– Я сожалею, – дрожащим голосом произнесла я, не в силах поднять взгляд. – Это сильное проклятие, вероятно, Роха. Его нельзя снять.
– Шваххова девка! Ты ошибаешься! – прорычал дроу, хватая меня за ворот платья и подтягивая ближе к про́клятой. – Силль должна жить. Вытащи из нее это дерьмо!
– Уважаемый лорд, – начал было магистр Дарней, – нужен целите…
– Заткнись! – рявкнул пришелец.
– Что вы себе позволяете?!
«Может еще есть шанс?»
Мои мысли лихорадочно заметались в голове, ища варианты побега, едва я почувствовала, как чужая магия чуть отпустила. По тому, как согнулся пополам магистр Дарней, стало ясно, на кого отвлекся дроу.
«Надо швырнуть в него головной болью, икотой и расстройством желудка и сигануть в окно! Сейчас!»
Но все планы разметал проклятый дроу, в глазах которого горела решительность… или безумие.
– Обмен.
– Что? – едва слышно переспросила я.
– Ведьма, я требую обмен.
– Нет! – ужаснулась я. – Это незаконно. Я не умею. А равновесие…
– В бездну равновесие! Я, Ноар Коулдан, даю свое согласие. Делай!
В аудиторию ворвался ректор и боевые магистры. Но дроу взмахнул рукой, вызывая защитный купол. Полупрозрачная, отливающая синевой пелена наполнилась эльфийскими рунами и отгородила тех, кто мог бы остановить непоправимое, расползлась на стены и окна. Другой рукой Ноар жестко схватил меня за горло.
– Делай, сказал! Или сдохнешь!
– Я и так умру, если сделаю, – прохрипела я, судорожно пытаясь расцепить его пальцы.
За куполом началось движение, ректор отдавал приказы, адептов выводили из аудитории. Казалось, что вся эта суета постепенно отдалялась. Шум затухал, как и сознание. Секунды утекали, а вместе с ними и моя жизнь.
«Все должно быть не так. Умереть здесь? Сейчас? Когда цель почти достигнута?! Шваххов дроу!»
Я отпустила руку, все сильнее сжимающую мою шею, скрестила запястья, мысленно активируя черную магию. Витиеватыми браслетами на коже проступила темная руническая вязь.
– Vola animam weamsaa. Не из дверей в двери, не из ворот в ворота, – пересохшими губами я зашептала запретные слова. – La axe ipe novuum aspectuum…
А потом все померкло.
3. Ярослав
– Эй, друг, – окликнул я проходящего мимо нескладного лысого мужичка. – Навесь-ка мне еще по пятерке!
Явный новичок провел рукой по голове, будто хотел пригладить несуществующие волосы, поднял железные блины и нацепил на штангу.
– Подстраховать?
– Думаешь, справишься? – ехидно усмехнулся я, прошелся по мужику надменно-оценивающим взглядом и на выдохе сделал жим вверх. Лысый обиженно пробурчал что-то невнятное и направился к стойке с гантелями.
Четвертый подход мне дался уже не так резво, мышцы приятно гудели от напряжения. На бицепсах вздулись вены, а футболка пропиталась потом. Закончив со штангой, я обошел ринг, расположенный в центре тренажерного зала.
«Живи, Тёмыч. Пока что. Но послезавтра тебя ждет потрясающий хук слева. Все, как ты любишь».
Я улыбнулся будущему сопернику и поспешил в раздевалку. Холодные струи душа бодрили, смывали усталость и запах тяжелого железа. В мысли уже пробралась длинноногая Аня, с которой сегодня намечался весьма интригующий вечер, обещающий плавно перетечь в не менее интересную ночь.
Но тут в груди резко защемило, и вовсе не от переизбытка романтических чувств. Я издал невнятный сдавленный звук, пошатнулся, уперся ладонью во влажный кафель. По воде на полу побежали алые разводы.
Придерживаясь за стену, едва передвигая ноги, я вышел из душевой кабины. Перед глазами плясал хоровод черных точек. Рваное дыхание со свистом вылетало из груди. В голове звенело. Нет, не так – стрекотало, щелкало, словно в раздевалке сновал рой стрекоз. Каждый шаг отдавался болью во всем теле.
– Эй, – окликнул я какого-то парня, но тот сделал вид, что не слышит, и скрылся за дверью сауны.
Стрекот нарастал. Воздух вокруг пошел рябью. Из соседней кабинки вышел мужчина средних лет.
– Друг, п-помоги, а… – давился я словами. – У меня, п-походу… давление…
Но мужчина, обтираясь полотенцем, прошел мимо.
«Какого черта?»
Сзади неожиданно повеяло зимним морозом. Что было совсем ненормально и неожиданно, но принесло толику облегчения… Ровно до тех пор, пока множество ледяных игл не впилось в спину. От резкой боли я выгнулся дугой и закричал. А в следующий миг меня вдруг подняло над полом, потянуло, словно рыбу, насаженную на невидимый гарпун. Ужас комом встал в горле, мешая дышать. Вместо крика из груди рвалось бессвязное мычание, смешиваясь со стрекотом тысячи невидимых стрекоз. И сквозь этот гул отчетливо прозвучала какая-то жуткая тарабарщина:
– Ipe novuum aspectuum…
По воздуху меня протащило мимо кабинки, где на полу скрючилось мое собственное тело: из носа и ушей стекали алые струйки крови, а по коже расползалась вязь черных, словно живых, татуировок. Они тонкими змейками шевелились и разрастались, стремительно обволакивая меня, пока все не померкло в этой жуткой тьме.
Пустую тишину огласил истошный нечеловеческий вопль. Я вздрогнул, распахнул глаза и сощурился, пытаясь сфокусировать взгляд. В голове гудело, спину болезненно жгло, будто я лежал на острых раскаленных углях. Казалось, даже кости мои – и те трещали. Проморгавшись, я наконец рассмотрел рельефный потолок, густо увитый узорчатой лепниной. Будто я находился не в фитнес-клубе, а в каком-нибудь Зимнем дворце.
«Не понял, а где душевая?»
Слева от меня что-то шевелилось. Я скосил глаза и заметил отползающую загорелую девицу с белыми волосами-дредами. Ее лицо было искажено ужасом, но смотрела она не на меня – а на свой огромный беременный живот. Так, словно видела его впервые. Придерживала его рукой и продолжала двигаться, отталкиваясь пятками, оставляя после себя мокрые следы. Девушка добралась до тонированной стеклянной стены, на которой блестели серебром какие-то иероглифы.
«Это определенно не мужская раздевалка», – пронеслась мысль и тут же потонула в новом женском крике.
Смуглянка согнулась пополам, обхватывая живот. Замолчала она так же резко, как и вскрикнула, словно у нее случился болевой спазм.
«Схватки, что ли?»
Выдохнув, она оттолкнулась ногами еще раз и смогла дотянуться до стены. Новые серебристые символы будто сорвались с кончиков ее пальцев и вплелись в стекло. А потом… Она просто сунула в стену руку.
«В смысле?!»
Я снова заморгал, силясь прогнать бред. Тем временем расплывчатые тени с той стороны стены схватили девушку за руку и вытянули на другую сторону.
– Она рожает! Целителя! Позовите целителя! – раздались за преградой встревоженные возгласы.
«Врача, быть может? Скорую… Доктора… Какого, к чертям, целителя?!»
– Я что-то сделала не так, я что-то сделала не так, я что-то… – откуда-то сзади донеслись до меня заунывные причитания.
– Тащите сюда дроу Наала, пусть снимет шваххов купол.
За тонированной стеной кто-то отдавал странные распоряжения. Там определенно была какая-то суматоха, мелькали тени, вскрикивала рожающая девица. Голоса доносились будто из жестяного ведра, то ли с эхом, то ли со скрежетом.
– Инквизы на подходе, магистр, – доложил кто-то.
– Инкви-и-и-зы, – снова простонали сзади так удрученно, будто наступил конец света.
Я с трудом повернул гудящую голову, в шее что-то щелкнуло, пронзая болью. Когда же мне наконец удалось перевалиться на другой бок, я увидел рядом еще одну девушку. Она явно пребывала в истерике: зареванная, с покрасневшим носом и в дурацком старомодном платье, под стать которому она навертела свои черные волосы в бабкин пучок. Мелькнула мысль, что я оказался в театре, но за спиной девушки располагался ряд учебных парт, разрезанный все той же тонированной стеной, будто кто-то накрыл кусок помещения огромным стеклянным стаканом.
– Что за…? – на выдохе прохрипел я и закашлялся. – Где я?
Девица вздрогнула от неожиданности, вытаращила на меня свои зеленые глазищи.
– Дроу?
– Чего? – не понял я.
Она шустро вскочила на четвереньки, доползла до меня и схватила за руку.
– Ты живой!
Руку тут же прошило болью, и я от души ругнулся. Но девица не переставала меня трясти.
– Выпусти! Выпусти меня отсюда!
– Да отвали уже, сил нет, – простонал я, отдергивая руку.
– Не можешь, да? – Истеричка шумно шмыгнула носом и зло добавила: – Вот и сдохнем, значит, вместе. Инквизы и тебя не пощадят.
– Инквизы?
– Пыта-а-а-ть буду-у-ут, – заревела в голос девица.
Абсурд, казалось бы, достиг своего апогея. Я резко сел, отчего все вдруг покачнулась, закружилось. Голова взорвалась фейерверком боли, а тело ломило так, будто его всю ночь пинали. Я потрогал лоб, но повышенной температуры вроде бы не ощущалось.
«А какие там симптомы у белой горячки?»
С очередным стоном я помотал головой и сосредоточился на более важных вопросах.
«Что это вообще за место? Театр? Универ? Не понимаю. И тело… Я видел собственное тело в душевой. У меня глюки или что?»
Я снова бросил взгляд на исписанные мерцающими символами стены.
«Все-таки театр. Ага, иммерсивный, со спецэффектами. А уползшая беременная девица? Актриса? Такое вообще возможно сыграть?»
Мысли опять вернулись в душевую:
«Но я-то не играл. Я видел… себя… А если я умер? Если это ад?»
Я повернулся к истеричке и переспросил:
– Пытать будут, говоришь?
Девушка в ответ громко всхлипнула и кивнула.
– В котлах варить, что ли? – Я перебирал в уме все, что знал о загробной жизни. – Черти?
Истеричка неожиданно подавилась всхлипом.
– Правильно! Чертить! – Она вскочила, схватила с ближайшей парты гусиное перо.