В это время во Флоренцию приехали Крапивенцева, и Казимир Яковлевич, весь увлеченный своей страстью, окончательно передал заведывание работами по саду и вилле своему новому управляющему.
Господин Бооль делал чудеса. Каждый день он открывал то старую фреску, где-нибудь в глухом коридоре, то отыскивал среди старого хлама, на чердаке, старинную картину какого-нибудь известного мастера, то из старых черепков собирал вазу или урну… Целая артель рабочих работала под его личным надзором, в глубоких подвалах виллы, устраивая там кладовые и места для склада мебели и утвари.
Однажды, когда рабочие расчищали один из наиболее темных углов дальнего погреба, в стене оказалась прекрасно скрытая потайная дверь. Управляющий велел прекратить дальнейшую работу и очищать следующие погреба, а на другой же день, с избранными двумя рабочими, одним немцем и другим французом, взятыми им сторожами, приступил сам к делу.
Дверь недолго сопротивлялась и открыла за собой узкий ход в капитальной стене. Вооружившись потайным фонарем, господин Бооль, то есть Капустняк, тотчас же исследовал его, и казалось, что он имеет два разветвления: одно идет к гроту в зимнем саду, и выход скрыт в нем большим искусственным камнем, а другое разветвление идет к наружной стене виллы и кончается у большой ниши, с изображением Мадонны на пьедестале. После некоторых усилий, Капустняку удалось понять механизм. Мадонна поворачивалась вместе с пьедесталом в своей нише, открывая узкий ход, пробитый в стене. Очевидно, что эта лазейка была сделана, чтобы дать возможность бывшим владетелям входить и выходить из виллы, когда угодно и, главное, незаметно.
Это открытие чрезвычайно обрадовало Капустняка, и он решился им воспользоваться, при первом же удобном случае. Брать клятвы молчания со своих помощников ему не приходилось. Оба были его помощниками еще в Петербурге, один, уже известный читателю «француз», другой член шайки ревельский немец «Шульц», прозванный в воровской шайке, за его ловкость в отмыкании замков и дверей, «Карлуша-отмычка».
Проводив дам почти до самой Флоренции, сам Рубцов внезапно покинул их, заявив еще раньше, что он должен ехать в Рим и затем в Неаполь. Как ни убеждали его обе дамы остаться, он был непоколебим, да и не мудрено, Клюверс мог бы узнать его с первого взгляда.
– И так, вы уезжаете? – спросила, прямо глядя ему в глаза Ольга Дмитриевна, и голос её дрогнул.
– Что же делать, это необходимо! – решительным тоном отвечал Рубцов. Он боялся взглянуть в светлые, проницательные глаза молодой девушки, чувствуя, что он не выдержит этого взора.
– И это ваше последнее слово?.. Последнее – да?! – переспросила она.
– Я никогда не даю двух слов! – отвечал Рубцов.
– Жаль! – вырвалось, как-то совсем по-детски, у Ольги Дмитриевны и на глазах её сверкнули слезы.
Рубцов ничего не отвечал – он боялся, что не выдержит характера, а взрыв страсти такого человека стоит крушения поезда!
– Я не знаю, что бы сталось со мной, если бы вы не подоспели мне на помощь… – снова начала молодая девушка пользуясь сном тетки, которая, утомленная долгой дорогой, сладко спала теперь, прислонившись к спинке вагонного дивана. – Я жизнью обязана вам, только вам – вы, с опасностью собственной жизни, спасли меня… Я этого никогда не забуду!..
– Ольга Дмитриевна, – начал, в свою очередь, Рубцов и голос его как-то глухо и странно зазвучал. – Клянусь вам что для меня нет ничего ужаснее необходимости теперь расстаться с вами… Но, если бы вы знали… Нет, лучше никогда не знайте причин, гонящих меня прочь от вас… Благодарю вас за ваши слова, благодарю вас… И оставить вас теперь, теперь!.. – Он страстно, безумно взглянул на молодую девушку. Та вспыхнула под влиянием этого дерзкого взгляда и невольно закрыла лицо руками. Когда она решилась открыть лицо, молодого человека уже не было в вагоне.
Поезд подходил к Флоренции.
Глава XXАкт
Не только молоденькая Ольга Дмитриевна, мало видевшая в жизни, но даже сама Екатерина Михайловна была поражена роскошью новокупленной виллы. На этот раз Клюверс не захотел ударить лицом в грязь, и действительно выбрал и купил прелестное гнездышко.
Молодую девушку сначала несколько смутило удивление тети, при виде роскошной виллы, но управляющий, ловко наученный Клюверсом, заявил, что теперь, когда столица Италии перенесена в Рим, все знатные фамилии переехали туда и виллы продаются за бесценок.
– Ах, как я довольна моим поверенным! – в десятый раз восклицала достойная дама, продолжая разыгрывать комедию перед племянницей, – что он так верно сумел понять мой вкус… Именно такую виллу я всегда и мечтала приобрести!.. О, если бы я ее могла перенести поближе к Парижу! – вдруг вздохнула она: – тогда бы все мечты моей жизни осуществились!..
– Вот все документы на владение виллой, эчеленце, – заявил управляющий, подавая ей пакет с бумагами: – ваш поверенный, синьор Франсони, очень извиняется, что не может лично заявить вам свое уважение. Он вчера выехал в Сицилию и вернется недели через три. – Это тоже была фраза, вперед продиктованная Клюверсом.
– Но остаток денег, счеты и прочее, – хлопотала Екатерина Михайловна, стараясь войти в роль.
– Все здесь в пакете… Тут же объяснительная записка, – отвечал с поклоном управляющий. – Я проверял счета, они вполне верны и законны.
– Тетя, тетя! Иди сюда, смотри, какой вид открывается с террасы! – звала тетку молоденькая Ольга Дмитриевна, выскочив на балкон. – Смотри, какая прелесть. Вот Арно, вот вся Флоренция, как на ладони, а это что за прелесть, дворец или тоже вилла? – воскликнула она, обращаясь к управляющему.
– Эта вилла принадлежит вашему соотечественнику, господин Клюверсу из Петербурга, – отвечал с новым поклоном итальянец.
– Как, Клюверсу? – играла свою роль достойная дама, – Казимира Яковлевича.
– Точно так, господин Казимир Клюверс… Он только что купил ее у фамилии Герардеска и теперь производит на ней чудеса…
– Какие же? – любопытствовала дама.
– О, эчеленце, он возводит сады Семирамиды! Все ценные растения по всей Флоренции скуплены и перевезены на виллу Амальфи, что я говорю – во всей Флоренции, скоро во всей Италии нельзя будет найти ни одной красивой пальмы, ни одной драцены…
– Господин Клюверс мой хороший знакомый, – с какой-то гордостью заявила Екатерина Михайловна: – узнав, что мы приехали, он наверно поспешит сделать нам визит.
– Ах, какой удивительный и неподражаемый вельможа этот господин Клюверс… Это своего рода Монтекристо… Для него нет ничего невозможного… Мне кажется, пожелай он, и сам великий папа продал бы ему все свои сокровища из Ватикана… О, эчеленце, если бы вы видели, какая у него картинная галерея, что за фрески, что за статуи, право, ни в Трибуне, ни в Питти [Галерея Питти и Трибуна во Флоренции знамениты своими коллекциями картин древних мастеров. – Прим. автора] нет ничего подобного. – Наглый итальянец врал и хвастал, как только может хвастать итальянец, которому не только позволяют врать, но и платят за вранье!
– И вы говорите, что у господина Клюверса много хороших статуй! – вмешалась в разговор молодая девушка.
– Клянусь св. Антонием Падуанским, столько же, как на Миланском соборе [На крыше Миланского собора стоит более тысячи статуй. – Прим. автора], – воскликнул с пафосом итальянец: – и представьте себе, эчеленце, они все стоят в чудном зимнем саду, среди тропической зелени. Кроме того, что за богатство… на каждом шагу серебряные вазы, серебряные фонтаны, малахитовые столы, севр и сакс… Экипажи, лошади, лучшие русские рысаки… Я думаю, господин Клюверс гораздо богаче Ротшильда, – итальянец хватил через край, зарвавшись в похвалах. Молодая девушка только усмехнулась и сбежала по мраморной лестнице в изящный садик, в глубине которого стояло красивое здание с громадными окнами.
Стоял январь месяц, было хотя и тепло, но зелени почти не было, и только в громадных окнах павильона виднелись прихотливые очертания листьев тропических деревьев.
– Это что? – спросила Ольга Дмитриевна, подбегая к дверям павильона.
– Зимний сад, эчеленце. Я распорядился его привести в порядок и подновить растениями. Я знал, что эчеленце большая любительница цветов.
– Кто вам сказал это? – быстро спросила Ольга.
Итальянец проболтался. Он быстро сообразил это и тотчас нашелся.
– Я знал, что сеньоры русские, а у русских всегда такой развитый вкус и такая любовь к тропическим растениям, вероятно, как контраст с их суровым отечеством!
С этими словами итальянец отворил двери оранжереи, и Ольгу обдало теплым воздухом, напоенным проницательным, но чудным запахом душистых тропических цветов. Тот, кто составлял коллекцию этой оранжереи, был мастер своего дела. Тут был подбор всех цветов и растений, которые чаруют глаз и раздражают своим запахом нервы.
Ольга Дмитриевна с восторгом вдыхала в себя этот теплый, душистый воздух и смело направилась в густую чащу растений по чуть видной тропинке, усыпанной песком.
Из-под пьедестала, поддерживающего мраморное изваяние богини Флоры, журчал фонтан и падал в мраморный бассейн. Вид был прелестный, так что Ольга невольно залюбовалась и замечталась.
– Ах, эчеленце, если бы вы видели Семирамидины сады на вилле Амальфи! – вдруг снова заговорил итальянец, последовавший за молодой хозяйкой: – что бы вы сказали тогда? Это роскошь, это поэзия!
Молодая девушка вздрогнула. Вкрадчивый голос итальянца, его плутовское лицо и что-то неуловимое, сквозившее в каждом его слове, в каждом движении, действовали на нее как-то странно. Она не питала к нему еще антипатии, но была бы рада, если бы он оставил ее одну.
Итальянец, кажется, без слов понял мысли молодой девушки и, склонившись низко, беззвучно удалился, отправляясь отыскивать старую хозяйку, успевшую, тем временем, начат уже раскладку своих вещей при помощи парижской горничной и грума, вывезенных тоже из Парижа. И тот, и другая ждали свою барыню уже давно, так как были отправлены, как помнит читатель, из Парижа не курьерским, но багажным поездом!