Холод проникает в самое нутро, пробираясь сквозь промокшую одежду. Полчаса блужданий по ледяной воде оставили ноги онемевшими, пальцы едва чувствуют рукоять меча — лишь привычная хватка воина не позволяет уронить оружие.
"Как же я ненавижу холод... Он проникает в кости, высасывает силы, напоминая о бренности плоти".
Река внезапно расширяется, вынося его в огромную подземную пещеру. Перед глазами открывается жутковато-величественное зрелище. Стены покрыты толстым слоем инея, переливающегося в свете факелов. Голубые кристаллы — Слезы Ледяного бога — растут из камня, как зубы фантастического зверя. Каторжники в рваных, покрытых инеем одеждах механически долбят кирками по вечной мерзлоте. Их дыхание превращается в туман, лица обморожены, глаза пусты.
"Стражи в тёплых тулупах расставлены по периметру, но их заметно мало — видимо, большую часть отправили на подавление хаоса в городе".
Гилен замирает на небольшом каменном выступе, мгновенно анализируя ситуацию: выходы — несколько туннелей разного размера, деревянные подъёмники, шаткие мостки для надсмотрщиков; Озеро — из него берёт начало река, а сверху с грохотом падает ледяной водопад, создавая постоянный шум; охрана — расслаблена, греется у костров, явно не ожидает угрозы.
"Если я выйду — поверят ли, что я просто случайный горожанин, который спасался от хаоса сверху? Или сразу поймут, кто перед ними?"
Он достаёт тёмные очки, аккуратно надевает их, скрывая рубиновые глаза. Пальцы проверяют — меч надёжно спрятан под плащом, но Кровавые Когти готовы выстрелить в любой момент.
Гилен выбирается на берег с видом измождённого беглеца. Шаги — уверенные, но усталые, с небольшой хромотой для правдоподобия. Поза — слегка сгорбленная, руки дрожат от холода, хотя это отчасти не притворство. Взгляд — опущен в землю, как у потерявшего надежду.
"Главное — не спешить. Они должны первыми заговорить. Первый вопрос — первая ниточка, за которую можно потянуть".
Он направляется к ближайшему костру, где греются двое стражников, искусственно замедляя шаг. Вода с его одежды капает на лёд, оставляя тёмные следы. Где-то за спиной слышен крик надсмотрщика и хлыст, врезающийся в плоть.
Глава 17
Двое стражников сидели у потрескивающего огня, когда из темноты туннеля выплыла фигура. Первый надсмотрщик — грубый, с шрамом, рассекающим губу, — резко вскочил, хватая дубину с шипами.
— Стой! Кто идёт?! — его голос прозвучал, как удар кнута.
Второй, молодой, но с глазами, холодными, как лёд шахт, медленно поднялся. Пальцы скользнули по рукояти дубинки, затем перешли к кинжалу на поясе.
Гилен не притворялся — тело дрожало от холода, губы посинели, движения были тягучими, будто скованные льдом. Медленно поднял руки, показывая пустые ладони.
— Я... спасался от тварей наверху. Брёл по пещерам... не знаю, как оказался здесь.
Голос сорвался на хрип — не игра, а настоящая измотанность. Второй надсмотрщик прищурился, оценивая его взглядом, будто разглядывая подозрительный товар на рынке.
— Как звать? Оружие есть?
Гилен медленно отодвинул плащ, обнажив меч на поясе.
— Если бы не он... утопец в туннелях уже сожрал бы меня.
Первый фыркнул, раздражённо ткнул дубиной в его сторону.
— Сними очки. Нафиг они в пещерах?
Гилен коротко вздохнул, будто устал от одного и того же вопроса.
— Штраф навыка... ночного зрения. Свет режет глаза. Приходится носить всегда.
Первый надсмотрщик смягчился, кивнул, словно услышал что-то знакомое.
— Понятно. Поэтому и вид... как у покойника.
Гилен лишь коротко согласился, подошёл к костру, протянул руки к теплу. Огонь лизал его пальцы, оттаивая окоченевшие суставы.
— Можно погреться? — спросил он, делая вид, что не замечает, как второй стражник всё ещё не сводит с него холодного взгляда.
Первый махнул рукой.
— Грейся. Но если что — в шахту отправишься.
Гилен кивнул, опустив голову, будто покорный.
"Главное — не торопиться. Они уже почти поверили".
— Гилен. Извините, не сказал сразу... Холод сковал даже мысли.
Его голос звучал искренне уставшим, без прежней холодной расчётливости — лишь усталость и благодарность за тепло.
Илин, старший надсмотрщик, с грубым, но не злым лицом, хмыкнул:— Я — Илин. Это Грон. Держи, закутайся.
Он бросил Гилену толстое шерстяное одеяло, пахнущее дымом и овчиной.
— Разденься, разложи вещи у огня. Иначе так и будешь трястись.
Грон, молчаливый и наблюдательный, лишь кивнул, поправляя кинжал на поясе. Его взгляд, однако, не упускал ни одного движения Гилена.
Он принял одеяло, снял мокрую одежду и аккуратно разложил её у огня.
Как тогда... на "Жгучей Мэри".
Воспоминание всплыло неожиданно: холодное море, руки, цепляющиеся за борт тонущего корабля, грубый смех матросов... и то самое одеяло, пахнущее дёгтем и солью.
Грон снял чайник с огня, налил в потрёпанную глиняную кружку густой дымящийся отвар.
— На. Согреешься быстрее. Что там наверху?
Гилен взял кружку, почувствовав, как тепло разливается по пальцам.
— Не видел самой битвы. Но трупов... много.
Он не лгал, просто не договаривал.
Илин, грубо, но без злобы, спросил:— А как ты вообще туда попал? Шахты — не место для прогулок.
Гилен отпил, вздохнул:— Бежал от тварей. В панике — куда глаза глядят. Кажется, свернул не туда...
Грон прищурился:— Очки... Они и правда из-за штрафа? Или скрываешь что-то?
Гилен пожал плечами:— Если бы скрывал — сказал бы, что просто глаза болят. Штраф — вещь позорная, вряд ли стал бы врать.
Илин ржаво рассмеялся:— Ха! Ну хоть честный. Ладно, отогрейся. Потом разберёмся.
Гилен кивнул, допивая отвар.
"Пока всё идёт... приемлемо".
Грон внезапно нахмурился, его пальцы судорожно сжали рукоять кинжала:— Странно... Меч у тебя — гарда как у городской стражи. Где твои близкие? Родные? Или ты дезертир?
Тишина у костра натянулась, как тетива перед выстрелом. Даже потрескивание огня казалось теперь слишком громким.
Гилен вздохнул — и взорвался движением. Рывок вперед — Кровавые Когти выстреливают из пальцев с тихим свистом. Первый удар — рассекает горло Илину прежде, чем тот успевает вскрикнуть. Алая струя бьет на угли, шипя и превращаясь в пар. Грон хватается за кинжал — но Гилен уже рядом, второй рукой вонзает когти под ребра, разрывая легкие с мокрым хрустом.
— Хар-Гаал — два тела мгновенно иссыхают, превращаясь в жуткие мумии.
Наступила мертвая тишина. Десятки глаз уставились на него. Страх — дрожащие губы, застывшие в немом крике пальцы. Ненависть — сжатые кулаки, но без смелости сделать шаг вперед. Надежда — несколько самых отчаянных уже крадутся к мертвому надсмотрщику, глаза горят местью.
— ДЕРЖИ ЕГО! — кто-то кричит, и трое каторжников набрасываются на последнего охранника, забивая его кирками. Кровь разбрызгивается по льду, оставляя алые узоры.
Один из них, тощий, с выколотым глазом, падает перед Гиленом на колени:— Куда... куда нам идти? Наверх — стража, вниз — пропасть... Не убивай нас!
Он методично закутывается в одеяло, впитывая остаточное тепло.
Наливает себе чаю из чайника, руки уже не дрожат так сильно.
Сидит, греется у костра две долгие минуты, прежде чем сказать:— Мне всё равно. Выбирайте — свобода или смерть. Я не ваша нянька.
Каторжники замирают, затем начинают срывать с мертвых стражей теплые тулупы, хватать оружие. Спорить вполголоса — одни указывают на туннели, другие на подъемники. Один, самый дерзкий, пытается подобрать меч Гилена — но встречает его рубиновый взгляд, скрытый темными стеклами, и отскакивает, как ошпаренный.
Они сбились в тесную кучу — грязные, измождённые, с лицами, изрезанными морозом и тяжёлым трудом, но в их глазах тлел тот самый огонь, который не могли погасить ни цепи, ни голод. Огонь бунта.
Кирки, зазубренные от долгой работы, сжимали самые крепкие из них. Те, у кого ещё оставались силы держать оружие, прятали за спинами отобранные у стражников клинки — два коротких меча с потускневшими лезвиями и дубинки, обитые ржавыми гвоздями.
Два тулупа они забрали с собой, но один, самый тёплый, аккуратно оставили у костра — даже в пылу мятежа никто не осмелился отнять его у Гилена.
Шёпот их был прерывистым, нервным. Они решали, куда идти — к подъёмникам, пока стражников мало, пока есть шанс.
Гилен наблюдал за ними, неподвижный, как тень. Потом его голос, хриплый от холода, разрезал тишину:— А что внизу?
Каторжники замерли, будто наткнулись на невидимую преграду. Их взгляды метались, пока не остановились на одном — мужчине с глубоким шрамом вместо носа. Тот крякнул, понизил голос до шёпота, словно боялся, что его услышит сама Тьма:— Царство Бездны... Там такие твари, что даже говорить о них — опасно. Могут... почуять.
Гилен хмыкнул. Рубиновые глаза сверкнули в полумраке, будто два уголька, раздуваемые ветром.— "Бездна, говорите?.." — он медленно провёл языком по зубам. — "Интересно."
Затем махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху:— "Удачи вам."
Костер трещал, отбрасывая дрожащие тени на стены штольни. Гилен сидел, неподвижный, слушая, как наверху разгорался бой. Крики, лязг металла, глухие удары — всё это пробивалось даже сквозь грохот водопада, будто далёкое эхо войны.
Прошло полчаса.
Он встал, стряхнул с себя оцепенение. Одежда, плохо высохшая, прилипала к телу, отдавая ледяным холодом, но он лишь стиснул зубы — терпимо.
Тулуп, грубый и тяжёлый, он накинул на плечи, рюкзак закинул за спину. Плащ, ещё влажный, свернул и пристегнул к рюкзаку — не время размахиваться.
Взгляд упал на чайник, потом на костёр.
"Как добыть огонь?.." — мысль застряла, как заноза. "Никогда не делал этого. Надо было спросить у тех идиотов."
Он двинулся вперёд, сжимая в одной руке чайник — на всякий случай, в другой — меч. Лезвие блеснуло тусклым отблеском, будто предупреждая о том, что впереди.
Туннель зиял перед ним, чёрный, как пасть. Ветер, поднимающийся из глубин, нёс с собой запах сырости, плесени и чего-то ещё... чего-то древнего.