Скорее всего, от надёжного глухого шлема Конрад избавился по той же причине, что и Всеволод поднял забрало-личину. Чтобы смотреть вокруг не через заливаемую дождём узкую смотровую щель. Чтоб видеть всё и сразу. Да и слышать — тоже.
Конрад видел. Слышал.
И — скрипел зубами в бессильной ярости.
— Что произошло, Конрад?! Как ЭТО произошло?! Как упыри вошли в крепость?!
— Нахтцереры ведут себя не так, как прежде, русич! — зло выплюнул тевтон, мешая слова с брызгами дождевой влаги.
Не как прежде… Это было очевидно. Это Всеволод понял ещё в подземельях замка.
— Сначала растерзали тварей, который прятались в дневных убежищах и первыми добрались до замковой горы, — продолжал Конрад. — Чтобы они не мешали и не путались под ногами, наверное. Потом двинулись на приступ сами. Причём, не напирали, как обычно — скопом и сразу отовсюду, а наступали не спеша, разумно. Повалили рогатки на дальних подступах, расчистили путь главным силам. Вон там, видишь, со стороны ворот?
Да, Всеволод видел, благо, света молний хватало. По склону замковой горы — до самого её подножия темнел широкий проход. Раньше осиновые рогатки стояли там часто и густо. Теперь — не осталось ни колышка.
— Погоди, Конрад, упыри что же сами вытаскивали осину? — поразился он.
Такое трудно даже представить! Всякому известно: кровопийцы не станут без крайней нужды и по доброй воле прикасаться к дереву, вытягивающему тёмную силу. Хотя о какой доброй воле может идти речь, когда в небе кружит упыриный Властитель?
— И вытаскивали, и оттаскивали в сторонку, как миленькие, — ответил тевтон. — Выли, орали, валились без сил, но работу делали. Потом поднялась к частоколу. Укрылись от стрел с той стороны, подрыли брёвна, повалили…
А ведь действительно — эвон какие бреши зияют в тыне перед рвом!
— Ну, а уж после начался настоящий штурм. Сначала нахтцереры атаковали во-о-он там…
Взмахом клинка сакс указал на дальний пролёт западной стены.
— Только это, как оказалось, была лишь хитрость и обманный манёвр. А кто мог ждать такого от тупых тварей?!
Всеволод выругался про себя. Никто, разумеется. Кроме, быть может, Бернгарда. Но Бернгард в первые минуты приступа находился в склепе и вёл там со Всеволодом непростые беседы.
— Кто, русич?
Всеволод вновь не ответил. Да заданный вопрос и не требовал ответа. За время предыдущих штурмов упыри приучили считать себя безмозглым ходячим мясом, жаждавшим крови, вконец обезумевшим от этой великой жажды и утратившим в обретённом безумии всякую сообразительность и осторожность. Упыри всегда шли за живой кровью просто и незатейливо. Напрямую, кратчайшим путём. Шли через серебро, огонь и осину.
Таков был тёмный Набег до сих пор.
Но в эту ночь он стал иным. В эту ночь упырей вела воля и разум Пьющего-Властвующего.
— Нахтцереры лезли настырно и бились люто, — продолжал сокрушаться Конрад. — Я перебросил к западной стене половину гарнизона. А твари всеми силами вдруг навалились оттуда…
Теперь Конрад резким движением меча отмерил, будто обрубил немаленький участок на восточной стене неподалёку от Серебряных врат.
— Причём не просто навалились. Им здорово помогли.
Ага… видно… Между двумя мощными башнями, повалена двускатная кровля над боевыми площадками. Крепкие заборала — побиты и покрошены. А защитные шипы… Кто-то словно срезал под корень целые пучки длинных посеребрённых штырей, торчавших по верхней кромке стен. Всё это можно было сотворить лишь драконьим хвостом-кистенём или серповидным мечом змеиного всадника во время атак сверху.
— Чёрный Князь? — хмуро спросил Всеволод. — Летающий змей?
Конрад кивнул.
— Нахтриттер. Дракон вывалился из туч и обрушился с небес как сама смерть. Лучники и арбалетчики встретили летающую тварь и всадника стрелами. Мы попытались отбиваться мечами и копьями. Но чёрную чешую и броню не берёт даже серебрённая сталь. Нахтриттер сбил со стены защитников, разрушил проходы, срубил шипы. Освободил целый пролёт. Разумеется, нахтцереры ворвались в крепость.
— Что было потом? — не удержался Всеволод.
— Потом остановить их было уже невозможно. Тварей оказалось слишком много, и по замку они расползались слишком быстро. Кровопийцы не охотились за добычей, как раньше, а старались перекрыть главные проходы, захватить башни и важные участки стен. Они убивали любого, кто вставал на пути, но не испивали убитых. Не задерживаясь, они шли дальше. Казалось, кровь не интересовала, только крепость.
Конрад выругался.
— Мы удержали ворота, с полдюжины внешних башен, несколько проходов на крепостном дворе. Но это, как видишь, уже ничего не решает. Всех, кого смог и кого успел, я увёл сюда. Здесь от нахтцереров отбиваться ещё можно, но вот эта крылатая тварь…
По небу косо и длинно полыхнула очередная молния. Яркий синий блеск отразился от мокрой чешуи приближающегося змея.
— Осторожней, русич! — предупредил Конрад. — Дракон летит на нас!
Глава 21
Чёрный ящер, развернувшись по широкой дуге под самыми тучами и сложив крылья, падал на верхнюю площадку донжона.
Ещё одна молния…
И тварь — ещё ближе.
Змей летел к ним, будто камень, пущенный из гигантской пращи. Летел, быстро набирая скорость. То — блестящим чешуйчатым комом, освещённым резкими синими бликами, то — едва различимым сгустком тьмы, оторвавшимся от чёрных туч.
Счёт шёл не на секунды даже — на мгновения.
— Внутрь! — рявкнул Конрад. — Вниз! Быстро!
Люди уже сыпались со смотровой площадки в зев открытого люка.
Внутрь, вниз… И — быстрее некуда.
Видимо, всё было обговорено заранее, видимо, каждый подспудно ждал этого момента, и Всеволоду сейчас оставалось лишь удивляться, с какой скоростью могут исчезать в небольшом вроде бы отверстии воины при полном боевом доспехе. Защитники донжона ныряли в люк один за другим, позабыв и о тяжести лат, и о ползущих снаружи кровопийцах. Что ж, упырей, взобравшихся на смотровую площадку, скинуть вниз ещё можно, но вот противостоять падающему сверху дракону… И этому всаднику на драконе…
Стоп! А ведь они пытались противостоять.
Как оказалось, в башне укрывались-то не все.
У бойниц остались Конрад, ещё какой-то незнакомый Всеволоду тевтонский рыцарь, трое кнехтов, Золтан, Раду, пара русских дружинников, Сагаадай и ещё один степняк. Тевтоны, русичи и шекелисы расположились хлипким рваным кольцом по краю площадки, отчаянно машут клинками и разят копьями, кое-как сдерживая прущую снизу нечисть. Татары же, побросав сабли в ножны, шустро отскочили назад, к центру башни. К обломку флагштока.
Отскочили и…
Ага…
Вот уж у обоих в руках — приготовленные загодя верёвки. Вот раскручиваются в воздухе тяжёлые промокшие петли.
Что-то свирепо, воинственно кричит Сагаадай. Да и второй степняк тоже не желает встречать падающую сверху крылатую смерть молча.
Всеволод понял, наконец, для чего здесь арканы. И для чего их концы намертво привязаны к флагштоку.
— Русич! Ты всё ещё здесь? — Конрад схватил его за наплечник с явным намерением швырнуть к спасительному люку.
Ну, уж нет! Всеволод решительно стряхнул с плеча латную рукавицу тевтона.
— Мастер Бернгард велел тебя беречь! — сверкнул глазами Конрад.
«Не меня — мою кровь», — мысленно поправил Всеволод. Вслух огрызнулся:
— Я как-нибудь сам поберегусь!
А то Бернгардова опека эта уже поперёк горла стоит!
Для дальнейших препирательств времени не оставалось.
Чёрная блестящая туша — прямо над ними. И…
— Ложись! — командует Конрад.
Вокруг грохоча доспехами падают люди. Всеволода Конрад валит силой. Бесцеремонно, грубо, не по-рыцарски: подножкой и неожиданным тычком в грудь.
Всеволод бьётся назатыльником шлема о мокрые доски.
Конрад падает рядом.
Миг — и распластаны, вжаты в пол все.
Кроме двух татар с арканами.
Остальное Всеволод видит и слышит, лёжа на спине.
Всё происходит быстро, невероятно быстро, но тренированное сознание сторожного ратника всё же поспевает за событиями, отмечает каждую деталь.
Сначала — хлопок… Сильный порыв ветра и брызги сверху. Будто небо падает. Поток воздуха всколыхнул и едва не сбросил придавленный брёвнами и досками тевтонский стяг. Огромные, резко раскинутые в стороны в стороны и вмиг закрывшие всю верхнюю площадку донжона крылья замедляют стремительное падение твари.
А уж потом…
Грохот.
Кажется, башня сотрясается до самого основания.
Это драконий хвост обрушился на заборало. Трескается каменный зуб, брызжет, смешиваясь с ливнем, каменная крошка. Кто-то коротко охает, задетый то ли крупным осколком, то ли шипом змеиной булавы. Горохом сыплются вниз с мокрого скользкого камня почти уже влезшие на боевую площадку упыри.
Скрежет.
Чудится, будто башню разрывают и вырывают из-под ног… нет, в случае с Всеволодом — из-под спины.
Это вытянутые во всю длину лапы крылатого ящера прошлись когтями по деревянному настилу, срывая толстые доски, кроша дерево в мокрую щепу, цепляя всё, что можно подцепить. И вновь сквозь раскаты грома и подвывание упырей пробился человеческий вскрик: кто-то попался в когтистые бредни. Мелькнул в воздухе тевтонский плащ. Несчастного рыцаря выбросило за заборало. Плащ исчез. Крик стих — как стеной дождя отрезало.
Влажный хруст.
Словно переломили толстую подгнившую изнутри ветку. И опять — вопль, полный дикой боли. Тоже, впрочем, быстро прервавшийся.
Это молниеносно распахнулась и закрылась зубастая пасть-клюв летающей твари. Змей перекусил надвое человеческую фигуру в чёрных одеяниях орденского кнехта. Глотать не стал — выплюнул. Из-за посеребрённых доспехов, наверное.
А сверху — кровь с дождём, прямо в лицо.
Но степняки с арканами уцелели. Пригнулись пониже под обломком флагштока. Проскочили под чешуйчатым брюхом. Увернулись от растопыренных лап. Оба — и юзбаши, и его ловкий воин.
Две петли метнулись вслед крылатому змею, вновь взмывающему к тучам.