Ей и невдомек, что это действительно геройство. Но товарищи ее это понимают. «— В самый ливень и стужу отработала две смены и не слиняла!» — не без гордости говорит о ней один из трактористов.
В романе «Ручьи весенние» немало картин труда, овеянных радостным чувством созидания, творчества. Они написаны Е. Н. Пермитиным глубоко поэтично. Такова, например, картина подъема первого пласта целинной земли.
«Дизель дрожал, как горячий конь, ожидающий команды. Дрожь прокатывалась и по телу казавшегося каменно-спокойным тракториста.
— Ну, в добрый час! — сняв пыжиковую шапку, махнул председатель райисполкома.
И Саша дал газ. Трактор, сминая вешку, рванулся на загонку. Бледная, со стиснутыми зубами Нина Гриднева дрожащими руками повернула штурвал полевого колеса и запустила плуг в дернину. Толстые сальные пласты всползли по отвалам лемехов и один за другим тяжело, будто нехотя, опрокинулись навзничь.
Среди пепельной степи зачернелся удлиняющийся на глазах пятиленточный след.
Люди пошли за трактором и, дойдя до блестящих на линиях среза зернистых, черных пластов, склонились над ними: от только что раскупоренной целины шел острый, пьянящий дух.
— Настоялась, матушка! — жадно вбирая спиртовый запах вспоротой земли, сказал обмякший, подобревший Гордей Миронович и окинул увлажненными глазами стоящих в торжественно-строгом молчании механизаторов.
…А на отсвечивающую на утреннем солнце узкую жирную ленту поднятой целины уже летели неизвестно откуда появившиеся стайки грачей и галок. Извечная степь на глазах превращалась в поле, привлекающее к себе спутников земледельца — пашенных птиц».
Мастерски написана и картина косовицы хлебов, и многие другие, в которых показан увлеченный труд молодежи.
Конечно, поднимать целину приехали на Алтай не только хорошие люди; были и паникеры, и рвачи, искатели легкой жизни. Аристарх Златников на одном из московских заводов руководил хором, а затем вместе с другими «двинул» на Алтай. Столкнувшись с трудностями, он бежит обратно в Москву, заявив: «Хватит! Отдал дань романтической глупости, наломал спину на току с кулями. Ни обещанных клубов, ни художественной самодеятельности!» Да, были на Алтае златниковы, но их было немного, и решали успех дела такие как Саша Фарутин, Груня Воронина, то огромное большинство молодежи, которая преодолела все трудности, и с честью выполнила задание партии и народа.
Е. Н. Пермитин в «Ручьях весенних» резко обличает пьянство, разгильдяйство, бюрократизм, очковтирательство, обнажает изъяны, имевшие место в колхозном строительстве. Однако писатель не становится в позу очернителя всего и вся, а выступает с партийных позиций, глубоко веря, что отрицательные явления будут изжиты, потому что против них борется Коммунистическая партия, борется народ. Прицепщица Груня Воронина так, например, думает об этом: «Вся страна будет совсем-совсем иная: в садах, в цветах. Предгорное тоже будет в садах. А сейчас — грязная, серая, унылая деревушка. Ну как им не стыдно так жить! Смирились… Домишки подслеповатые, один на другой похожие, как близнецы! И Предгорное перестроим, и сады, и цветники разобьем, и электричество, и музыку… Ой, батюшки, сколько же нам надо сделать!»
Агроном Андрей Корнев, рассуждая о нелепости товарного земледелия в горах, насаждаемого бюрократом Кожанчиковым, уверенно думает:
«— Ну погодите же! Вот управимся с хлебом и двинемся на Кожанчиковых… Если деды и отцы наши в тяжелые годы победили голод, разруху, интервенцию, то мы обязаны смести с лица земли кожанчиковых всех мастей».
И веришь, что это будет сделано, сделано людьми, подобными Андрею Корневу, Груне Ворониной и многим другим героям романа, потому что они знают, ради чего живут на земле, потому что их деятельность направляет великая и мудрая партия коммунистов. Руководящая и организующая роль партии олицетворяется в образе секретаря райкома Леонтьева.
Образ Леонтьева обаятелен, глубоко человечен своей простотой. Это умный, дальновидный партийный работник, хорошо разбирающийся в людях («у него нюх на дельных людей», — говорят о нем), умеющий увлечь их перспективой будущего. А главное, у него большая вера в человека, в его неиссякаемую энергию и природную мудрость. Выходец из народа, Леонтьев честно служит народу, отдавая все силы борьбе за его счастье. Образ Леонтьева — несомненная удача автора.
Партийная позиция писателя и в настоящей хозяйской заботе о развитии сельского хозяйства, в постановке нерешенных проблем. А их немало: пора заставить агрономов заниматься своим прямым делом — культурой земледелия, освободить их от сводок и отчетов, при планировании производства обязательно учитывать местные условия; вооружить целинников новой, более совершенной техникой; основной отраслью хозяйства в высокогорных районах Алтая сделать животноводство, а полеводство подчинить интересам развития животноводства и т. д. Решением этих проблем живо заинтересованы герои романа, это — дело их жизни и труда на целине.
Партийная позиция писателя сказывается и в том, с какими добрыми чувствами и теплотой он рисует своих положительных героев (Андрея Корнева, Веру Стругову, молодежь, поднимающую целинные земли, председателя колхоза Боголепова, секретаря райкома Леонтьева и др.). Примечателен в этом отношении образ Боголепова. «Судить о человеке надо по делам его!» — справедливо утверждает Е. Н. Пермитин, рассказывая историю этого мужественною и сильного человека, оклеветанного негодяем Колупаевым.
На целине, как и на фронте, когда каждый отвечает за всех, а все за одного, наиболее полно раскрываются положительные черты характеров отдельных людей. И даже тогда, когда писатель не ставит целью показать людей всесторонне, он находит для каждого свои, индивидуальные черточки, позволяющие судить о нем в целом. Он подмечает эти черточки прежде всего в отношении к труду. Так, бригадир Маша Филянова — стремительна и энергична, Игорь Огурцов — наивно доверчивый и задорный, как молодой петушок, за всякое дело берется с неизменным жаром, хотя и не всегда обдуманно, член комсомольского бюро Витька Барышев всегда «на подхвате» — готов каждому оказать помощь.
Писатель умеет сказать о герое так, что он останется в памяти читателя и своим внешним видом и внутренней, нравственной сущностью. Вот как выглядит дед Костромин. Это «краснощекий, будто нарумяненный старичок. У него была голая, желтая, удлиненная, как дынька, голова и быстрые, мечущиеся глаза. Смотреть на него без улыбки было невозможно. Казалось, эти беспокойные глаза все время пытливо высматривают у собеседника что-то, чтобы незаметно стащить и спрятать. И небольшой остренький нос старичка был тоже какой-то неспокойный. Он будто все время принюхивался к чему-то и определял: «Откуда дует?»
Или вот портрет Боголепова. «Голос Боголепова я услышал еще в приемной. Эдакий, знаете, малиново-бархатный басище. Мне почему-то всегда казалось, что такой голос непременно темно-вишневого цвета — густой, пахучий и крепкий, как медовуха, настоянная на малиновом соку… Открыл он дверь и вошел. Я как сидел, так и прирос к креслу. Видели ли вы, Андрей Никодимович, скульптуру Самсона? Так вот, у порога стоял Самсон — колосс двух метров роста, из тех, о которых говорят и пишут «косая сажень в плечах». С крупной лепной головой, величественно посаженной на мускулистую шею, с вьющимися сизо-черными, как вороново крыло, волосами, с прямым, греческим носом и такими огромными жгучими глазами, что позавидовала бы и записная персидская красавица».
Не менее точны и речевые характеристики.
Речь шутника и балагура Шукайло пересыпана поговорками: («Значит, начал Митрошка пить понемножку, а пиво его с бригадирства сбило. И выходит, что он теперь и пьян, и бит, и голова болит!»), в речи секретаря райкома Леонтьева много литературных сравнений; антрепренеришка Иван Иванов прямо-таки мурлыкает («Мы привезли вам посылочку. Не сомневаюсь, что-нибудь вкусненькое…») и т. п.
Внимание читателей романа «Ручьи весенние» привлечет и любовь Е. Н. Пермитина к Алтаю. «Сравнивать силу и глубину впечатления от земли, от красок, от звуков, от запахов. Алтая ни с чем нельзя», — говорит он. Природа здесь все устроила на «превосходную степень». И вот эта-то неповторимая природа зримо и многообразно вплетена в канву его произведений, выполняя своеобразную сюжетную функцию. Образ алтайской природы в «Ручьях весенних» неразрывно связан с биографией героев, их чувствами и переживаниями. Так, рассказывая о детских годах Андрея Корнева, Пермитин напоминает, как деревенские друзья водили его по горам и лесам, как учили «ловить в горных ключах и речках шустрых и осторожных хариусов, охотиться на тетеревов и белку, взбираться на верхушки исполинских кедров за липкими кедровыми шишками… Вместе с ребятами он любовался с вершины горы Глядена круглым, как татарская чаша, озером Хан-Алтай и водопадом Сорвенок.
Ни в какой сказке не слышал, ни в одной книжке не читал Андрей о подобной красоте земли и вод!
А как менялись оттенки степей, гор, ручьев и речек в разные часы дня весной, летом и осенью! В какое безмолвие погружалось все это зимой! Даже привыкшие к родным местам деревенские ребята как-то затихали на этих величественных высотах, а что же сказать об Андрейке-москвичонке, как его прозвали тут! Он становился глухим ко всему и подолгу стоял, точно завороженный».
Решение Андрея оставить работу в Министерстве и поехать на Алтай вызвано было и его любовью к алтайской природе.
Вот как зримо рисует писатель утро на охоте: «Тихий сосновый холм ожил: закачались, зашумели деревья, влажный южный ветер заметался меж высоких рыжих колонн. Андрей выглянул из балагана. Тучи завалили небо; слышно было, как падали комья снега с ветвей. Потом зашуршал по кронам сосен теплый спорый дождь. Не переставая, он шел несколько часов и стих только перед рассветом. Когда Андрей вылез из балагана, небо расчистилось. У темной стены Соснового холма запылала крупная отменно-яркая звезда. «Утренница! — вспомнил Андрей дедово название Венеры. — Теперь уж скоро».