко мне голову.
Прежде он всегда слышал меня за лигу. Всегда знал, где я нахожусь, – если не по запаху, то просто потому, что давно выучил меня как облупленную. Однако впервые мне таки удалось застать его врасплох. Возможно, он просто был слишком занят тем, что готовился к боли, которая вот-вот обрушится на него. Даже завидев меня, Сол не подорвался с места, не вздрогнул, как Гектор. Он остался лежать на жертвеннике, голый по пояс, прижимаясь лопатками к холодному камню, и всё. Взгляд его, мельком брошенный из-под опущенных белых ресниц, ощущался так же, как если бы меня небрежно потрепали по щеке и обозвали глупышкой. Словно то, за чем я застала их здесь, было всего лишь детской забавой, ребячеством, а не пыткой, отголоски которой до сих пор являлись и мне, и Солу в кошмарах.