Щербатый хрипло рассмеялся, звук получился грубым, как скрип несмазанных петель:
— Эй, новенький. У тебя ж руки были в железяках. Где они, а? — он нарочито огляделся по сторонам, делая вид, что ищет исчезнувшие наручники.
Гилен молча наклонился, поднял наручники с пола и протянул их на раскрытой ладони, демонстрируя всем:
— Эти?
Затем так же спокойно сунул их в карман куртки, словно это были простые четки, а не магические оковы.
Щербатый закатил глаза к потолку, где плесенью были выведены причудливые узоры:
— Ну конечно. Они сами свалились. Ясно-понятно. — он бросил взгляд на остальных, явно ожидая поддержки, но те лишь переглянулись и отползли подальше.
Гилен встал, отряхнул штаны и на мгновение прикрыл глаза. Алый Взгляд развернулся перед ним, где каждый человек был яркой точкой, пульсирующей в такт сердцебиению.
"Два стража у входа. Ещё трое в коридоре. Старший на втором этаже, в кабинете. И..."
Он нахмурился. "Кто-то ещё. Чужой. Не стража".
"Но пока это неважно".
Он сел на лавку, скрестив руки на груди, пальцы автоматически постукивали по локтю в задумчивом ритме.
"Элиас не блефовал. Это его рук дело".
Городская стража не стала бы просто так подкидывать дурман случайному прохожему — разве что по чьему-то приказу. И теперь, когда Гилен отказался быть пешкой, лорд решил показать, что даже в тюрьму его могут посадить по щелчку пальцев.
"А следующий шаг?"
Он представил, как через пару дней к нему в камеру займёт изящно одетый посланник Элиаса и скажет сладким голосом: "Согласись служить — и всё это исчезнет. Ты выйдешь на свободу, а твоя жизнь станет... проще".
Гилен усмехнулся про себя, уголок его рта дрогнул под тенью шляпы.
"Проще, да. На поводке. Ха!"
Щербатый подполз ближе, прикрывая рот ладонью, словно собирался поведать великую тайну:
— Так за что тебя взяли-то? — его дыхание пахло дешевым вином и гнилыми зубами.
— Две унции дурмана, — равнодушно ответил Гилен, даже не поворачивая головы.
Щербатый фыркнул, обнажая улыбку:
— Твой мешочек был? Или... — он сделал многозначительную паузу, подмигнув одним глазом.
Гилен промолчал, лишь слегка приподнял бровь.
— Ха! — сиделец заржал, хлопнув себя по колену. — Да мы все тут невиновные! Никто ничего не делал!
Остальные захихикали, но смех их был нервным, глаза бегали по сторонам.
Гилен закрыл глаза, откинувшись на стену. Вопрос висел в воздухе:
"Сколько времени у меня есть, прежде чем Элиас сделает следующий ход?"
Тюремная камера. Поздним вечером.
Глухой лязг железных засовов разорвал тягостную тишину камеры, эхом отразившись от сырых каменных стен. Массивная дверь с грохотом распахнулась, и в проёме возникла коренастая фигура стражника, его тень перекрыла скудный свет факелов из коридора.
— Новеньких привезли. Веселитесь. — буркнул он, бросив в камеру презрительный взгляд, прежде чем отступить.
В проеме показались трое новых арестантов. Не просто крепкие парни — настоящие матерые волки, с плечами, едва помещавшимися в дверном проеме. Их руки, покрытые переплетением шрамов и тюремных татуировок, свисали, как дубины. Глаза — холодные, пустые, привыкшие к боли и крови — медленно обшарили камеру, оценивая обстановку.
Дверь с гулким стуком захлопнулась, оставив только скрип массивного засова снаружи.
Щербатый и остальные арестанты мгновенно сжались в дальнем углу, будто пытаясь раствориться в сырой каменной кладке. Даже дыхание их стало тихим, поверхностным — как у мышей, почуявших кота. Глаза округлились, полные животного страха.
Гилен не шевельнулся. Только угол его рта дрогнул в едва заметной ухмылке.
— Новых гостей, а угостить нечем. Рюкзак со снедью отобрали — сухари там, мясо вяленое… Жаль. — его голос звучал спокойно, почти лениво, но поза говорила об обратном — змея перед броском. Расслабленная, но смертельно опасная.
Трое новичков не стали тратить время на прелюдии. Они двинулись синхронно, как единый механизм, заняв позиции полукругом, отрезая все пути к отступлению.
Первый удар пришёл слева — мощный крюк в печень, рассчитанный на мгновенный нокаут. Второй — точный апперкот в челюсть, направленный под идеальным углом. Третий — железный захват за плечи, чтобы прижать жертву к стене и лишить маневра.
Но Гилен не был тем, кого можно взять голыми руками.
Он уклонился от первого удара, позволив кулаку пройти в сантиметре от своего бока, почувствовав ветерок от движения. Второй удар заблокировал предплечьем, мышцы напряглись, принимая на себя всю силу удара — кости дрогнули, но выдержали. А захват разорвал резким движением, словно это были не стальные пальцы громилы, а слабые пальцы ребенка.
— Неплохо, — проворчал он, поправляя шляпу. — Но маловато.
Трое не сбавили темп. Их глаза сузились — они поняли, что имеют дело не с обычным зеком. Атака возобновилась с новой яростью.
Драка превратилась в жестокий, методичный обмен ударами, где каждый участник знал свое дело.
Гилен не торопился. Его удары были хирургически точными — в локтевые суставы, в кадык, по нервным узлам, где даже крепкие мускулы не могли защитить от боли. Но и трое противников не сдавались. Они били жестко, профессионально, скорее как наемные громилы, чем простые уголовники.
Один из них внезапно схватил Гилена в медвежий захват, пытаясь сломать позвоночник. Второй врезал коленом в живот — удар, способный вышибить дух даже из тренированного бойца. Третий занёс кулак для сокрушительного удара в висок.
Но закалённое тело Гилена выдержало.
Он резко выкрутился, сломал захват хрустящим движением, отбросил одного точным ударом в солнечное сплетение. Второго оглушил ребром ладони по уху — тот закачался, как пьяный. Третьего добил стремительным коленом в лицо, почувствовав, как хрящ носа раздавился под ударом.
Когда пыль осела, трое лежали в лужах собственной крови, тяжело дыша, но живые.
Гилен стоял над ними, вытирая окровавленные костяшки пальцев о брюки. Его дыхание было тяжелым, но ровным.
— Вот и познакомились. — произнес он, глядя на дрожащих в углу сокамерников. Его голос звучал почти дружелюбно, если бы не ледяной блеск в глазах.
Гилен устало опустился на лавку, его мышцы дрожали от напряжения, а дыхание постепенно выравнивалось. Он провел рукавом по лицу, смахивая капли пота, смешавшиеся с кровью, и окинул взглядом распростертых на полу здоровяков. Их мощные тела теперь выглядели жалко - как сломанные игрушки.
— Тащите их на лавки. Нечего валяться, как мешкам с картошкой.
Его голос звучал не громко, но с той металлической интонацией, против которой не спорят. В словах не было злости - только усталое превосходство того, кто уже доказал свое право командовать.
Щербатый и остальные арестанты молча поднялись, переглядываясь. Без лишних слов они подхватили троих громил - те уже начали приходить в себя, стонали, хватались за ушибленные места, но сопротивляться не стали. Их усадили на противоположную лавку, где они теперь сидели, сгорбившись, ощупывая сломанные носы и рассеченные брови, исподлобья поглядывая на Гилена.
Тот расслабился, откинувшись на холодную каменную стену, и равнодушно провел рукой по спутанным волосам, поправляя шляпу.
— Ну что, познакомились. Надеюсь, обид ни у кого нет? — он усмехнулся, и в этой усмешке не было злорадства, только усталая ирония. — Я-то понимаю, почему так вышло. Вам просто пришлось так поступить.
Один из здоровяков — широкоплечий детина с перебитым носом — хрипло хмыкнул и кивнул, вытирая кровь с лица грязным рукавом.
— Понимаешь ты, как же. Ты же не отсюда, верно? Снаружи этот город — красота. Фонтаны, чистые улицы, богатые лавки. А внутри всё прогнило, — проскрежетал он басом, выплевывая на пол сгусток крови. — Власть держится на страхе и золоте. Стража не защищает народ - они охраняют кошельки аристократов. А наш "любимый" король? Двадцать пять лет у власти! Всё, что он строит - это тюрьмы да виселицы для тех, кто посмеет слово против сказать.
Щербатый нервно заерзал, озираясь на дверь, но здоровяк, разошедшись, продолжил:
— А претендентов-то хватает! Умных, сильных. Только их либо покупают золотом, либо... — он сделал многозначительную паузу, проводя пальцем по горлу.
Гилен задумчиво потер подбородок, его глаза сузились. В голосе здоровяка звучала не просто злость - глубокая, выстраданная убежденность.
— Интересная теория, — наконец произнес он. — Только вот что-то не видно этих "умных и сильных" среди вас в камере. Где же ваши благородные лидеры? В теплых особнячках, пока вы тут гниете?
Здоровяк нахмурился, его кулаки сжались.
— Не суди, кого не знаешь. Есть те, кто рискнул всем. Их имена знает каждый в подполье. А король...
— Король, — перебил Гилен, — держит город в порядке уже четверть века. Ни голода, ни чумы, ни войн. Торговля процветает, улицы безопасны. И да - преступники сидят в тюрьмах. Это называется "порядок", а не "тирания".
В камере повисло напряженное молчание. Даже щербатый перестал ерзать, завороженно глядя на спорщиков.
— Порядок? — фыркнул здоровяк. — Для кого этот порядок? Для тех, у кого есть золото и связи? А простой народ...
— А простой народ, — холодно перебил Гилен, — получает ровно столько порядка, сколько заслуживает. Хотите перемен? Начните с себя. Но нет - проще ныть в камере, обвиняя во всем короля.
Гилен медленно скрестил руки на груди, его пальцы легли на предплечья с точностью хирурга, готовящегося к операции. Голос приобрёл размеренную, почти профессорскую интонацию, но в глазах вспыхнул холодный рубиновый отсвет — слабый, но неоспоримый след былой власти Вечного.
— Давай-ка разберёмся в простых истинах, которые работают во всех мирах. — его слова падали как монеты на стол, каждая со своим весом. — Пастух использует кнут не из жестокости — чтобы защитить стадо от волков. Сторожевая собака кусает чужаков, но ест мясо из хозяйских запасов. Так устроен порядок. Не справедливость — порядок.