должны умирать. Если Ллеу зайдёт слишком далеко, а я не успею вовремя вернуться домой и восстановить порядок, то Круг ждёт междоусобная война. То же самое произойдёт, если меня не окажется на троне, когда отец умрёт, или если я не смогу остановить Красный туман. Ты понимаешь, как много всего на кону? Я даже не представляю, как нам – мне – всё это успеть!
Я не успела замолчать до того, как в мой голос просочились истеричные нотки. Долгое время мне казалось, что я поступаю правильно, что лишь я смогла отыскать верный путь в зарослях ошибок и иллюзий… Но, кажется, мой путь вёл туда же, куда вели и все прочие, – я просто забрела в терновую чащу.
Хотела защитить невинных людей, но обрекла их на истязания Ллеу и жидкий огонь, от которого пеплом рассыпаются внутренние органы и кости. Хотела защитить своих друзей, но теперь один из них ранен и лежит без сознания, а вторая в слезах и синяках после путешествия, которое едва не стоило им обоим жизни. Хотела защитить Соляриса, но не смогла уберечь его даже от собственного отца.
Видимо, если их всех и нужно от кого-то защищать, то только от меня самой.
– Рубин.
Солярис никогда не был хорош в подбадривании, но ему всегда было достаточно взять меня за руку, чтобы я успокоилась. Он дотрагивался до меня так, словно боялся поранить. Наверное, так оно и было – серповидные агатовые когти, что прочнее стали, легко царапали кожу. И всё-таки я развела пальцы, желая пропустить меж ними пальцы Соляриса. Он потянул меня на себя так резко, что мы чуть не столкнулись лбами. Аккуратности ему недоставало, но зато с лихвой хватало нежности, когда та была нужна.
– Я должен был сделать это раньше, ещё во время обеда, – прошептал Сол мне в волосы, и, хотя жар его тела был невыносим на не менее жарком воздухе, я всё равно придвинулась к нему теснее. В гуще аспидных сумерек, опустившихся на остров, планктон в море запульсировал ярче. – Я знаю твоего отца уже очень долго. Поверь, он не отправится в сид до тех пор, пока сам этого не захочет. Мы всё успеем, но начнём с того, что восстановим силы. Тебе сейчас всё равно противопоказаны полёты. – Сол указал на мою левую руку, лежащую у него на коленях, и я неохотно взглянула на гелиос, о котором старалась не вспоминать, чтобы не вспоминать и о том, зачем он мне нужен. – Нам придётся задержаться в Сердце, так давай сосредоточимся на тумане. Потом будь что будет. А завтра…
– Завтра я потащу вас в город на рассвете, где у вас будет возможность узнать всё, за чем вы прибыли. Но для этого Рубин надо как следует выспаться, а не обжиматься здесь с тобой до самой ночи, Солярис!
Сола так огорошило появление Мелихор, что он тут же спрыгнул с камня и едва не уронил меня, забыв расцепить наши руки. Я ойкнула и зашипела, проехавшись копчиком по каменному рельефу. Из-за опустившейся темноты я не могла разглядеть выражение лица Мелихор, но бледно-жёлтые глаза светились, и почему-то свечение это показалось мне насмешливым. Я поняла, что Мелихор и впрямь смеётся над нами, когда Сол по пути в гнездо вдруг заявил, что разделит со мной спальню.
– У тебя сокровищный синдром, – вынесла драконица вердикт, ступая по длинному коридору мимо стеклянных огоньков. Заметив мой вопросительный взгляд, Мелихор пояснила, игнорируя ворчание Сола: – Это когда дракон настолько зацикливается на своих вещах, что начинает бросаться на каждого встречного, боясь, что их отнимут. Обычно это происходит из-за длительного одиночества или когда наступает пора откладывать яйца, которые очень хрупки первое время и которые нужно защищать. Для человека, может, это и звучит нелепо, но сокровищный синдром – опасная болезнь, от которой лечит только принудительное изъятие этого самого сокровища.
– При чём здесь твой глупый синдром?! – возразил Солярис. – За пределами замка Дейрдре я отвечаю за Рубин головой.
– А что такого ценного в твоей голове? Обычная пустая башка. Понимаю, ты бы отвечал крыльями или хвостом…
– Это не смешно, Мелихор.
– А я и не смеюсь. На самом деле это грустно. Ты ведь знаешь, что Рубин не просто красивая побрякушка, которую надо везде таскать с собой и прятать под подушку от посторонних? Такими темпами ты ей быстро наскучишь, братец, а человеческие женщины ценят свободу.
– Дело не в этом, дурья ты репа! Будто не знаешь Сильтана…
– Хм, разнообразие человеческие женщины тоже ценят.
Ещё минут десять я слушала их препирательства. В конечном счёте мне пришлось клятвенно заверить Соляриса, что я не умру от одной ночи порознь и он действительно иногда перегибает палку, прямо как сейчас. Однако сдался и ушёл он только после того, как Мелихор стала нарочито громко вспоминать самые постыдные истории из его детства.
– Огонь мира сего, – вздохнула Мелихор, качая головой вслед Солярису и придерживая для меня штору, которая служила дверью в её спальню. – До чего же он прилипчивый и дотошный! Как ты вообще его терпишь?
– У нас всё взаимно: я терплю его, а он терпит меня, – отшутилась я, пролезая под шторой в центр той самой овальной комнаты, с которой и началось моё знакомство с Сердцем. Сейчас больше половины её стеклянных огней не горели, из-за чего я едва не запуталась в ворохе пёстрых полотен, устилающих пол, пока пыталась добраться до каменного ложа. Но, когда мне это всё-таки удалось, я вдруг обнаружила, что то уже занято.
– Я решила, вы должны быть вместе, – улыбнулась Мелихор, пока я с нежностью убирала волосы с лица спящей Маттиолы, свернувшейся калачиком у самой стены. – Она же твоя энарьят, а энарьят не должны разлучаться. Ложись рядом. Вам обеим хватит места.
Мелихор была права: плоский камень явно предусматривал возможность того, что дракон захочет поспать на нём в своём первородном виде. Поэтому даже когда я, переодевшись в ночную рубаху, опустилась на камень рядом с Матти, на нём всё равно осталось много свободного места. Я будто снова очутилась дома. Не хватало лишь трещащего камина, запотевших окон, расписанных морозом, и запаха вербены, возложенной на алтарь Кроличьей Невесты. Именно такой была та самая ночь накануне Вознесения, когда мы с Матти допоздна гадали на углях, а затем уснули вместе, не зная настоящих невзгод.
– Ложись тоже, Мелихор. Мы здесь и втроём поместимся. Негоже тебе спать на полу!
Мелихор смутилась. Наверное, думала, что я не замечу, как неуклюже она комкает себе из тканей лежанку, а сама втихаря косится на каменное ложе. В этих косых взглядах не было ни жадности, ни обиды, но была беззлобная зависть, с какой я часто смотрела на близнецов и Гектора, когда они играли втроём под присмотром матери. Хоть Мелихор и винила Соляриса в том, что он прилипчивый, но сама тянулась к любому источнику ласки, как цветок к солнцу. Я не привыкла так быстро сходиться с незнакомцами, но с радостью пододвинулась, когда Мелихор без всяких возражений забралась на камень ко мне и Матти, издав короткий урчащий звук.
Даже засыпая между ними двумя, я всё ещё видела в темноте зубастую, по-детски счастливую улыбку. Незаметно нагрянувший сон оказался одним из самых крепких в моей жизни. Правда, в какой-то момент мне вдруг стало катастрофически нечем дышать…
– Доброе утро. Проснись и сияй, госпожа!
Когда Солярис во время вечернего спора с Мелихор заявил, что просто хочет уберечь меня от Сильтана, я решила, что это всего лишь его прославленная вредность и предлог, чтобы остаться рядом. Но нет – Солярис, очевидно, знал, что первым, что я увижу, проснувшись, будет довольное лицо Сильтана, лежащего на мне сверху.
– Что ты делаешь? – спросила я хрипло, инстинктивно натянув на себя покрывало, хотя едва могла шевелиться под его весом.
Сильтан улыбнулся так, будто умел видеть сквозь любые ткани, и, поставив локоть между нашими с Матти телами, подпёр рукой подбородок. На нём была туника свободного кроя с искусной тесьмой, вырез на которой почти полностью обнажал грудь до плоского живота. Короткие золотистые прядки обрамляли впалые щёки, в то время как те, что подлиннее, были украшены тонкими золотыми цепочками. Глаза были подведены таким же золотым цветом, а на пальцах сверкали аметистовые, гранатовые и сапфировые кольца, будто он готовился к какому-то торжеству.
Золото, золото, золото… Уж если кто-то здесь и сиял, то точно не я.
– Он хочет, чтобы на тебе остался его запах и чтобы Солярис это учуял, – сонно пробурчала Мелихор из-под собственных волос, растрепавшихся во сне и накрывших её лицо вуалью. Не поворачиваясь, она дёрнула ногой и вслепую пнула Сильтана, заставляя того свалиться с камня на пол. – Поди прочь, змея!
– Ауч! – воскликнул тот притворно. Выпрямившись и отряхнув штаны из светлой замши, Сильтан зацокал языком. – Кто учил тебя манерам, сестрица? Я всего лишь пришёл разбудить вас к завтраку. Запеканка из инжира уже ждёт, как и город Сердце! Конечно, если ты слишком устала, я могу и сам показать Рубин лучшие достопримечательности…
– Ты не достопримечательность Сердца, Сильтан, – фыркнула Мелихор.
– Женская половина города с тобой бы не согласилась.
Нахальство брата мгновенно взбодрило её и заставило свесить босые ноги с каменного ложа, чтобы пнуть его ещё разок. Растирая заспанное лицо, я перекатилась на другой бок и мягко тронула Матти за плечо. Та всегда спала крепко, но просыпалась спозаранку без всяких напоминаний, предчувствуя рассвет. Однако сейчас, вымотанная долгим путешествием, она открыла глаза лишь с пятой попытки.
– Ты выглядишь ужасно, – первое, что сказала мне Матти, хотя у самой лицо было в два раза толще обычного из-за отёка. – Посмотри на свои волосы… Такая красота была, аж до талии доросли, а теперь выглядят не лучше кормовой соломы! А это ещё что за тряпка? Не пойму… Полотенце, что ли?
Я обернулась и увидела через плечо, что Мелихор уже выпроводила Сильтана и держит в руках вчерашнее абрикосовое платье с цепочками вместо лямок и глубоким декольте. От услышанного её лицо исказилось, и в тот момент мне подумалось, что, похоже, я стала свидетелем зарождающейся войны.