Сколько их здесь, тевтонов, поднявшихся из каменных домовин? Сотня? Полторы? Да, пожалуй. Около того. Не меньше. А то и побольше будет. И предводительствует мертвецами не кто-нибудь — Чёрный Князь. Так что исход боя предрешён. Из склепа не вырваться. А в склепе — не победить. Оставалось лишь подороже продать свои жизни. Отнимая жизни — вот ведь жуткая нелепость какая! — у мёртвых уже противников.
Мертвецы, правда, не нападали. Бернгард не отдавал пока такого приказа. Восставшие из гробниц рыцари замерли, подобно изваяниям. Подобно каменным надгробиям. Памятникам самим себе… Неживые воины Чёрного Князя стояли истуканами — молча и недвижимо — вдоль всего прохода. Двумя шеренгами. Или… Почётным караулом?
Чего ждал сейчас Пьющий-Властвующий, до сегодняшнего дня прикрывавший свою истинную суть тевтонским плащом? Чего ждали мёртвые орденские братья… бывшие орденские братья, ныне вступившие в совсем иное братство?
Братство разупокоенных умрунов. «Да именно так! Умруны! Умруны! Умруны!» — колотилось в голове. А как ещё их называть?
Всеволод вдруг догадался о причине заминки. По крайней мере, нашёл ей правдоподобное объяснение. Им предлагали сделать выбор. Самим. Простенький такой выбор: либо погибнуть на месте, либо по доброй воле вступить в войско Чёрного Князя, чтобы биться бок о бок с его тварями против других тварей. Не за свой мир биться — за интересы Князя-магистра, не желающего делиться тёплой живой кровью с себе подобными. Хотя, порой, интересы людского обиталища и нечисти из-за рудной черты могут и совпадать.
Вот только совпадут ли они когда-нибудь полностью? Интересы человеческие и интересы упыриного Властителя, питающегося людской кровью?
Всеволод искал верное решение. Сердце колотилось в груди. В голове лихорадочно билась мысль.
Драться — бессмысленно и это яснее ясного. Теперь несомненный перевес на стороне Бернгарда. Причём, самому ему уже даже не понадобиться махать мечом. Достаточно мановения руки, краткого приказа — и две шеренги мертвецов ступят с постаментов-саркофагов, сойдутся, сомкнуться, задавят… раздавят тех, кто окажется посередине. Мертвецы раздавят живых. Если надо — убьют. Надо — обезоружат.
И что им сделаешь? Мёртвым уже? И как с ними со всеми совладаешь?
Глава 11
Всеволод затравлено покосился вправо, влево… Стоп! Что это? Кто это? Рыцарь в саркофаге слева.
Доспех мёртвого тевтона показался Всеволоду знакомым. Ага… Чинённая на груди кольчуга, кое-как перехваченная проволокой. Срезанный кусок плаща. Изрядный такой кусочек. В правой руке — меч, зато левая… М-да, левая латная перчатка… вернее, внутренняя её сторона, где нет металла, а только кожа — рассечена. И ладонь под нею, видать, тоже. Всеволод заметил грубые стёжки суровой нити, выпирающей из-под взрезанной боевой рукавицы. Видимо, рану зашивали наспех, не особо заботясь о красоте и удобстве.
Так-так-так… А уж не его ли меч взрезал эту перчатку и эту ладонь? А не тот ли это рыцарь, который стучался в дверь Эржебетт и отводил рукой клинок Всеволода? По всему выходило, что тот. Правда, он сбежал тогда обезоруженным. А этот — при мече. Что, впрочем, ничего не значит. У тевтонского магистра, наверняка, была уйма возможностей вложить в руку мертвеца новое оружие. Бернгард, судя по всему, частенько бывал в склепе. И явно не для того, чтобы уронить скупую слезу над павшими соратниками.
Чёрный Князь перехватил взгляд Всеволода. Верно истолковал выражение на его лице. Спросил — не враждебно вовсе, а участливо, и дружелюбно:
— Что, узнал, русич? Да-да, ты не ошибся. Твой старый знакомый. Это брат Арнольд, если тебе интересует его имя…
— Арнольд! — выдохнул Томас. — Он погиб месяц назад на западной стене. Нахтцереры разворотили ему грудь и испили досуха…
Бернгард продолжал объяснение, не обратив внимания на сорвавшуюся с уст кастеляна реплику:
— Я велел брату Арнольду, захватить Эржебетт. Тихо, не поднимая шума и не оставляя следов. Увы, не вышло. Стол, которым ты так некстати подпёр сундук, прикрывавший тайный ход в гостевую комнату, стоял слишком прочно. А на ваш условный стук Эржебетт дверь не открыла.
«Не услышала моего голоса — вот и не открыла», — подумал Всеволод.
— Потом заявился ты, русич. Набросился с мечом на беднягу Арнольда. А ему было запрещено проливать кровь Эржебетт и твою кровь. К счастью, Арнольду удалось скрыться.
«К счастью для кого?»
— Он воспользовался ещё одним из моих ходов, о которых не знает даже наш многомудрый кастелян, и благополучно вернулся сюда, на своё жёсткое, но уютное ложе.
«Вот почему не удалось найти тевтона с пятнами от раствора адского камня на левой длани!»
А не там искали. Не среди живых следовало его разыскивать, а среди мёртвых. Здесь вот, в склепе. Ещё бы узнать, зачем мертвец Бернгарда таскал в своей перчатке жидкое серебро? А впрочем, какая разница? Сейчас-то! Сейчас о другом следовало подумать. Всеволод скользил настороженным взглядом по строю умрунов, закованных в сталь с серебром.
— Да ты не пугайся, русич, — отчего-то Бернгард вновь обращался только к нему.
Как-то уж так вышло, что все остальные ратники, будто по команде чуть отступили назад. Не из трусости, нет, просто не желая мешать разговору двоих, не желая ввязываться в пугающую беседу и, быть может, даже не желая слушать. Но слушать ЭТО приходилось всем.
— Сам не бойся и успокой своих воинов. Павшие рыцари подняты не для того, чтобы причинять вред живым.
«В самом деле?»
— А для чего же? — с усилием выдавил Всеволод. Чёрный Князь говорил с ним и ему следовало достойно вести этот нелёгкий диалог. Через силу, через растущий ужас. На выказывая слабости, не открывая рвущегося наружу страха. — Для чего ты потревожил их покой, Бернгард?
Загадочная улыбка в ответ. И лишь потом — слова:
— Они нужны. Они полезны. Они более не подвластны смерти, ибо уже переступили через неё. А потому они — лучшие воины этой Сторожи. И они всецело послушны моей воле…
— Зачем они тебе? — перебил Всеволод.
— Без них нам придётся трудно.
— Нам?
Разве это уже решено?
— Без них не остановить Властителя… Нахтриттера… Чёрного Князя… Шоломонара, перешедшего этой ночью границу миров.
Кто-то охнул за спиной Всеволода. Да, для кого-то это было неприятным открытием.
— Кто они? — помедлив немного, спросил Всеволод.
— Они — моя новая дружина, мои серебряные рыцари, которым я доверяю всецело и на которых полагаюсь во всём.
— Серебряные рыцари?
Звучит красиво, но не совсем понятно.
— Они — мой новый, личный орден.
Орден умрунов… Всеволод непроизвольно поморщился.
— Они те, кто не страшится умереть. Кто не боится ни мечей, ни клыков, ни когтей. Кто готов по моему слову сражаться с людьми и кто встанет поперёк горла и Пьющим, и оборотаям. Кто не падёт от солнца и не ослабеет от осины.
Бернгард скосил глаза на клинки Всеволода:
— Серебро им, кстати, тоже не опасно. Вам лучше убрать мечи.
Всеволод совету Князя-магистра не внял. Вкладывать клинки в ножны он пока не собирался.
— Как ты смог? Бернгард? Как тебе удалось? Их? Так?
— Что ж, — магистр вздохнул. — Объяснять это мне всё равно бы пришлось. Правда, я планировал сделать это не сейчас и при иных обстоятельствах. Ну, да ладно. Мои серебряные рыцари появились примерно так же, как появляются Пьющие-Исполняющие. Тебе известно, русич, как они появляются?
Вопрос оказался странным и неожиданным. Всеволод отрицательно мотнул головой. Откуда ему было знать такое?
— Это мёртвые, точнее, недоумершие, прошедшие смерть, но возрождённые вновь оборотаи, — просветил Князь-магистр.
— Волкодлаки?! — изумился Всеволод.
— Они самые, — подтвердил Бернгард. — Только испитые. И одарённые.
— Кем одарённые? Как одарённые? Чем?..
— Властителем. Пьющим-Властвующим. Любой Властитель может подарить любому испитому новую жизнь вместо прежней, утраченной с кровью. Не очень приятную, правда, и не совсем, в общем-то, жизнь — но всё же…
— Как такое происходит?
— Пьющий-Властвующий просто отдаёт испитому частицу своей крови. Даже малая толика её, даже единая капля крови Властителя, впущенная через рану, способна пробудить Ток.
— Ток?
— Ну, как объяснить…, — Бернгард наморщил лоб под открытым забралом. — Ток — что течёт. Жизнь и… не жизнь. Иная жизнь. Настолько иная, что даже оборотаи не знают, откуда берутся Пьющие. Слишком разнятся одни от других. Слишком сильно меняет оборотая такая инициация.
Да уж, пожалуй! До сих пор и сам Всеволод считал, что упыри и волкодлаки — разные существа, а не две ипостаси одного.
— Значит, капля крови Чёрного Князя дарит испитому оборотню иную жизнь? Одна капля превращает его в упыря?
— Одна капля и много времени. Или две капли и меньше времени. Или три — и ещё меньше. Чем больше своей крови отдаёт Властитель испитому, тем меньше времени требуется на превращение — на последнее, главное, необратимое оборотайство. Пройдя посвящение, войдя в Ток, и обретя его, оборотай больше не испытывает голода. Но вот жажда… Вечная жажда утраченной крови — настоящей, тёплой, живой крови, которой никогда не будет хватать Пьющему. Это одна из двух сил, которые им движут, и которым он подчинён.
— А вторая сила? — Всеволод пытался поспеть запутавшейся мыслью за словами Бернгарда.
— Вторая и наиглавнейшая — воля Властителя, которую Пьющий-Исполняющий выполняет беспрекословно. Ибо именно кровь Пьющего-Властвующего даёт ему и Ток-жизнь и неутолимую жажду. А потому воля Властителя — превыше всего. Превыше жажды — тоже. До тех пор, по крайней мере, пока Властитель жив. Если же Пьющий-Исполняющий вдруг лишается хозяина, у него остаётся только жажда. Ну, и ещё звериный страх перед жгучим солнцем вашего мира. Вот и всё, в чём он течёт, чем он течёт дальше. И пути назад ему уже нет. Так уж выходит, русич… Пьющий-Властвующий, отведавший крови оборотая, получает способность к оборотайству. Оборотай же, обращённый в Пьющего, утрачивают её навеки. Пьющий-Исполняющий становится рабом своего Властителя. А если нет Властителя — то рабом своей жажды и бессмысленного уже