Выбрать легкий путь? Нет. Он стоял на развилке, всматриваясь в две тропы. Одна — извилистая, почти пустая. Другая — прямая, но кишащая движущимися тенями.
"Ловушки — это непредсказуемо. Магия древних, спрятанная в земле, в воздухе, в самом камне. А монстры… монстры хотя бы понятны. Их можно разбить. Можно перехитрить".
Тяжёлый маршрут. Прямой. Жестокий. Но честный. Гилен поправил плащ и шагнул вперед. С первых же шагов орда набросилась на него, как голодные псы на окровавленный кусок мяса. Бармагисты с щупальцами, покрытыми язвами. Крылотени, чьи когти блестели ядом. Древоборцы, скрипящие ветвями-хлыстами — волна за волной, нескончаемый поток.
"Кровавый Вихрь" заработал в полную силу.
Моргенштерны взревели, круша черепа, ломая кости, разрывая плоть. Цепи свистели, описывая смертельные дуги, чугунные шары оставляли после себя лишь груды искалеченных тел.
Но их было слишком много. Коготь распорол плечо, оставив глубокую рваную рану. Зуб впился в бедро, пробив мышцу. Боль вспыхивала белым огнем, но Кровавый Шов тут же затягивал раны алыми нитями, а поглощённая кровь врагов подпитывала его, давая силы продолжать.
Два часа непрерывного боя. Тело ныло, каждая мышца горела, но он продолжал, зная, что остановка — смерть. И вот она снова — пещера, черный зев в склоне холма. Но теперь перед ней стояли стражи. Сотни костяных химер, выстроившихся в идеальные ряды. Не шевелятся. Ждут.
"Прямой бой — смерть. Даже я не выдержу такого".
Гилен вдохнул, ощущая вкус крови на губах, и рванул вперёд. Он не стал драться — это был бы самоубийственный поступок. Вместо этого — бежал, уворачиваясь от ударов, прорываясь сквозь строй, используя каждый сантиметр пространства.
Моргенштерны крушили тех, кто вставал на пути, разбивая кости, сметая преграды. Туманный Сдвиг — и он прошёл сквозь строй, оставив химер бить воздух, их костяные клинки кроша камень вместо плоти.
Ещё рывок — и вот он внутри, в темноте пещеры. Отступать некуда. Только вперёд. Пещера сужалась, сжимаясь, как горло, потом неожиданно расширялась, открывая новые ходы. Ловушки вспыхивали синим пламенем — летящие шипы, ядовитые иглы, сжимающиеся стены — но Гилен обезвреживал их на ходу, его Алый Взгляд видел каждую западню.
Костяные химеры преследовали, нападая из темноты, их шаги сливались в жуткий костяной перезвон. Один раз клык чуть не снял ему пол-лица, оставив глубокий порез на щеке. Другой — когти прошли в сантиметре от горла, порвав воротник плаща.
Но он шёл, стиснув зубы. Бил, круша преследователей. Кровоточил, раны горели огнем. Лечился, впитывая кровь врагов. И наконец — вырвался в огромную пещеру, где воздух дрожал от древней мощи.
Зелёная ядовитая дымка заполняла зал, оседая на коже жгучими каплями. В центре — пульсирующая масса, похожая на гигантский гнойник, от которого расходились жилки черных корней.
"Зародыш Древа".
Гилен задержал дыхание, активировав Железное Жало, но даже этот навык не мог полностью нейтрализовать этот яд — он проникал через поры, жгёл глаза, скручивал желудок.
А за спиной — топот. Химеры валили толпой, заполняя проход, их зеленые глаза горели в темноте, как светляки на болоте.
"Выбора нет. Или оно, или я".
Он вскинул моргенштерны, цепи звякнули, готовые к последней битве.
Последний бой начинался.
Гилен рванул вперед, стиснув зубы до хруста. Его веки плотно сомкнулись - едкая дымка выедала глаза, оставляя за веками жгучую слепоту. Кожа покрывалась волдырями, трескалась и кровоточила, но он не останавливался, превозмогая боль, шаг за шагом сокращая расстояние до пульсирующей массы.
Химеры взревели в унисон, их костяные тела скрежетали, словно мельничные жернова. Когти царапали камень, высекая искры, пустые глазницы полыхали ядовито-зелёным пламенем, отражаясь в каплях пота на его измождённом лице.
Они не просто атаковали - они отчаянно защищали гнойник, бросаясь под удары, образуя живую стену из костей и ярости. Каждая клетка их искажённых тел кричала об одном - "не подпустить".
Прорвавшись сквозь строй, Гилен прижался спиной к пульсирующей массе. Её биение отдавалось в позвоночнике, будто удары огромного сердца. Кровавый Туман заплелся в тончайшие алые нити, выжигая первую строку древних рун на поверхности гнойника.
— Хем-Рун ан-Дурр! - его голос, хриплый от яда, тем не менее прозвучал чётко.
Руны вспыхнули кроваво-алым, зашипели, прожгли плоть Древа, оставляя после себя дымящиеся борозды. Осталось ещё две строки - но химеры не давали ни секунды передышки, их костяные клинки уже вонзались в пространство рядом с его головой.
Гилен вплёл стиль "Гроза над полем" в свой танец смерти. Один моргенштерн взметнулся за голову, цепь завыла, как ветер в ущелье, и чугунный шар обрушился на ближайшую химеру, размазав её по полу в костяное месиво.
Рубящие удары, широкие, размашистые - расчищали пространство, создавая временную зону безопасности. Но каждая такая атака отнимала силы, а их оставалось всё меньше. Мышцы горели огнём, дыхание стало прерывистым, а перед глазами плясали чёрные точки.
Гилен не добивал всех подряд. Одна химера осталась без руки, другая - с раздробленными ногами. Он оставлял их искалеченными, но живыми, превращая в живые жертвенные алтари.
На их трепещущих телах выжигал крохотные руны, шепча сквозь стиснутые зубы:— Дар'ак.
Помеченные. Готовые к ритуалу. Живые факелы, которые должны были вспыхнуть в нужный момент.
Гнойник забился сильнее, будто разъярённое сердце. Из его пор хлынул новый шквал яда - густой, жгучий, как расплавленный металл, заполняющий лёгкие.
Железное Жало захлёбывалось, едва успевая перерабатывать отраву. Гилен втягивал воздух крохотными глотками, фильтруя хоть немного драгоценного кислорода. Его зрачки сузились до точек, тело сотрясал сухой кашель.
Но химеры не отступали. Их сотни. А он - один. Костяная лавина накатывала волна за волной, и с каждой минутой его удары становились медленнее, менее точными. Последние силы уходили на то, чтобы просто оставаться на ногах.
Гилен отпрыгнул в сторону, его тело свернулось в тугой комок, перекатываясь по скользкой каменной поверхности, покрытой слоем ядовитой слизи. Одежда шипела и дымилась там, где едкий состав разъедал ткань, но он уже поднялся на одно колено, прижавшись спиной к пульсирующей поверхности гнойника. Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания, а в глазах стояла нестерпимая боль - но не отчаяние. Никогда отчаяние.
Пальцы, обожжённые ядом до мяса, дрожали, но продолжали выводить замысловатые узоры в воздухе. Кровавый Туман сплетался в тончайшие нити, выжигая вторую строку древних рун на поверхности гнойника. Каждый символ давался с невероятным усилием, будто он вырезал их не магией, а собственной плотью.
— Кхаст мор'тул, вен'нар дар'тул! — его голос, ещё недавно звонкий и твёрдый, теперь превратился в хриплый шёпот, будто кто-то провёл раскалённым ножом по его горлу, оставив вместо голосовых связок обугленные лоскуты.
Зародыш Древа вздрогнул, как живое существо, почуявшее смертельную угрозу. Его поверхность вспыхнула зелёным адским сиянием, осветив пещеру призрачным светом. В воздухе разорвались древние проклятия, вспыхивая синими огнями, но они обошли Гилена стороной — словно он стал невидимкой для этой магии, призраком между мирами.
Химеры... они взбесились, их движения стали резкими, хаотичными, лишёнными прежней координированности.
Костяные тела схлопывались в бешеном порыве, создавая жуткую симфонию из треска и скрежета. Когти рвали воздух там, где только что стоял Гилен, оставляя после себя светящиеся зелёным следы. Пустые глазницы пылали яростью, челюсти щёлкали в пустоте, словно пытаясь укусить саму судьбу.
Туманный Сдвиг. Гилен растворился на мгновение, став тенью, дымкой, миражом. Смертоносные удары прошли сквозь него, не причинив вреда, и он материализовался уже у самой вершины гнойника, где пульсация была сильнее всего. Его ноги едва держали тело, но воля оставалась не сломленной.
Кровь капала из носа тонкими струйками, сочилась из ушей, заливала горьким металлическим вкусом рот. Железное Жало едва справлялось с потоком яда, фильтруя его через истощённую магическую защиту. Каждый вдох был пыткой, каждый выдох — победой.
Но он дотянулся. Кровавый Туман, теперь уже бледный, почти прозрачный от истощения, вывел последние руны, завершая древний заклинательный круг. Его пальцы дрожали, но движение оставалось точным — тренировки взяли своё.
— Зал-Горр... Запечатай! — прошептал он, и в этом шёпоте была вся его воля, вся ярость, вся непокорённая суть.
В этот момент всё обрушилось на него. Химеры навалились всей массой, как морская волна на одинокий утёс. Они задавили его своим весом, погребли под грудой костяных тел. Кости хрустели под их же собственным напором, когти впивались в его плоть, рвали кожу и мышцы...
Но... Руны вспыхнули. Сначала тихо — тонкой алой нитью по поверхности гнойника. Потом ярче, превращаясь в ослепительное пламя. И наконец... Мир взорвался молчанием.
Звук исчез. Движение прекратилось. Даже воздух застыл, будто время само остановилось, затаив дыхание. В этом абсолютном безмолвии только руны продолжали гореть, пожирая зародыш Древа, превращая его в пепел, в ничто, в забытое воспоминание.
А потом... тишина разбилась, как стекло, и Гилен рухнул на каменный пол, окружённый рассыпающимися в прах химерами. Его сознание уплывало в тёмные воды, но на губах дрожала победа. Маленькая. Личная. Но победа.
Перевод заклинания:
"Хранение Крови в Оковы!Сила мертвых, в сосуд мой!Железная Тьма… запечатай!"
Глава 29
Тьма. Густая, абсолютная, словно погружение в чёрные воды забытого озера.
Тишина. Глухая, бездонная, нарушаемая лишь редкими каплями влаги, падающими где-то в глубине пещеры.
Затем — осколки сознания, медленно возвращающиеся, как прилив, несущий обломки кораблекрушения к берегу. Сначала — лишь смутное ощущение собственного тела. Потом — боль. Острая, жгучая, пронизывающая каждую клетку. И наконец — память.