Гилен открыл глаза, и веки его слиплись от запекшейся крови. Над ним нависала гора иссохших костей, некогда бывших химерами, теперь рассыпающихся в прах при малейшем движении, словно пепел от сгоревшего пергамента. Он медленно поднялся, разгребая останки руками, и кости крошились под его пальцами, превращаясь в серую пыль, оседающую на изодранной одежде.
Воздух в пещере изменился. Больше не было яда, разъедающего лёгкие, не было удушающей тяжести, давившей на грудь — лишь лёгкий запах сырости и пепла, как после большого костра.
Гнойник исчез. На его месте осталась лишь куча серого праха, ещё тёплая на ощупь, будто в ней тлели невидимые угли. В ней пульсировала остаточная энергия, но теперь она была заперта, словно в клетке, связанная рунами, выжженными его кровью.
Гилен встал, пошатываясь, опираясь на дрожащие руки. Тело ныло, каждая мышца кричала о переутомлении, в висках стучал тяжёлый молот, а лёгкие всё ещё горели, будто в них остались частички того адского яда.
Моргенштерны валялись рядом, полузасыпанные пеплом. Оплавленные, покрытые трещинами — чугун не выдержал кислотного дыхания Древа, но всё ещё держал форму, словно не желая сдаваться.
Он поднял их, усмехнулся — губы потрескались, и в уголках рта выступила кровь — и прицепил к поясу. "Ещё послужат. До следующего раза".
Затем носком сапога разгрёб пепел, вороша его, как археолог, ища артефакт в древнем захоронении. И увидел.
Изумруд. Размером с кулак, он светился изнутри, как заточённая молния, переливаясь оттенками зелёного — от тёмного, почти чёрного, до ядовито-салатового. Зелёный туман клубился в его глубине, пульсируя в такт далёкому сердцебиению, будто камень всё ещё был связан с чем-то огромным и древним.
Гилен взял камень в руки, проверяя на сколы, трещины, изъяны — ничего. Совершенный.
"Источник энергии. Самовосполняющийся. Неиссякаемый".
Но... ядовитый для его Истока. Прикосновение к нему вызывало лёгкое жжение, будто камень пытался проникнуть в его кровь, заразить её своим светом.
"Местные маги должны за него убить. Или заплатить такую цену, что убийство покажется милосердием".
Когда Гилен выбрался, вытащив себя на последних силах, мир вокруг казался другим.
Воздух стал чище, свежее, без привычного привкуса гнили и разложения. Даже солнечные лучи, редкие и бледные в этом проклятом лесу, пробивались сквозь чащу, будто впервые за долгие годы, освещая землю золотистыми пятнами.
И самое главное — монстры исчезли. Ни бармагистов с их щупальцами, ни крылотеней с когтями-бритвами, ни древоборцев с ветвями-хлыстами. Лишь тишина и покой, нарушаемые лишь шелестом листьев и редкими птичьими криками.
"Разбрелись. Вернулись в свои норы. Или просто испарились, как кошмар на рассвете".
Гилен вдохнул полной грудью, ощущая, как чистый воздух наполняет лёгкие, поправил шляпу, сдвинув её набок, и тронулся в путь, шаг за шагом удаляясь от пещеры.
В кармане тяжело лежал изумруд, напоминая о себе каждым движением. Камень судьбы. Камень, который, он знал, изменит всё.
Гилен шагнул из чащи, резко зажмурившись от неожиданно яркого дневного света. Его рука автоматически прикрыла глаза - после долгих часов в полумраке пещеры солнце резало как нож. Когда зрение адаптировалось, он окинул себя беглым взглядом: одежда превратилась в лохмотья, изодранные когтями и прожжённые кислотой, плащ висел клочьями, обнажая многочисленные затянувшиеся раны. Но больше всего его раздражало другое - у дальнего дерева, прямо у его тайника, расположилась группа из восьми наёмников.
И в руках у рыжебородого здоровяка был его рюкзак. Тот самый, что он с такой осторожностью спрятал перед входом в пещеру, зарыв под корнями старого дуба.
Наёмники оживились, как стая гиен, заметив добычу. Их смех разнёсся по лесу, грубый и бесцеремонный.
— О, смотрите! Чудо какое-то выжило! — захохотал самый молодой из них, тыча грязным пальцем в сторону Гилена. Его глаза блестели от глумливого веселья.
— Да и правда, в гром краше кладут, а в таком виде его и хоронить-то даже жалко! — подхватил другой, широко ухмыляясь и показывая отсутствующие передние зубы.
— Эй, парень, тебя там собаки грызли, что ли? — добавил третий, нарочито оглядывая его потрёпанный вид.
Гилен медленно подошёл, сохраняя ровный, размеренный шаг. Его длинные пальцы лениво постукивали по рукоятям моргенштернов, будто отбивая невидимый такт. Когда он остановился в паре шагов, двое самых крупных вышли вперёд, их ухмылки стали ещё шире.
Гилен глубоко вздохнул, чувствуя, как усталость давит на плечи, но голос его прозвучал ровно и чётко:
— Если вы не вернёте рюкзак и всё, что в нём было — пожалеете о своём решении трогать чужие вещи.
Новая волна хохота прокатилась по группе.
— О-о-о, страшно! — скривился рыжебородый, презрительно оглядывая оплавленные моргенштерны. — Да у тебя и оружие не лучше тебя выглядит! Или это теперь модно — чугун жевать?
Гилен молча снял моргенштерны с пояса. Его движения были точными, выверенными, несмотря на усталость. Цепи развернулись с тихим звенящим звуком, чугунные шары покачивались, словно живые.
Он встал в стойку "Кровавый Шквал" — ноги уверенно упёрлись в землю, распределив вес, руки расслабились, но не потеряли силу. Дыхание выровнялось, став глубоким и размеренным. Его глаза, холодные и непроницаемые, изучали противников, оценивая каждого.
Он ждал. Ждал их первого движения. Ждал их ошибки.
Внезапно сиплый голос рявкнул:
— Заткнитесь, болваны!
Среднего роста коренастый мужчина с лицом, изборождённым шрамами, врезал подзатыльник ближайшему насмешнику. Его движения выдавали опытного бойца, а глаза — человека, видевшего слишком много, чтобы недооценивать противника.
Он резко вырвал рюкзак у своих людей и повернулся к Гилену. Его голос теперь звучал совсем иначе:
— Ошибка вышла.
Швырнув рюкзак к ногам Гилена, он начал методично доставать из карманов своих людей припасы, наборы для ухода, даже монеты — всё, что успели стащить.
— Недопонимание вышло. Бывает — наёмники бросают схрон и не возвращаются. Особенно из Чёрного Леса.
Он замолчал, внимательно оглядывая Гилена. Его взгляд скользнул по оплавленному оружию, рваной одежде, затянувшимся ранам. Потом спросил тише, почти уважительно:
— А где остальные-то? Команда твоя? И что там было, раз тебя так... обласкали?
Гилен поднял рюкзак, быстрыми движениями проверил содержимое. Поправил ножны с мечом, рукоять меча тоже оплавилась. Затем поднял глаза на говорившего. В его взгляде не было ни злости, ни угрозы — только холодная уверенность:
— Команды не было. А там... было то, что теперь мертво.
Повесил оружие на пояс, и развернулся, чтобы уйти, оставляя за собой гробовую тишину. Наёмники расступились, не осмеливаясь даже дышать, пока он не скрылся из виду.
Он сделал два чётких шага, сапоги мягко хрустнули по сухим веткам, затем резко развернулся, плащ развелся за ним как тень. Его глаза, скрытые за дымчатыми линзами, холодно скользнули по лицам наёмников, оценивая каждого, будто сканируя на предмет угрозы.
— Больше там делать нечего, — его голос звучал ровно, но в нём чувствовалась стальная усталость. — Разведка не нужна — монстры разбежались. Пещера была не проклята... в ней зрел зародыш Древа. Того самого, что порождает Чёрную Хворь.
В воздухе повисло тяжёлое молчание. Даже ветер стих, будто прислушиваясь. Лишь потрескивание костра нарушало тишину.
— По состоянию гнойника было ясно — через пару дней здесь появилась бы новая зона заражения. — Он провёл рукой по оплавленному краю моргенштерна. — Пришлось действовать. На будущее — внутри смертельная концентрация ядов. Без иммунитета туда соваться — самоубийство.
Пока он говорил, выражение лиц наёмников менялось, как осеннее небо перед грозой: сначала недоверие, кривые усмешки, потом шок, широко раскрытые глаза, и наконец — тихое, почти неуверенное уважение. Они смотрели на его обгоревшую одежду, на оплавленное оружие, на лицо, покрытое едва затянувшимися царапинами, которые ещё розовели на бледной коже.
Это был не просто выживший. Это был тот, кто прошёл через ад и вернулся, принеся с собой предупреждение, а не просьбы о помощи.
Коренастый мужчина резко выпрямился, как по команде, ударил себя в грудь ладонью — глухой звук удара по кольчуге прокатился по поляне.
— Капитан "Стальных Псов" — Гарольд Вельд, — представился он, голос хриплый от многолетнего курения. — Раз уж наше задание отменено... не составишь нам компанию до города?
Гилен окинул себя беглым взглядом — рваный плащ, обожжённые сапоги, пустой кошель, болтающийся на поясе. Уголок его рта дёрнулся в чём-то, отдалённо напоминающем усмешку.
— Да. Так будет... практичнее.
На привале. Костер трещал, языки пламени лизали чугунный котёл, над которым клубился ароматный пар. Гилен сидел чуть в стороне, в полусвете, ковыряясь в походном наборе для починки одежды. Игла то и дело соскальзывала с толстой ткани, швы выходили кривыми, но хоть что-то теперь держалось вместе.
— Ну и заплатки... — пробормотал он, отбрасывая плащ после пятой неудачной попытки. В его голосе звучало скорее раздражение, чем злость — как у человека, который слишком устал, чтобы по-настоящему злиться.
— Эй, еда готова! — крикнул один из наёмников, молодой парень с веснушками, протягивая дымящуюся миску.
Гилен полез в рюкзак... и нахмурился, пальцы замерли в воздухе.
— Ложки нет.
— Бери любую, — махнул рукой рыжий детина, жевавший свою порцию. — У нас этого добра...
— У меня была своя. Деревянная. Со сколом сбоку.
Наёмники переглянулись. Металлические ложки лежали в чистоте, сверкая в огненном свете, а он искал какую-то деревяшку? Но капитан, не говоря ни слова, кивнул — и через минуту ложку нашли под кучей снаряжения, где её случайно закопали.
Гилен взял её, повертел в пальцах, осмотрел скол у края, кивнул — и только тогда начал есть, тщательно размешивая густую похлёбку. Остальные молчали, украдкой поглядывая на него. В их взглядах читалась одна мысль: "Странный тип... но чёрт возьми, он только что спас их всех от новой Чёрной Хвори".