– Конечно, все может случиться, если найдется человек, который согласится рисковать своею шкурой…
– Из-за миллиона!.. – насмешливым шепотом перебил его Клюверс. Адвокат смолк.
– Из-за миллиона? – переспросил он через минуту.
Громадность куша сломила адвокатскую совесть.
– Кроме всех расходов… неизбежных по этому делу!.. – добавил Клюверс.
– Но, виноват… такого куша вперед дать нельзя… И поверить такую сумму на слово тоже трудно… Какая же гарантия для исполнителей. Адвокат вошел в свою роль, на сцену выступал X том, акты, условия, обязательства.
– А очень просто, – прошептал еще тише Клюверс, и в речи его слышалось что-то насмешливо-зловещее. – Вы знаете, что если бы этого самозванца не было, все имение бесспорно принадлежало бы моей жене, передавшей его мне… Следовательно, мы можем написать самое законное, самое формальное условие, что я, за ведение дела против появившегося мнимого наследника Карзановых, обязуюсь уплатить вам миллион, когда буду признан законным собственником приисков и капиталов… Понимаете, за ведение дела миллион!..
– И все издержки, – поправил адвокат, и в его голосе слышалась такая жадность, такая скаредность, что улыбка удовольствия исказила губы больного… Он знал, что теперь судейский, почуяв миллион, как бульдог, вцепится в это дело и пойдет не только на сделку с совестью, но и на риск уголовного суда.
– Разумеется, пишите миллион двести тысяч… Составьте проект, вечером пригласите русского консула – он засвидетельствует!..
Адвокат просиял… Миллион, миллиончик чистоганом, попадал в его руки… о борьбе с совестью больше и вопроса не было… И он, рано утром на другой день, мчался обратно в Петербург с условием в кармане и громадной суммой, данной на расходы бесконтрольно и безвозвратно! * * *
В течение короткого времени, прошедшего после отъезда «Француза» из Петербурга по приказанию атамана Рубцова, во Флоренцию, на помощь Капустняку, в шайке окончательно произошел раскол. Васька-Волк отделился с тремя наиболее влиятельными членами и стал собирать новую артель. Отсутствие атамана, Капустняка и сомнение в их возвращении сильно влияло на умы, а ловко веденное дело разграбления громадной дачи так возвысило Ваську-Волка в глазах всей ассоциации, что он сразу стал во главе громадной, прекрасно организованной шайки, имевшей свои разветвления и в Москве, и в Харькове, и в Одессе.
Ловкому адвокату Айзенштейну удалось, как-то раньше, защищать, и с успехом, самого Ваську-Волка, и он, вернувшись из Флоренции, собрав под рукой сведения о его местопребывании, вызвал его к себе.
Васька-Волк, многим обязанный ловкости защитника, тотчас явился к нему на квартиру, и между ними произошло совещание, оставшееся тайной для всех.
– Украсть ребенка – дело плевое, – говорил Ванька, – да только надо знать которого, а то перепутать можно…
– В том-то и дело, что надо добиться, где скрывает своего пасынка Голубцов…
– Тэк-с, – промолвил Васька-Волк: – уж не тот ли это Голубцов, что ездил атамана Рубцова защищать?
– Он самый! – радостно воскликнул адвокат.
– Тэк-с… Что же, это можно… Дознаться всего можно, проследить и выследить – дело плевое… Только это уже другая работа и цена ей другая.
– Хорошо, я прибавлю… Только помните уговор: устроишь все дело – десять тысяч, не устроишь – ни гроша.
– Это за Карзановского-то детеныша да десять тысяч! Ну, это-с атанде!..
– Ты же сам назначил эту сумму! – воскликнул Айзенштейн.
– Мало ли чего я говорил… Да ведь разве я знал кого, да за такого мальчонка и полсотни тысяч взять не грех!
– Пятьдесят тысяч, да ты с ума сошел, – горячился жидок.
– Только с вашей милости, – ухмыльнулся Васька: – проси другой, ста бы не взял!.. Помилуйте, да я только шепни Голубцову… чего он не пожалеет… Только идти я к нему не хочу!.. Счастье ваше… А то, как угодно – счастливо оставаться! – и разбойник пошел к двери.
Айзенштейн должен был согласиться, и долго-долго обсуждали новые союзники, еврей-адвокат и разбойник, все планы похищения. Получив порядочную сумму денег на поиски, Волк в ту же ночь кутил с приятелями в знакомом нам «Царьграде», и с другого же утра самый бдительный надзор был учрежден за Голубцовым.
Долго все старания ищеек шайки разыскать местопребывание молодого Карзанова были тщетны. Наконец, одному из них удалось проследить за Голубцовым, когда он заехал к мисс Эдвардс. Ловкий мошенник явился через заднее крыльцо, к прислуге артисток, живших уже на отдельной квартире, под видом ярославца с бельем, продал кухарке несколько аршин баснословно дешево. Явившись на другой день, он был принят уже как приятель. К нему вышла старая няня, ходившая за маленьким Карзановым, и та не могла не утерпела чтобы не купить почти за даром дюжину платков. Ярославца напоили чаем, и при этом старая няня рассказывала подробно о своей заграничной жизни, словом, личность маленького Карзанова, скрытого под фамилией Эдвардс, была открыта, и ищейка, за верную службу, получил от Васьки-Волка целую сотенную.
Это открытие случилось как раз в тот день, когда Рубцов появился в Петербурге, после трехлетнего отсутствия… Прямо с дороги поехал он в Европейский отель и без труда отыскал Ольгу Дмитриевну, приехавшую двумя днями раньше.
Он уже дошел до двери, хотел было взяться за ручку, но какая-то непонятная сила удержала его, он схватился за голову и бросился в свой номер.
Глава ХХVIIIПохищение
Представление в цирке Чинизелли было в полном разгаре.
Первое отделение только что кончилось, и толпа публики теснилась у входа в конюшни и вдоль проходов, оставленных между стойлами. В коридоре, ведущем в уборные артисток. Поминутно сновали то лица, участвующие в представлении, то статисты, то танцовщицы, участвующие в феерии.
Один из статистов, сильно загримированный и с наклеенной бородой, казалось, не сводил глаз с двери, за которой переодевались для представления сестры Эдвардс. Их номер должен быть идти вторым, во втором отделении, и они, еще до конца первого отделения, ушли одеваться.
Почти одновременно с ними встал и вышел из крайней ложи плотный, высокий брюнет, в темном пенсне и длинной николаевской шинели с бобровым воротником, и направился к выходу.
У самого подъезда ему встретился молодой человек, очевидно, давно уже дожидавшийся здесь. Они пошли по направлению к Большой Итальянской. Лихач на вороном рысаке ехал сзади.
– Ну, что нового? – спросил господин в пенсне: – видел Ваську-Волка?.. Что он говорит?
– Ваську теперь, Василий Васильевич, и рукой не достанешь, сам атаманствует, какие слова говорит, стоило бы за них – промеж глаз!
– Получит… – как-то глухо отозвался тот, которого его собеседник называл Василием Васильевичем, а мы будем звать Рубцовым, так как это был он, собственной персоной. Не решившись вечером беспокоить Ольгу Дмитриевну и крайне опасаясь всякой каверзы со стороны Клюверса, против Голубцова и маленького Карзанова, он тотчас же направился к Голубцову. Не застав его дома, он на лихаче помчался к сестрам Эдвардс. Ему сказали, что они в цирке, с маленьким братцем. Рубцов знал, кто этот маленький братец. Отправив своего подручного «француза» поразведать, что делается в его бывшей артели, Рубцов направился в цирк, сначала приведя свою физиономию в неузнаваемый вид. В цирке он без труда узнал молоденьких американок и с радостью увидал, что маленький Карзанов сидит с ними в ложе.
Следовательно, все было благополучно: он приехал вовремя, любопытство его было удовлетворено, и он вышел из цирка вполне довольным.
– Да вот еще что, Василий Васильевич, – докладывал ему «француз»: – «Петух», да «Семен-Горемыка», мне сию минуту прохвастались, что дельцо у них затевается одно, по пяти сотенных на брата обещано, ребенка красть будут.
Рубцов насторожился. Он вспомнил, что «француз» не знает о его бывших отношениях к Карзановым.
– Говорят, нужно одного маленького мальчонку стянуть, да так, чтобы словно в воду, ни следов, ни крови.
– Кого же, наконец?.. – нетерпеливо перебил Рубцов.
– Да тут у каких-то, не то англичанок, не то американок, братишко маленький есть… Его…
– Когда же решено красть? – быстро переспросил Рубцов, чувствуя, что у него сердце защемило страшным предчувствием.
– Да сегодня, из цирка, и мне предлагали, чтобы я был, при разъезде и пошел оттеснить англичанок, пока «Горемыка» да «Петух» укатят с ним в карете.
Рубцов не слушал более своего собеседника, он сделал ему только знак следовать за собой и вскочил на превосходного лихача-рысака, с обеда, ездившего с ним…
– Слушай, Парфен! – сказал он наезднику: – сослужи сегодня службу… Во всю жизнь не раскаешься…
– Рад служить, Василий Васильевич, – осклабился лихач: – сам черт на буйном ветре моего «Витязя» не обгонит…
– Ну, так слушай, я опять в цирк, выйду с актерского подъезда, ты уже будь наготове… махну рукой – будь здесь.
– За мной! – шепнул он «французу» – и они оба исчезли за дверью, ведущей в актерский подъезд цирка.
Номер молодых мисс Эдвардс уже кончился, и они переодевались, чтобы возвращаться домой. У самой двери их уборной теснилось несколько человек, при виде которых Рубцов быстро сделал движение в сторону, и они его не заметили. Кроме двух из шайки, загримированных для феерии, тут были еще трое, одетые в хорошие пальто, в барашковых модных шапках, имевшие вид людей из общества, ожидающих свой «предмет».
Дверь из ложи отворилась и на пороге показалась нянька маленького Карзанова. Она несла на руках малютку, который, вероятно, соскучившись ждать в уборной возвращения сестер, заснул. Вслед за нянькой вышла Хена Эдвардс. Она была еще в костюме и только сверху накинула ротонду, чтобы не простудиться.
– Поезжайте домой в нашей карете, – сказала она няньке по-немецки, мешая русские слова: – и пришлите за нами карету. Если заедет господин адвокат, скажите, чтобы он подождал. – Проговорив с трудом пополам это распоряжение, мисс Хена проводила няньку с ребенком почти до дверей и вернулась в уборную.