— Он тогда был единственно возможным. Я не стараюсь оправдывать мать, но…
— Разве может называться матерью ведьма, бросившая дочь на растерзание зверю… — перебил Всеволод, — Какая мать захочет, чтобы её дитя обратилось в зверя?
— А разве ты видишь перед собой зверя, воин-чужак? — шевельнула влажными ресницами Эржебетт.
— Нет, — вынужден был признать Всеволод. — Сейчас нет…
Теперь уже ему не дали договорить.
— Да, мы друг в друге. Мы все — друг в друге. Мы — части целого, но ни одна часть не покушается на другую. Пьющая-Любящая испила оборотая, обрела его суть и смешала его с собой. Оборотай пожрал человека, однако и человек продолжает жить в нём. Я всегда — это я и ещё двое. Но эти двое находятся в мире и согласии со мной. Иначе нам просто не выжить.
Всеволод тряхнул головой. Всё! Хватит с него отвлечённых разговоров и путанных объяснений! Дело-то в другом. И самое главное — другое.
— Ты взломала границу миров, Эржебетт!
— Это сделала моя мать, — не согласилась она. — Я лишь не позволила пролому затянуться.
— Ты сохранила брешь для тёмных тварей!
— Однако не я привела их с собой.
— Но Набег! Он начался когда ты… После того, как ты…
Всеволод сбился, сплюнул в сердцах, так и не закончив фразы.
Эржебетт усмехнулась — печально и сочувствующе. Из своего узилища-саркофага она сейчас сочувствовала ему! Им всем! Всему людскому обиталищу!
— О, нет, воин-чужак, ты сильно ошибаешься. Это ещё не Набег. Это только начало Набега.
Начало? Только начало? Всеволод помрачнел.
— Что ты хочешь сказать, Эржебетт?
— Только то, что есть. И чего не может быть иначе. Сначала в брешь между мирами вошла я. За мной последовали оборотаи, также почуявшие проход и успевшие пересечь порушенную границу прежде, чем её обнаружили Пьющие.
— А потом? Что на той стороне было потом?
— Меня там уже не было, воин-чужак. Но что было без меня — я знаю. О том, что случилось там, я могу судить по происходящему здесь.
— Ну и? — поторопил Всеволод.
— К открытому проходу подошли Пьющие-Властвующие… Чёрные Князья, Нахтриттеры, Шоломонары, как вы их называете. Только никому из них не удалось стать первым.
— То есть?
— К взломанной преграде одновременно подступили двое… или трое… или Властвующих было десять — это, в общем-то, не важно. Важно, что не было одного, единственного… А время шло, и к проходу спешили всё новые и новые Властители. И каждый вёл с собой свою армию. Желающих перейти границу миров оказалось слишком много. А там, где много желающих, начинается давка и драка. Властвующие до сих пор сражаются за право первым войти в этот мир. Но никто не хочет пускать других в обиталище, полное живой крови. Никто не хочет делиться. Только эта война и сдерживает ещё Властвующих у прохода. И, поверь, по сравнению с ней здешний Набег — это маленькая, никчёмная стычка.
Ах, вот, значит, как?! Еженощные штурмы, которые едва удаётся отбивать тевтонской Стороже — всего лишь никчёмная стычка?!
— Но если Чёрные Князья и их дружины грызутся между собой с той стороны, кто в таком случае приходит сюда? — с нажимом спросил Всеволод. — Кто выходит из Мёртвого Озера каждую ночь, а Эржебетт?
— Это не Пьющие-Властвующие, — пленница саркофага пренебрежительно дёрнула головкой — Это простые Пьющие. Исполняющие.
— Властвующие — не властвующие… Какая разница? Нам-то от того не легче, — угрюмо заметил Всеволод.
— Легче, — возразила она. — От этого вам гораздо легче. Пьющие-Исполняющие глупы и недалеки. Если их не ведёт воля Властителя, они способны заботиться лишь об утолении неутолимой жажды и о дневном укрытии от солнца. Чуя тёплую кровь, они лезут к ней даже через серебро и осину. Но — лезут бездумно, напролом. С таким врагом, лишённым осмысленной воли, сражаться проще.
— Хочешь сказать, упыри штурмуют Серебряные Врата не по воле Чёрного Князя?.. Князей?
— Пьющие-Властвующие или, если тебе угодно — Чёрные Князья сейчас бросают свои войска друг на друга. Сражаясь за проход в ваш мир, о вашей крепости, они думают меньше всего. Пока, во всяком случае. Но на той стороне идёт великая битва. А в великих битвах, случается, гибнут великие воины. Пьющие-Властвующие погибают тоже. Либо от руки друг друга, либо под натиском вражеских армий.
— Разве обычные упыри способны напасть на Чёрного Князя? — недоверчиво спросил Всеволод. — Ты, помнится, утверждала, что они не поднимали руки даже на тебя. Но если ты м-м-м… Пьющая-Любящая… Чёрная Княгиня… То уж Чёрный Князь-то…
— Ты прав, воин-чужак, — перебила его Эржебетт, — По собственной воле, Пьющие-Исполняющие, конечно, не осмелятся причинить вред высшим Пьющим. Но по воле своего Властителя они пойдут и на это. Впрочем, сейчас речь о другом. Я пытаюсь втолковать тебе, что когда гибнет Властитель, на поле боя остаётся его неприкаянное войско.
— Простые упыри? — уточнил Всеволод. — Исполняющие, которым больше нечего исполнять? Слуги без господина? Тёмное воинство без Чёрного Князя?
— Да, именно так. Войско без хозяина, которое уже и не войско вовсе. Не управляемые твёрдой рукой и довлеющей над ними разумной волей, низшие Пьющие перестают сражаться. Они покидают поле битвы и бредут, куда им вздумается. Догадываешься куда, воин-чужак?
Всеволод кивнул. Он догадывался.
— Они чуют близость крови, близость вашего мира, и уходят к рудной черте. Они идут через ряды сражающихся, проталкиваясь к заветному Проходу. Многие гибнут по пути, оказавшись между вражеских армий, но некоторые всё же достигают цели.
— И их что, пропускают?
— Им не мешают, скажем так… Специально — нет. Они никому неинтересны, потому что без хозяина — не опасны. На них не тратят силы, и им не чинят препятствий. По крайней мере специально и сознательно. Их попросту не замечают, на них не обращают внимания. Они — никто в битве Пьющих-Властвующих, потому что над ними больше нет власти и Властвующего. Властители на той стороне сражаются с Властителями. А дружины Властителей — с дружинами Властителей. Понимаешь меня, воин-чужак?
— Кажется… — тихо промолвил Всеволод. — Кажется, да.
Эржебетт сделала паузу. Передохнула. Закончила:
— Вот эти-то ошмётки и остатки великих былых армий прорываются через проход, подступают по ночам к вашей крепости и уходят дальше, за крепость.
— Ошмётки? — глухо повторил Всеволод. — Остатки?
Всего-навсего, покинувшие поле боя дезертиры.
— Да, — кивнула она. — Так. Низших Пьющих, управляемых высшими, ты ещё не видел, воин-чужак. Такие войска в твой мир ещё не вступали. Но рано или поздно сюда войдут и они. Даже величайшие из битв не могут продолжаться вечно. Когда одни Властители обескровят других, непременно найдётся сильнейший, который прорвётся через границу миров, преодолев все препоны слабейших. Прорвётся сам и проведёт своё войско. А за ним придёт другой. И третий…
Всеволод задумался.
— Скажи, Эржебетт, а зачем ты сама преступила рудную черту?
— Зачем? — она недоумённо вскинула брови. — Я?
— Я хочу понять… Ты вернулась домой? Или ты пришла за пищей?
— Здесь мой дом, — её длинные ресницы чуть колыхнулись. — И здесь много пищи для тех, кто во мне… Кто со мной.
Оборотень и лидерка… Что ж, по крайней мере, честно.
— Хорошо. Тогда ответь на другой вопрос.
«И — так же честно ответь!»
— Зачем ты присоединилась к моей дружине? Почему не ушла за Карпатские хребты? Чего выжидала в Сибиу? С какой целью отправилась с нами в тевтонский замок? Ты хотела отомстить Бернгарду и саксам? Поквитаться за убитую мать?
— Месть? — она чуть заметно вздохнула, расчётливо, осторожно вобрав немного воздуха в стиснутую осиной грудь. — В ваше обиталище уже вступили оборотаи и Пьющие, воин-чужак. Скоро начнётся настоящий Набег под началом Властителей. Во время такого Набега найдётся, кому отомстить за мою мать и Бернгарду, и его рыцарям, и всему этому миру. Что же касается меня… Наверное, то, что я не позволила закрыть брешь в кровавой черте — более чем достаточно для любой мести.
— Да уж, — скривился Всеволод. — Но тогда мне тем более не понятно, зачем тебе понадобилось вступать в орденскую крепость с моей дружиной? Это ведь вышло не случайно?
— Не случайно, — не стала спорить Эржебетт.
— И ради чего ты так рисковала?
Ещё один слабый вздох.
— Я не знала… не предполагала, насколько велик будет риск. Я не думала, что Бернгард и его кастелян так хорошо запомнят мою мать и признают ведьмину дочь в мальчишке-оруженосце при иноземном воеводе?
— Допустим, — Всеволод пристально смотрел на неё через стальную и серебряную решётку и гадал: верить? нет? Сейчас, когда они общались словами, а не через прикосновения, его могли обмануть. — Но ты так и не ответила на мой вопрос. Зачем тебе нужно было в тевтонский замок?
— Мне не нужно было в замок, воин-чужак, — тихо промолвила Эржебетт. — Мне нужно было остаться с тобой. А ты направлялся в замок. И мне тоже пришлось поехать туда.
— Вот как? — Всеволод удивлённо поднял брови. — Хочешь, сказать, что ты из-за меня отправилась в самое логово Бернгарда, не взирая на опасность быть разоблачённой?
— Из-за тебя, — она опустила глаза.
— Но почему? Только, Эржебетт, не рассказывай, пожалуйста, сказки о великой любви эрдейской лидерки к чужестранцу. Всё равно ведь не поверю.
Она молчала. Отвечать не спешила. Собиралась с мыслями. Что-то обдумывала. И, в общем-то, ясно что: говорить — не говорить? Если говорить — то правду или ложь? Если правду — то насколько откровенно? Только время нынче слишком дорого. Нет его, времечка для долгих раздумий.
А может снова: пальцы — к пальцам, руку — к руке? И — колдовское единение, в котором не соврёшь. И — честный рассказ без слов. Мгновенное знание… узнавание истины через соприкосновение.
Нет, эту мысль Всеволод отмёл сразу. Он ещё слишком слаб для повторного контакта. Он ещё не вполне оправился после того… после прошлого раза. После чужой смерти и перерождения. Нужно подождать, восстановить силы. Сначала нужно узнать через слова всё, что можно узнать. В конце концов, если Эржебетт не пожелает отвечать на его вопрос вслух, то и посредством безмолвного касания от неё тоже ничего не добиться. Она попросту не пустит его к своим сокровенным мыслям и потаённым уголкам памяти. Это — во власти лидерки. Бернгард говорил, что узнать её, через неё и по