В ту же секунду произошло нечто непонятное. Наемная карета Эдвардс была уже у подъезда, ее вызвал цирковой артельщик, но в ту минуту, когда нянька с ребенком села в карету и она отъехала не больше, пятидесяти шагов от цирка, с противоположной стороны, в карету, отворил дверцу и вскочил какой-то человек, и старуха-нянька, хотевшая закричать, увидела при свете фонарей лезвие ножа, блеснувшее около её горла. Ужас сковал ей язык, а карета катилась с большой быстротой в сторону, совершенно противоположную той, где была квартира артисток. На козлах её сидела, кроме кучера, еще какая-то личность.
Дело объяснилось очень просто. Наемный кучер был напоен до «положения риз» приятелями и один из них предложил ему, чтобы не подвергнуться взысканию, съездить с барынями в цирк и обратно. В темноте, мол, не заметят и не увидят… Конечно, этот последний был из числа шайки и теперь вез несчастную с ребенком, куда было приказано Васькой-Волком.
Злодей, запертый в карете вместе с нянькой, не терял между тем времени. Очевидно, он раньше готовился к нападению и принял свои меры. Не успела карета выехать на Царицын Луг, мимо летнего сада, как старая нянька лежала в углу кареты без голоса и без движения. На рту у неё была повязка и руки связаны.
Ребенок, проснувшийся и начавший плакать, был завернут с головой в толстый плед. Разбойник крикнул что-то кучеру. Карета, остановилась. Сидевший внутри быстро отпер дверцу и выскочил из кареты с ребенком.
Тот, который сидел на козлах, последовал его примеру и подбежал к первому.
– Готово? – спросил он быстро…
– Не извольте сомневаться, «Горемыка» свое дело знает!..
– Давай сюда ребенка!.. – повелительно крикнул раньше сидевший на козлах. Это был сам Васька-Волк.
– Рассчетец бы!.. – осмелился заявить «Горемыка»…
– Приходи утром, четвертную накину!.. – отвечал Волк и, почти силой вырвав ребенка из рук «Горемыки», быстро пошел с ним обратно.
– Аспид! – проворчал себе под нос товарищ нового атамана и сплюнул. – Не чета Василию Васильевичу, у того, что дело, то расчет!
Не успел он проговорить этих слов, как перед обоими злодеями, во мраке ночи, вырезалась фигура сразу осаженной лошади и огромная фигура человека, в длинной шинели, словно из земли выросла перед испуганным Васькой-Волком?
– Как, меня не спросят, детей воровать?! – послышался резкий, всем знакомый голос Рубцова… И звонкая пощечина огласила пустынную улицу. Васька, пораженный неожиданным появлением атамана, который внушал всем своим подчиненным панический страх, так растерялся, что чуть не выронил ребенка. Семен Горемыка, едва услыхав первые слова Рубцова, кинулся бежать со всех ног, оставляя своего нового атамана на произвол судьбы.
Пользуясь замешательством перетрусившего Васьки-Волка, Рубцов вырвал у него из рук ребенка и бросился к своему лихачу, стоявшему в нескольких шагах.
– Домой! – крикнул он, вскакивая в сани, – а ты, «француз», присмотри за Васькой, чуть что – прикончи! – шепнул он на прощание «французу», приехавшему с ним вместе.
Рысак умчался. Подставной кучер кареты, видя, что похищение принимает дурной оборот, и сам боясь попасть в ответ, в свою очередь, соскочил с козел, наскоро сбросил с себя армяк и мигом шмыгнул в сторону, оставив и лошадей, и экипаж на произвол судьбы. «Француз» подошел к совершенно оторопевшему Ваське-Волку и, как будто бы ничего не произошло, подхватил его под руку и повел в трактир. Тот шел совсем машинально, он был совершенно убит и морально, и физически. Рубцов мог, как уверяли, убить человека одним ударом и, только благодаря крепкой натуре. Васька выдержал его пощечину и удержался на ногах.
– Не плачь, не горюй, Васенька! – успокаивал его, между тем, «француз»: – дельце твое не совсем пропало!..
– Что ты говоришь?! Пропали мои денежки, пропали! – чуть не ревел разбойник. – С чем я покажусь к адвокату!..
– Ах, ты, дурья голова, – со смехом отвечал «француз»: – да ты пойми, ребенка украли, завтра небось об этом весь Питер заговорит… Василий Васильевич не так глуп, чтобы даром отдать его Голубцову, говори своему аблакату, что он у тебя, и дери с него хотя три шкуры!.. Понял?! Ах, ты, дурья голова, а еще атаман!
– Отец-благодетель! Вот надоумил, спасибо, да я теперь с этой жидовской рожи пять шкур сдеру! – воскликнул утешенный Васька, и долго еще приятели прображничали в трактире. На этот раз платил «француз». Из заграничной поездки он вернулся богатым человеком.
В тот же вечер, около одиннадцати часов, Голубцов заехал, по обыкновению, к сестрам Эдвардс, чтобы поужинать с ними и проведать своего пасынка, который был теперь для него залогом громадного богатства.
Как, и всегда ему сказала прислуга, что барышни в цирке с братцем, и что они просили его подождать.
Голубцов ждал до половины двенадцатого. Так поздно сестры никогда еще не возвращались. Страшное предчувствие стало закрадываться ему в душу. Около двенадцати часов у входных дверей послышался тревожный звонок, и тотчас же раздался капризный и недовольный голос мисс Хены, бранившей прислугу, что за ними не была послана карета.
– Да карета с вами уехала, сударыня, – отвечала кухарка.
– Но мы приказали с нянькой прислать ее за нами.
– Да няньки еще не было!..
– Как не было?.. Она больше часу как уехала!.. – раздались испуганные голоса сестер… У Голубцова сердце замерло при этой вести. Он, не прощаясь, бросился на поиски, но все его усилия остались тщетными. Только к утру на Царицыном лугу была найдена запряженная карета без кучера, а в ней полузамерзшая женщина-нянька маленького Карзанова. Ребенка при ней не было – он пропал бесследно. Старуха не могла отвечать ни на какие вопросы – у неё была горячка.
Глава XXIXРазбойник и адвокат
Когда, измученный страшным, нервным потрясением, вернулся Голубцов домой, был уже первый час дня, а он еще не ложился со вчерашнего вечера. Камердинер доложил ему, что у него уже было двое посетителей: один оставил карточку, другой обещал зайти через час, но фамилии не сказал. На карточке значилось: «присяжный поверенный А. Д. Айзенштейн», карандашом внизу было приписано: «по весьма нужному делу, заеду в восемь часов». Это посещение, а также и приписка крайне удивили Голубцова. Он знал, что Айзенштейн состоит поверенным по всем делам Клюверса, и первая мысль, которая пришла ему в голову, была: наверно он еще не знает о похищении ребенка и потому приехал предлагать мирные условия, – иначе, это была бы ничем необъяснимая дерзость.
Не успел он еще хорошенько обдумать это обстоятельство, как вновь раздался звонок в прихожей, и камердинер доложил, что господин Иволшин по делу желает его видеть.
Вслед затем в кабинет вошел мужчина высокого роста, брюнет, плотный, с красивыми, но резкими чертами лица и в темном пенсне. Мельком взглянув на посетителя, Голубцов не узнал его сразу и только звук его голоса заставил его вздрогнуть и со вниманием вглядеться в говорившего. Не было никакого сомнения, пред ним стоял Рубцов.
– Вы здесь? Рубцов! Какими судьбами? – воскликнул адвокат.
– Тш, не так громко, – заметил вошедший, – да и расспросы излишни, здесь, значит, здесь! Слышал я, беда у вас приключилась, ребенка украли, уберечь не могли?! Я ли не предостерегал! – в голосе его слышался укор.
– Виноват, понадеялся на женщин, вы же рекомендовали! – извинился Голубцов. – Помогите, я знаю, вы всесильны, вы знаете, кто и как украл?! Бога ради, помогите, на вас одна надежда!..
Рубцов задумался.
– Кто украл и по чьему поручению я знаю, – начал он после раздумья: – и помочь могу… Только я сам жить хочу! Поняли, сам жить хочу, да так хочу, как не хотел даже тогда, когда пеньковый галстук на шее был!..
– Так живите, не я стану вас выдавать, только помогите!..
– Выдавать? – Рубцов усмехнулся. – Нет, это не то. Я согласен вам помочь, но только с тем условием, чтобы вы мне дали возможность кончить жизнь не разбойником, а мирным гражданином!
– Я? Как же я могу?! – воскликнул адвокат.
– Очень просто: у вас был брат Василий… Помните, я еще прислал его бумаги после смерти из Бухареста… Он был эмигрант, но эмигрант помилованный… Поняли вы меня?..
– Нет, ниже первого слова, – говорил Голубцов.
– Так слушайте мой план… Денег мне не надо, здесь припасено столько, что в два века не прожить. – Разбойник хлопнул себя по карману. – Одно нужно… Ярлык на существование… паспорт, самый законный паспорт. У вас все бумаги брата Василия – отметки о смерти нет, дайте мне их… И, клянусь, Рубцова разбойника больше не будет на свете – будет только мирный гражданин Василий Голубцов!
– Нет, этого сделать нельзя, я могу сам попасть под суд и следствие… рисковать в моем положении?! Нет, нет, это невозможно…
– Ну, как угодно!.. – равнодушно по виду проговорил Рубцов, у которого в груди кошки скребли: – прощенья просим, а я было шел помочь вам насчет ребеночка… Ну, да теперь наплевать! – Он направился к двери. – Прощайте…
При словах «ребенок» Голубцов вскочил со своего места.
– Постойте, постойте… Дайте подумать… Вы говорите, что вы можете мне помочь найти Васеньку?
– Не только помочь, но доставить вам живого и здорового сюда на квартиру…
– Значит… кто же похитил его?..
– А кто бы ни был!.. – с усмешкой отвечал Рубцов, – но успокойтесь – только не я… Похитил Васька-Волк по заказу Клюверского доверенного Айзенштейна… пятьдесят тысяч обещано!.. Да только у них Васеньки нет!..
– Как нет? Где же он?.. Что вы меня путаете… я не понимаю ни слова?!
– А дело очень просто: украл Васька-Волк, да я вырвал из его рук добычу, – мол, не по чину берешь, и прихожу к вам и говорю: меняйте ухо на ухо – вы мне паспорт и все бумаги вашего братца, а я вам взамен Васеньку… Поняли!
Голубцов задумался… Но раздумье было непродолжительно…
– Извольте, я согласен… Вот бумаги! Где ребенок? – воскликнул он и, отворив бюро, достал связку пожелтевших от времени бумаг… – Рубцов снова улыбнулся…