– Ты чувствуешь? Сердце замедляется.
– О чём ты?
– Я выпила яд перед тем, как прийти сюда. Или меня убьёт он, или ты. Разница лишь в том, смогу ли я позаботиться о тебе в последний раз и попаду ли в сид к семье после смерти. Ты знал, что наши боги не терпят самоубийц? А я так хочу встретиться с папой и мамой…
И хотя я снова солгала, будучи уверена, что не попаду в сид, даже если умру в сражении, как берсерк, это сработало. Сол замер, резко отняв руку от моей груди, но я вернула её, прижалась всем телом, вдыхая запах пергамента и мускуса, сидящий на его коже, и заставляя его вдохнуть запах мой. Запомнить его перед тем, как он, возможно, уступит место ядовитой горечи и смраду разложения.
Ноги ослабли и подогнулись. Если бы Солярис всё ещё не обнимал меня одной рукой, я бы упала прямо навзничь. Рот его, прежде искривлённый яростью, приоткрылся в ужасе. Я слышала, как суетятся на крыше хускарлы, как Сол шепчет проклятия на драконьем языке, но смотрела лишь на Сенджу за его спиной. Тот неестественно склонил голову вбок и задумчиво прищурился. Несмотря на то что перед глазами уже плыло всё, что находилось от меня дальше пяти шагов, я всё равно поняла, что нужно торопиться – совсем скоро Сенджу догадается. Вряд ли он поверит, что я выпила яд лишь для того, чтобы вынудить Сола сделать мою казнь более величественной и достойной.
– Что это был за яд, Рубин?! – Сол встряхнул меня за плечи, но конечности уже стали такими ватными, что я не смогла даже поднять головы. Горло начало сжимать, как от удушья. – Что именно ты выпила, Руби?!
– Цикута. Разрушительный Град дала мне кубок.
– Разрушительный Град?..
Ресницы Соляриса затрепетали. Я была уверена, что он вспомнит – обязан вспомнить! – что означает имя Хагалаз. Он, как и Сенджу, был невероятно догадлив и умён. Оба знали о проклятии сейда, связывающем нас, и оба верили в то, что я и впрямь согласилась обречь человечество на огненные муки. Я не сомневалась, что и оба раскроют мой секрет. Но если молодой дракон и превосходил в чём-то старого, то лишь в той скорости, с которой действовал…
И с которой думал.
– Скрепляй, мерило небесное, горячее, чем звёзды, крепче, чем закалённая сталь, – прошептала я пересохшими губами. – Как река впадает в море, как за счастьем неизбежно горе, так два становятся одним.
Глаза Соляриса вспыхнули озарением на миг раньше, чем глаза Сенджу вспыхнули ужасом.
– Нет, нельзя! Не смей!
Сенджу перевоплощался гораздо быстрее, чем я думала. Он бросился вперёд, но к тому моменту, как достиг нас, было уже поздно – когти Соляриса пробили мою грудь и достали до самого сердца. То наконец-то остановилось, а вместе с ним остановился закат, окрасивший небо в цвет моей крови, бегущей по жемчужной чешуе.
Вместо заката небо озарила яркая вспышка солнечного света.
Эпилог
Жители Круга свято верили, что после смерти короли и герои пируют с богами в сиде, в то время как прочие достойные люди присоединяются к свите тех, кого воспевали при жизни. Недостойные же идут на корм Дикому, что сидит между двумя мирами, закованный в цепи.
Отчего-то я не сомневалась, что Матти, прыткая и упрямая, давным-давно избравшая своей покровительницей Кроличью Невесту, непременно переродится её священным кроликом. Гектор же однажды станет птицей Совиного Принца, покровителя учёных и мудрецов, а Кочевник – берсерком Медвежьего Стража, бдящего на полях брани за исходами войн. Единственный человек, на чей счёт я сомневалась, – это я сама. У меня не было ни единого предположения насчёт того, что именно станет со мной после ритуала, ведь я знала, что боги и здесь сумеют меня удивить. Так оно и случилось.
Я всё-таки умерла. И я попала в сид.
Мир из золота и благодати, где солнце встаёт на западе, а садится на востоке, – таким описывали это место сказки и легенды, частью которых я мечтала когда-то стать. Теперь же, глядя на сид воочию, я была разочарована, ведь сказки и вполовину не передавали той красоты, которой он обладал на самом деле.
Всё вокруг переливалось и лоснилось так сильно, будто было соткано из шёлковых нитей. Изумрудная трава послушно расступалась ещё в ту секунду, когда ты только собирался сделать шаг, а бабочки с полупрозрачными крыльями звенели в полёте, как весенние колокольчики. Деревья в сиде тоже не шли ни в какое сравнение с деревьями земными: листья их были янтарными с серебряными прожилками, все одинаковых форм и размеров, и среди них зрели сердцевидные плоды, похожие на яблоки, но с бархатистой, как у персиков, кожицей. Ветер гладил меня по лицу, неся с собой их приторную медовую сладость. Простираясь до самого горизонта, лес будто бы звал за собой: там пели птицы дивными человеческими голосами и шуршали кусты с дикой смородиной, где притаилось несколько зайцев с оленьими рогами меж непропорционально длинных ушей.
Однако ничто из этого не завораживало больше, чем река цвета предрассветного неба, разделяющая лес с прекрасным островом Тир-на-Ног, витражные башни которого возвышались вдалеке.
– Госпожа впечатлена?
На корнях одного из янтарных деревьев развалился юноша в золотой маске с совиным клювом. Было сложно представить, как он вообще видит сквозь эти узкие прорези для глаз, в которых самих глаз не было видно вовсе. Маска закруглялась ко лбу, напоминая шлем, и приминала к затылку юноши рассыпчатые золотистые кудри, почти сливающиеся с ней. В широких штанах с поясом из драгоценностей и котте, на которой плясали узоры искусной вышивки, он сиял до того ярко, что слепило глаза. Даже в его начищенные сапоги можно было смотреться, как в зеркало. И лишь крылья из коричнево-рыжих перьев, разложенные за юношеской спиной, выбивались из общей картины, напоминая: это никакой не ярл и не высокородный господин. Это божество.
– Госпожа впечатлена? – повторил Совиный Принц, поставив локти на свои подогнутые колени. – Так впечатлена, что теперь нема? Неужто в том моя вина?
Я мотнула головой, выводя себя из ступора. Несмотря на то что я была бесплотным духом, тело ощущалось так же отчётливо, как и прежде: ноги, руки, пальцы… Из них ушла ядовитая слабость, что запечатлелась в моей памяти последней, и я чувствовала себя такой же сильной, как после крепкого целительного сна. На груди больше не было прорезей от драконьих когтей, а во рту не было вкуса крови. Не осталось ни боли, ни страха – только покой.
Я подошла к янтарному древу и склонилась в приветственном поклоне.
– Мир уцелел? – спросила я, не осмеливаясь поднять глаза на одного из четырёх богов, которому столько раз молилась и которого столько же раз проклинала от злости.
– Уцелел, – ответил Совиный Принц. – Проиграл дракон, что душою устарел.
– Благодарю. Благодарю за всё, что вы сделали для меня и моей матери.
Не то от стыда, не то от изумления и восторга я не нашла, что ещё добавить, поэтому так и застыла молча. Поняв, что никакого продолжения не последует, Совиный Принц усмехнулся и лениво махнул рукой. Этот жест заставил меня разогнуться и наконец-то посмотреть ему в лицо. Хоть то и скрывала маска, я всё ещё чувствовала, как он улыбается.
– Очень многословно, – сказал он. – Я поражён.
– Так вы умеете говорить не только стихами?
– Только когда слишком утомлён. – Я открыла рот, но затем закрыла его обратно, осознав, что его слова всё равно каким-то образом сложились в рифму. – Отринь формальности, мы уже давно друзья! Мы виделись, когда твоя мать была ещё жива. Может, ты не помнишь, но это помню я. Потому забочусь о тебе сполна.
Видение под кроной священного тиса в деревне Лофорт, где Нера пала перед Совиным Принцем на колени, вымаливая у него ещё один шанс для рода людского. Туман знал об этом, потому что об этом знала я – где-то там, в глубине моей души, что тогда ещё только зарождалась в утробе Неры. Она уже была беременна.
– Разве вам можно находиться в сиде? – спросила я, не удержавшись. Столько вопросов требовали ответа, но почему-то спросить мне захотелось не что иное, как это. – Нас с детства учат, что двери сида закрыты для тех из вас, кто когда-то пришёл на помощь людям…
– Вас учат и тому, как отправлять других людей во тьму. Не всё, что говорят, правдиво, и не всё то лживо, что сердцу нетерпимо, – ответил Принц снисходительным тоном, и крылья одним взмахом поставили его на ноги, подняв при этом такой ветер, что мне пришлось прикрыть глаза рукой. Несмотря на то что стоя Совиный Принц оказался выше меня почти на две головы, он двигался абсолютно бесшумно – лишь шорох крыльев защекотал слух, когда тот приблизился. – Сид есть дом, а дом есть я. Лишь на остров нет прохода для меня. Там пир идёт, души воспевают вечность, и рекою льётся крепкий мёд.
Солярис. Сенджу. Рок Солнца и Красный туман. Всё это осталось там, позади, в бренной жизни, что так плачевно и рано оборвалась для меня. И пускай любовь моя оборвана не была, но я понимала, что её нить больше никуда меня не приведёт. Поэтому и ухватилась за нить иную.
– Мои родители, – прошептала я, и голос предательски дрогнул, заставляя Совиного Принца вскинуть ко мне металлический клюв. – Они тоже на том пиру?
– Тир-на-Ног давно уж не секрет. Кого там нынче только нет!
– А мои предки? А… королева Дейрдре?
Принц смолк и по-птичьи склонил голову вбок. Ах, как же мне хотелось сорвать с его лица эту маску, чтобы узнать, какое выражение скрывается под ней! Особенно когда он скрестил руки на груди и отклонил голову назад, будто бы наш разговор заставлял его скучать. Однако голос Принца прозвучал весьма воодушевлённо, когда он сказал:
– Дейрдре давно уже не здесь.
– А где она?
– Вновь сбивает с мира спесь. Бродяжка есть Бродяжка, даже днесь.
– Разве из сида можно уйти?
– Для некоторых уйти из смерти так же просто, как из жизни. Вопрос лишь в том, кто, кроме неё, дурёхи, променяет беспечность на отчизну.
Та смерть, о которой говорил Совиный Принц, словно лишила меня не только страха, но и любопытства. Услышав нечто, смысл чего ускользал от меня, как то бывало раньше, я не испытала знакомой досады и болезненного рвения узнать правду любой ценой. Мне было всё равно, даже если осталось на свете что-то, что было для меня слишком сложным и непостижимым. В мире ведь полно загадок, и я не обязана разгадывать их все.