Здесь же, в боковом ответвлении огонь лишь лизнул потолок над головами.
А после — опал и сгинул. Ушёл бесследно. Туда, откуда приходил.
Они вскочили. Ошарашенные. Ошеломлённые.
Вынырнули из убежища.
Сильный запах гари. Сушь в глотке. Дышать — нечем. Но надо бежать. Снова. Дальше.
Потому что где-то внизу и сзади, в недрах подземелий гудело и громыхало. А справа и слева, под ногами и над головой — дрожало. Всё! Пол, стены, своды… А сверху — сыпалось и падало. Мелкое крошево и крупные обломки. Змеились трещины в кладке. Трещины росли, удлинялись — быстро, будто состязаясь друг с другом в скорости. А из ширящихся разломов снова сыпалось, падало, крошилось.
Три человека с одним факелом пытались обогнать трещины, огонь, дым и обвалы…
Три человека снова бежали, что было сил.
Вёл Томас.
— Вправо, — коротко командовал однорукий кастелян.
И они бежал вправо.
— Теперь прямо и наверх. Не по той, по этой лестнице.
Они поднимались.
— Налево.
Поворачивали…
— Снова прямо. Наверх. Ещё. Дальше. Выше. Вправо…
Трещин над головой видно больше не было, но снизу ещё доносились глухие отзвуки рукотворного катаклизма. Там, в глубинах подземелья, продолжали рушиться своды, истошно визжали тёмные твари, гудело пламя, пожирая в замурованных каменных мешках-могилах остатки воздуха и упыринную плоть.
А потом… Потом нижние ярусы будто умерли. Потом тишину нарушали только топот трёх пар ног, треск факела и надсадное хриплое дыхание.
Да стук кровяных барабанов в ушах.
Неожиданно пахнуло грозовой свежестью и дождём. Где-то за толстыми стенами явственно слышится бурление переполненных водостоков. Подниматься по мокрым осклизлым ступеням стало труднее, зато дышать — куда как легче.
Выход! Наконец-то!
Они вывалились из темноты подземелий в ночную тьму…
Вырвались и…
Сильный, влажный, мокрый ветер. Ливень — как из ведра, тугими струями по лицу. Воздух, пропитанный моросью, приводил в чувство. Дождь освежал и смывал усталость.
Краткая — в пару-тройку секунд — передышка у дверей подземелья. Полное и окончательное осознание случившегося.
Безмолвные — одними глазами — вопросы.
Ответы без слов.
О том, что и так всем ясно.
«Сожгли? Взорвали? Завалили?»
«Сожгли. Взорвали. Завалили.»
Иного выхода не было.
А стихия бушевала вовсю. Давненько Всеволоду не доводилось видеть таких гроз.
Факел, залитый водой, погас сразу. Но в нём сейчас не было нужды. Как нет нужды и в ночном зрении. Частые, яркие, ветвистые молнии аж резали глаз. Вот полоснула зловещей синей вспышкой одна. И — сразу на ней вторая. Над головой прокатились громовые раскаты. Оглушая, ошеломляя.
А сквозь шум дождя и грозовое буйство доносятся иные звуки. Крики людей, лязг металла, ржание запертых в конюшнях и перепуганных до смерти лошадей, вой тёмных тварей.
Очередной небесный высверк озарил мир. Высветил всё, до мельчайших деталей. Да уж, всё…
Вокруг — следы яростной рубки. Трупы. Множество трупов. Уйма трупов. Похоже, и здесь умруны Бернгарда прошлись смертоносной косой. Упыриные тела цвета рыбьего брюха лежали вповалку. Кучами, грудами. Вспоротые, искромсанные, рассечённые. На мертвенно-бледной коже кровопийц темнели колотые и рубленные раны. Земля под ногами была черна от нелюдской крови.
Кровь нечисти пенилась и крутилась водоворотами в дождевых потоках. Впрочем, до появления магистра, лилась тут и кровушка людская. Реже, меньше. Но — лилась. Вон — пара растерзанных тевтонских кнехтов с поломанными копьями. Вон — брат-рыцарь. Из живых, не из Бернгардовых мертвецов. То есть, теперь-то уж из мёртвых, конечно, тоже, но не пробуждённых после смерти. А вон — татарин с запрокинутой головой, разорванной шеей и обронённой саблей. А там из-под дохлой нечисти торчит куполообразный шлем русского дружинника.
Да, горячая алая кровь мешалась здесь с холодной чёрной жижей, излитой из жил тёмных тварей. Павшие защитники не были обескровлены. Не давал пришлый Чёрный Князь Пьющим позволения испивать вожделенную влагу. Властитель гнал своё тёмное воинство не на пир, а на бой.
Но как же пустили-то, проклятых тварей, во внутреннюю цитадель?
Всеволод глянул на ворота детинца. На то, что осталось от ворот. А оставалось немногое. Толстые, обитые посеребрённым железом створки были погрызены, посечены когтями и разваленных на доски. М-да… Из-за таких ворот врага не остановишь. Особенно такого врага. Правда, Бернгард и его неуязвимые умруны вытеснили часть штурмующих обратно — за взломанные ворота, на крепостной двор. Но ведь не всех вытеснили-то.
На стенах и во внутренних помещениях детинца шёл бой.
Сверху — из закрытых галерей, зияющих над головой узкими прорезями бойниц, доносятся яростные вопли. Людские и нелюдские. По разбитым заборалам скачут бледные долговязые-длиннорукие фигуры. Интересно, кстати, а чем упыри разбили защитные навесы и ограды на стенах? Такое впечатление, будто вместе с дождём с неба упали несколько катапультных ядер. Но ведь у тёмных тварей нет пороков-камнемётов.
Упыри ловко взбирались на стены детинца. Одни ныряли в проломы. Другие — карабкались выше — по кладке массивного донжона, вздымающегося, как казалось снизу, к самым тучам. Третьи падали наземь, сбитые защитниками Сторожи.
— Воевода! — донеслось со стороны ближайшей пристройки. — Сюда!
Кричал десятник Илья. Вон он — призывно машет рукой из пустого дверного проёма. Сами двери — повалены и громоздятся рядом. Тоже, похоже, дело рук упырей.
Всеволод метнулся на зов, жестом приказав Бранко и Томасу следовать туда же.
— Где Фёдор? — Илья растерянным взглядом обвёл всех троих. Которых должно быть четверо.
— Нет его! — коротко ответил Всеволод.
Один меч остался от Фёдора… Всеволод покрепче сжал оружие — своё и павшего ратника. Дождь уже смыл с металла копоть и чёрную кровь. Сталь и серебро хищно отблёскивали в частых вспышках молний.
— Где остальные? — в свою очередь спросил Всеволод.
— Кто где, — ответил Илья. — Тут такое творилось, пока Бернгард со своими… с этими своими… не вышел. Разметало всех. Я насилу у входа в подземелья удержался — вас жду.
— А упыри? Они где сейчас? Откуда наседают?
— А везде упыри, воевода. Всюду.
Везде? Всюду? Всеволод вертел головой. Да только что разглядишь снизу, в застроенном детинце? Чтобы правильно оценить обстановку, следовало найти более подходящее место — такое, чтобы можно увидеть всё, чтобы разом объять взглядом картину боя.
Было в замке такое место. И, притом, недалеко совсем.
— К донжону нужно идти, — словно прочёл его мысли Бранко.
А впрочем, нет, не прочёл. Волох лишь выполнял повеление магистра — уводить Всеволода туда, где безопаснее. Что ж, Всеволод не имел пока ничего против.
— В донжон! — кивнул он.
Они двигались через многочисленные пристройки. По трупам, по крови…
В огромном детинце царила шла беспорядочная рубка. Как в любой полузахваченной уже крепости. Люди и упыри сцепились в последнем смертельном бою. Людей было меньше, упырей — много больше. Людей Всеволод отталкивал с пути, упырей — рубил сплеча. Где не справлялся сходу сам — помогали Илья, Томас и Бранко.
Коридоры, лестницы… И двери, двери, двери в узких переходах. Одни — распахнуты настежь, другие — заперты, третьи — взломаны нечистью. В общем, пришлось поплутать. Слава Богу, Томас и Бранко хорошо знали все прямые и обходные пути.
Они пробились… Вчетвером с пятью мечами — смогли. Добрались до донжона.
Башня была заперта изнутри, однако перед одноруким кастеляном тяжёлая дверца с узким смотровым окошком-бойницей распахнулась сразу. Двое кнехтов, дежуривших у входа, пропустили их внутрь и тут же поспешно задвинули засов. Ещё двое раздвинули осиновые рогатки на лестнице.
Перебросившись со стражей несколькими фразами Всеволод выяснил: последний оплот Закатной Сторожи занимали около полусотни человек. Тевтоны, примкнувшие к ним русичи и бойцы Сагаадая держали донжон крепко. Оборону возглавлял Конрад, сумевший вывести часть людей из захваченной крепости. Судя по словам кнехтов, Конрад сейчас дрался на верхней смотровой площадке.
Что ж, им тоже нужно наверх. На самый верх.
Долгий подъём. Бесконечные ступеньки в полутёмных лестничных пролётах. И вновь — наружу, под хлещущие потоки воды и вспышки молний.
Глава 19
В глаза сразу бросился тевтонский стяг — не гордо реющий на ветру, как прежде, а поверженный, отяжелевший от влаги, опавший и беспомощно распластанный по разбитому дощатому настилу. Заваленный обломками навеса, некогда укрывавшего дозорных от ненастья. Неведомая сила повалила и штандарт, и кровлю поперёк смотровой площадки. Лишь в центре остался стоять невысокий — поменьше человеческого роста — но крепкий столбец, оббитый железными кольцами. Основание флагштока…
К этому вертикально торчащему обломку были намертво примотаны и для верности пропущены сквозь нижнее — самое толстое кольцо флагштока — два татарских аркана. Туго смотанный конский волос, которому не страшна влага, частые серебряные вставки… Странно, очень странно. Были бы арканами оплетены заборала — понять ещё можно, а так…
Прочные, блестящие, аккуратно уложенные в бухточки верёвки с большими петлями на концах словно приготовлены к броску. Но кому предназначались арканы? Упырей полонить, что ли?
Всеволод осмотрелся вокруг.
Знакомая широкая площадка, обнесённая мощной каменной оградой с крепкими зубцами и ощетинившаяся снаружи посеребрёнными шипами, густо вмурованными в кладку. Два истерзанных трупа в стороне. С другой стороны — вспоротые, вздыбленные доски. Будто бороною прошлись по настилу. И защитники Сторожи.
Помимо тевтонских рыцарей и кнехтов здесь были оба шекелиса, с пяток русичей, Сагаадай с двумя стрелками. Впрочем, колчаны степняков — пусты, луки отброшены в сторону, в руках — кривые сабли. Так что никакие они уж и не стрелки. Как и все прочие — бьются врукопашную.