Ловкость, скорость, провидение – таковы были дары Совиного Принца любому, кто осмелится оставить свой след внутри его следа. Маска действительно хранила память и силу, благодаря которой Совиный Принц продолжал жить и оберегать.
Берсерк закрутился на месте волчком, не понимая, куда я делась. Снова взмахнул секирой, но не успел – я взмахнула мечом раньше. Его лезвие вошло воину в затылок прямо под выбритым сигилом воинской ярости, и он упал замертво.
В любой другой момент меня бы затошнило, но сейчас на это не было времени. Стоило мне выдернуть меч обратно, как над ухом пронеслись снаряды пращи – свинцовые шарики, усеянные гвоздями. Стреляли откуда-то с верхушек елей. Кажется, то был охотник – такими же снарядами подбивают диких кабанов и зайцев, чтобы размозжить им черепа, но не повредить шкуры. Теперь черепа мозжили моим воинам. Я сосчитала около двадцати мёртвых дейрдреанцев по пути, пока наконец-то не нашла того, кто это сделал и пытался сделать то же самое со мной. Мужской силуэт притаился средь острой хвои, сидя на ветке. Когда я добралась до него, он как раз закручивал петлю со следующим камнем.
– Я здесь!
Керидвенец ахнул и едва не свалился с дерева, резко обернувшись. Ветка прогнулась под нашим весом. Забраться на ель оказалось проще, чем я думала, но вряд ли причиной тому была моя природная гибкость. Птичья лёгкость в теле легко поднимала и опускала, глаза смотрели дальше, чем видели, а руки и меч опережали даже мои собственные мысли. Знать, кто и что сделает в следующий миг, было приятно, как и побеждать.
– Что такое? Так быстро сбила с тебя спесь?
Запах клубничного вина заполнил лёгкие.
Охотник натянул пращу, целясь мне в голову, но тут ветка хрустнула, обрубленная моим мечом. Он рухнул вниз, распластался на земле и остался недвижим. Под его затылком, встретившимся с камнем под опавшей хвоей и листьями, растеклась красная лужа.
Я хмыкнула, балансируя на сучке в несколько дюймов шириной, на котором могли уместиться разве что воробьи или Совиный Принц. На дереве оказалось спокойно, почти уютно вдали от проклятых песнопений, звенящей стали и криков умирающих. Я вдруг поймала себя на том, что не хочу спускаться отсюда вовсе, хочу смотреть на горящее поле издалека и не вмешиваться, как не вмешивались боги в ход человеческой истории. Устыдившись и испугавшись подобных мыслей, я тут же потянулась к маске. И прозрела вновь…
Там, на другом конце леса, светловолосый мальчишка тащил на себе раненого хускарла без ног и без рук. Тот был обречён умереть – это понял бы любой, лишь взглянув на его серое, безжизненное лицо и то количество крови, размазанной по земле, что тянулась за ними тропой. Но мальчишка не привык сдаваться – на то он и мальчишка. Наконец-то отпустить полумёртвого хускарла его вынудил лишь переступивший кольцо огня керидвенец с копьём наперевес, присматривающий себе очередную жертву из числа воинов Дейрдре.
Мальчишка выпрямился и сжал кузнечный топор перепачканными пальцами.
– За королеву Рубин! – воскликнул тот так глупо, готовый не менее глупо умереть.
Гектор.
Я оставила маску на лице и сиганула с дерева вниз, но не разбилась, даже не споткнулась. Маска позволяла быстро восстанавливать силы и так же быстро бежать. Я пересекла лес на одном дыхании, повинуясь первобытному зову, хотя ум мой не разбирал дороги, сильно отставая от совиного духа. Хвоя и серое небо, темнеющее не то от дыма, не то в преддверии ночи, – сколько часов уже длилась битва? – слились воедино. К тому моменту, когда я достигла края полей, где остатки не перешедших к осаде города дейрдреанцев добивали врагов, Гектор уже получил что хотел – войну.
Его топор торчал из грудной клетки бездыханно лежащего воина по самую рукоять.
– Рубин? Почему ты…
Да, это и вправду был Гектор, только русые кудри теперь покрывал коричневый налёт, а лицо – слой грязи, за которым веснушек было уже не разглядеть. Если бы не круглые глаза, зелёные, точно трава в месяц зверя, я бы, возможно, даже не признала его.
Он сделал ко мне навстречу несколько неуклюжих шагов, покачиваясь от усталости и тошноты, а уже в следующую секунду я схватила его за шкирку и швырнула на землю из тех последних сил, что не принадлежали мне. В то место, где прежде стоял Гектор, вонзилось копьё, увитое кованым узором. Я рассмотрела каждую царапину на нём, каждый лист из бронзы, когда один из раненых, но не сломленных керидвенцев поднялся на ноги и снова бросился в атаку.
Запах клубничного вина вдруг ослаб и улетучился. На тело обрушилась тяжесть, усталость людская, отнюдь не божественная. Маска вдруг перестала помогать мне, истощившись, как любое живое существо, но спасли тренировки Сола. Лишь благодаря им следующий взмах копья встретил мою костяную ладонь, а не грудь. Пальцы издали затяжной скрежет, словно железо ударилось о железо, и копьё отскочило, оставив ошарашенного воина ни с чем.
Шаг. Взмах. Выпад.
Я никогда не думала, что буду убивать людей. Я верила, что буду спасать их, вести за собой, оберегать. «Покажи мне короля, который никогда не лишал жизни подданного, и я скажу тебе: то теперь ярл, а не король», – сказал отец как-то Мидиру, смеясь, и сейчас в этом было больше истины, чем во всём, что я знала прежде. Ещё одно тело упало к моим ногам с рассечённым горлом, и по тонкому лезвию меча лентой побежала кровь. Её брызги испортили прекрасную маску, и медный вкус, солёный, как вода Изумрудного моря, осел на языке.
Я вытерла меч о штанину, прежде чем убрать его в ножны, и сняла с лица золотую маску. Гектор смотрел на меня снизу вверх, развалившись на земле, хотя не был ранен. В отличие от стонущих кругом хирдманов – и своих и чужих – он был в полном порядке. Кажется, даже больше, чем я.
– Рубин… Послушай… – проблеял Гектор. Он оперся о свой топор, принял сидячее положение и вытер с лица слёзы и кровь. – Я тебя люблю. Ты ведь всегда знала об этом, верно? С самого детства. Думаешь, выковать для тебя броню было идеей Соляриса?! Думаешь, я не могу защищать тебя так же, как он? Я мужчина, а это долг каждого мужчины – сражаться за то, что ему дорого. Поэтому я сражаюсь не только за тебя, но и за свою сестру, и за брата тоже, чтобы мы все могли и дальше праздновать вместе Эсбаты. Чтобы это была последняя война во всём мире, во всей истории! Я отправился сюда по своей воле, Рубин. Я…
– Ты взял с собой сыворотку? – перебила я, не дрогнув от услышанного ни снаружи, ни внутри.
Гектор шмыгнул носом, растерянно заморгал от моего вопроса и похлопал рукой по карманам штанов, но вытащил из них лишь битые осколки. Ткань пропиталась лекарством, и запахло горькими травами, спиртом и чем-то едким, маслянистым, что раз за разом спасало Гектору жизнь и убирало с его лица этот холодный пот, которым он уже начинал покрываться у меня на глазах.
– Ничего страшного! Я чувствую себя отлично, – воскликнул он, будто и впрямь не замечал, что слишком тяжело и часто дышит, а пальцы рук его мелко дрожат, предупреждая о грядущей судороге. – Я взял сыворотку просто на всякий случай. Сахарная болезнь давно меня не беспокоит. Сама знаешь, так бывает…
– Ты не мужчина, – прошептала я. – Ты безмозглый ребёнок. Будь ты действительно мужчиной, не оставил бы сестру на одних лишь богов. Прямо сейчас она небось молится им о том, чтобы не остаться последней из своего рода. Ты ведь знал, что Ллеу тоже решил полететь, не так ли? Но всё равно вызвался добровольцем. Уверена, тебе даже отказали: ты болен, юн и слишком ценен в кузнице, чтобы тебя приняли в ряды лейдунга. Значит, ты проник туда без спроса. Значит, ты предатель. Скажи, стоит ли мне бросить тебя в темницу по возвращении? Может быть, мне заодно наказать тебя и за то, что ты за моей спиной сговорился с Солярисом и подверг его опасности? Может быть, ты, как мужчина, и за свои поступки ответить хочешь, а?
Гектор отвёл глаза, сжал кулаки и ударил ими по земле, поднимая облако листвы и снега. Поле битвы было не самым лучшим местом, чтобы читать нотации, но я не сомневалась, что, если оставлю Гектора без них, он снова схватится за топор, как только я отвернусь. Впрочем, едва ли будет достаточно и этого. Потому я стала озираться по сторонам, ища, куда бы пристроить его и снять с себя хотя бы одну ответственность.
– Где Мелихор? – спросила я. – Ты видел её? Она цела? А что Кочевник и Сильтан?
– Они все там.
Гектор указал вялым жестом на лес с другой стороны поля, где на кромке собрались павшие, но выжившие драконы, нуждающиеся в целительном для них времени и покое. Они все сложили крылья, улеглись на земле шеренгой, свернувшись в клубки, как змеи, и рубили хвостами да перекусывали пополам керидвенцев, если тем хватало ума приблизиться. Мелихор пряталась за спину Сильтана, как луна за солнце – серебро и золото. На пару с Бореем он тоже отгонял всех, кто приближался к его раненым сородичам.
«Я всех подвела, папа? Ты сердишься?» – услыхала я плач Мелихор, когда схватила Гектора за руку, подняла на ноги и потащила его к драконам в укрытие.
«Нет, я ничуть не зол. Всё хорошо, дочка, – успокаивал её Борей, зализывая у той на животе рану, что осталась от выдернутого снаряда баллисты, валяющегося рядом. Он будто умывал своего детёныша, а не взрослого дракона: подмял Мелихор под себя, накрыл собой и очищал длинным языком не только от ран, но и от грязи. – Главное, ты донесла этого медведя в целостности. Посмотри, скольких врагов он уже поверг… Всё благодаря тебе, моя ящерка».
Нестерпимо хотелось подойти к Мелихор, обнять за переломанное в падении крыло и попросить прощения за то, что из-за меня она вынуждена проходить через всё это, но я знала: на войне должна быть только война. Я и так отвлеклась, а Мелихор с Сильтаном нечего тревожиться ещё и обо мне с Солом. Потому я остановилась и толкнула Гектора в спину, чтобы он дошёл до них сам.
– Слушай меня! – прокричала я, когда он обернулся, и ткнула пальцем на проломленные деревья, образующие навес как раз рядом с исцеляющимися драконами. – Немедленно иди туда и избегай сражения. Чтобы ни на шаг от Мелихор и Сильтана не отходил! Защищай только себя одного. Ты меня понял, Гектор? Скажи, что понял!