Змей забился над стеной, как птица на привязи.
Да, жгуты из своих же кишок — это не татарский аркан. Это — куда как серьёзнее.
Но на змее по-прежнему восседал Властитель. Пьющий-Властвующий. И его власть над крылатой тварью была столь же безгранична, как и над упыриным воинством.
Вероятно, пришлый Господарь повелел дракону продолжать путь, не взирая ни на что.
И дракон продолжил…
Ещё один взмах крыльев, отнявший последние силы.
Рывок.
Изрядная часть вываленных наружу кишок осталась на стене.
Летающий змей, освободившись от пут и тяжкого груза под чревом, на миг взмыл, было, вверх, но, качнувшись в сторону, неловко зацепил крылом башню, завалившись на бок и камнем… глыбой рухнул обратно на стену.
Снёс пару каменных зубцов. А всё же перевалил через преграду, как было приказано.
Да, тяжёлая драконья туша исчезла по ту сторону внешних стен Сторожи. Но наездник не удержался на чешуйчатой спине ящера. Чёрный Князь слетел с разбитого седла-скамьи и упал по эту сторону.
Шоломонар грохнулся со стены, покатился под широкий навес над пустующей коновязью.
Там и остался.
Глава 26
Наверное, упыри смогли бы прикрыть своего Властителя, но к объединившимся отрядам Всеволода и Бернгарда вовремя подоспела помощь. По тёмным тварям неожиданно ударили защитники ворот. Та самая привратная стража, к которой так упорно пробивался Бернгард, покинув стены и башни, навалилась на нечисть с тыла. Ряды кровопийц рассекли, раскололи, раздвинули с двух сторон.
Добрались до павшего Шоломонара.
Чёрный Князь в чёрном доспехе, впрочем, уже стоял на ногах, как ни в чём не бывало. Он занял позицию под навесом у крепостной стены, укрытый от дождя и нападения сзади. В одной руке — изогнутый серп-меч, в другой — помятый щит. Враг не отступал: некуда было. Он приготовился к драке.
Сейчас, вблизи упыриного Властителя можно было разглядеть получше. Точнее, не его самого — его защитную оболочку, чёрный доспех, полностью закрывавший пришлого Властителя.
Странный доспех… Причудливое переплетение витиеватой сетки на воронёной поверхности. Сложный узор желобков и волнистых бугорков. Закруглённые линии — ни острого угла, ни торчащего выступа. Плавно перетекающие один в другой и из другого — в третий, и снова — в один, практически неотличимые сегменты лат. Прихотливо изогнутые и изгибающиеся, словно бы сами по себе, защитные пластины неопределённой формы и размера, входящие друг в друга, без единого зазора. И не понять, где кончается яйцевидный шлем с у-у-узенькой смотровой прорезью на выступающем вперёд забрале и где начинается нагрудник. И как нагрудник переходит в набрюшник. И каким образом двигаются руки, ноги, пальцы, вроде бы вовсе не имеющие подвижных сочленений. Возникало полное впечатление не собранной воедино из отдельных частей доспешной конструкции, а изначальной её целостности. Невиданный доспех облегал тело как родная кожа… Как шкура, которая крепче камня, и стали.
Бернгард, жаждавший скорейшего окончания затянувшего поединка, яростно пробивался к чужаку в диковинных латах. Но на этот раз Всеволод всё же чуть опередил магистра.
И — начал первым.
Прыжок через коновязь под широким навесом.
Два одновременных взмаха мечами. Первый клинок обоерукого спешенный Шоломонар отвёл щитом. От второго меча увернулся. Почти увернулся… Сверкающая полоска стали в серебре, целившая в голову, всё же чиркнуло по правому предплечью. Без особого проку, впрочем. Соскользнула с чёрной брони, будто не тяжёлый клинок ударил, а прутик хлестнул.
А вот ответная отмашка страшного чёрного серпа едва не располовинила самого Всеволода. Если бы не подоспел Бернгард…
Бернгард подоспел.
— Посторонись, русич!
Магистр вовремя заслонил его своим мечом.
Рука Бернгарда не дрогнула, однако и полностью уберечь от изогнутого оружия не смогла. Даже остановленный на полпути серп-крюк всё же зацепил Всеволода выступающим заострённым концом.
Ковырнул — ощутимо, сильно, глубоко.
Неведомый чёрный металл разорвал звенья правого кольчужного рукава чуть пониже плеча. Вспорол поддоспешник, срезал изрядный клок кожи и мяса…
Рана оказалась серьёзной. Совсем не то, что случайная царапина, оставленная Бернгардом на ноге Всеволода во время недавней стычки в замковом склепе. Крови (бесценной древней крови Изначальных!) теперь пролилось куда как больше. Кровь потекла густо, щедро, залила руку, плечо, грудь, живот, правый бок Всеволода. Заструилась, смешиваясь с залетавшими под навес дождевыми каплями, ниже — на бедро, в сапог. Особой боли, правда, не было. По крайней мере, Всеволод не почувствовал её в горячке боя. И рука, вроде бы, слушалась. Значит, кость не задета и сухожилия не посечены.
Вот только кровь…
А схватка продолжалась. Бернгард резко отвёл и отбросил скрежетнувший по серебрённому лезвию меча вражеский серп. Сам с разворота, нанёс стремительный удар. Вдогонку — за откинувшейся в сторону рукой противника.
Удар Бернгарда, сопровождаемый яростным утробным выкриком, был силён и точен.
И удар был рассчитан верно: большой чёрный прямоугольник щита с глубокой вмятиной посередине надёжно закрывал противника с ног до головы. В пределах досягаемости сейчас была только отбитая в сторону рука с кривым серповидным мечом.
Её и достал кончик рыцарского клинка. Магистр с маху отсёк кулак, сжимавший серповидное оружие, на полпальца выше запястья. Отсёк легко и просто, будто не почувствовав сопротивления крепкого воронёного наруча. Хлынуло густое, тёмное. Но не чёрное — как у упырей. И не алое, как у людей. Иное. Червлёное, скорее.
Срубленная рука, так и не разжав пальцев и не выпустив рукояти боевого серпа, отлетела в сторону.
От вопля покалеченного Шоломонара у Всеволода заложило уши.
Бернгард повторно взмахнул мечом — добить. Но в этот раз противник оказался проворнее и ударил первым. Здоровой рукой. Огромным щитом, будто тараном, сшиб тевтонского магистра с ног, отбросив на несколько шагов назад. В самую гущу битвы. В свалку перед навесом, где в едином клубке мелькали белые плащи серебряных умрунов и белёсые тела упырей, рвущихся на помощь своему Властителю. Нескоро теперь Бернгард выберется оттуда. Не так скоро, как нужно. Не через секунду и даже не через две.
А покалечный Властитель, ревя от боли, брызжа кровью, на ходу стряхивая массивный, сковывающий движения щит, уже кинулся к мечу в отсечённой руке.
Чтоб подхватить его другой рукой. Целой.
Э-э-э, нет! Этого допускать никак нельзя!
Всеволод, забыв о ране, шагнул наперерез. Нанёс ещё два удара. В грудь. В голову. Клинки оттолкнули упыриного Князя в сторону, но и сами с жалобным звоном вновь отскочили от прочной брони как градины — от скалы. Шоломонар даже не повернул к Всеволоду яйцевидного шлема. Узкая, смотровая щель его была сейчас обращена к чёрному полумесяцу, валявшемуся в чёрной грязи.
Да что же это такое делается-то?! Заговорённая она, что ли, эта тварь?! Почему одному только Бернгарду под силу разрубить доспех Властителя?!
Отбросив мечи и проревев что-то бранное, Всеволод в отчаянии прыгнул на чёрную спину. Повис на враге как цепкая лесная кошка. Обхватил руками толстую жёсткую, будто панцирь гигантского жука, шею, оплёл ногами чужие ноги, подсёк в движении, собственным немалым весом и весом своих доспехов опрокидывая противника наземь. Простенький приём, которому обучал в своё время старец Олекса, валил любого здоровяка из простых смертных. Не устоял и Шоломонар изрядно, видимо, уже, ослабевший от потери крови. Споткнулся. Упал. Грохнулся.
Но не сдался.
Вцепившись друг в друга мёртвой хваткой, рыча и отплёвываясь они катались под широким навесом между коновязью и крепостной стеной как пара злобных псов. Хлещущая из ран кровь — кровь Властителя тёмного мира и кровь Всеволода — мешалась и пачкала обоих. Вода, просачивавшаяся сквозь щели навеса, не успевала её смывать.
Обрубок правой руки Чёрного Князя беспомощно тыкался в опущенное забрало-личину Всеволодова шлема. И под забрало — словно помогая левой. Наверное, будь у Шоломонара целы обе конечности, он бы свернул хрупкую человеческую шею в первые же мгновения рукопашной схватки, а так… Впрочем, и так Всеволод в полной мере испытал на себе мощь вражеской хватки. Упыринный князь быстро подмял его под себя. Сильные чёрные пальцы здоровой руки изорвали в клочья бармицу на шее.
До горла, слава Богу, Чёрный Князь не добрался. Не успел.
Всеволод машинально, не думая, вырвал из-за голенища правого сапога нож с чуть изогнутым посеребрённым лезвием. Ткнул с маху. Слишком поздно — уже нанося удар — сообразив, что броню, устоявшую перед двумя мечами простым засапожником не пробить и подавно.
Однако случилось невероятное.
Под рукой вдруг хрустнуло. Чёрная броня, перемазанная их смешанной кровью, поддалась. Лезвие, пройдя сквозь жёсткую корку, провалилось в мякоть, в плоть.
Всхрип, шипение — словно воздух вышел из надутого и проткнутого бурдюка. Хватка нечисти ослабла.
Не утруждая себя размышлениями о том, какое чудо помогло ему практически вслепую отыскать уязвимое место в несокрушимой броне, Всеволод ударил снова. И вновь пробил чёрную скорлупу!
Добавил в третий раз. И проломил опять.
Это было уже не простое везение. Это было что-то иное. Объяснения чему нет. Пока — нет. Впрочем, сейчас всё равно было не до поисков ответов.
Четвёртый раз пырнуть супостата не удалось: Всеволод, вырывая чудо-нож, неосторожно обломил застрявшее лезвие. Серебрёная сталь засапожника осталась в ране.
А Шоломонар никак не желал умирать. Хрипел, стонал, но всё ещё пытался душить, навалившись сверху. Двумя руками Всеволод едва сдерживал его одну — стремительно слабеющую, но всё ещё крепкую, опасную…
Что-то мелькнуло перед глазами.
Раз…
Чёрный Князь дёрнулся всем телом. Пёстрое оперение длинной татарской стрелы затрепетало над лицом вмятого в грязь Всеволода.