Зато Бернгард сразу понял, в чём дело.
— Рассвет! — голос Князя-магистра звучал бесцветно и вовсе уж потерянно. — Скоро рассвет!
Сознание и мысли Всеволода вмиг прояснились.
РАССВЕТ!
Нет, на чёрной полоске неба над головой ещё не было и намёка на утренние зарницы. Но тёмным тварям дано чувствовать восход светила задолго до багрового росплеска первых солнечных лучей.
И упыри чувствовали… Да и Бернгард, который тоже ведь, по большому счёту, нечисть, приспособившаяся к этому миру и к этому солнцу, не мог не почувствовать.
Значит, в самом деле, рассвет? Значит, ночь минула. И не добраться, значит, уже до разверстых мёртвых вод затемно.
Сражающиеся кровопийцы, однако, не разбегались в ужасе перед близящимся восходом, как неизменно бывало прежде. Тёмные твари не искали надёжных дневных укрытий. Обезумевшие упыри с удвоенной яростью продолжали истреблять друг друга. Железная воля Чёрных Князей заставляла драться их даже теперь, в предрассветный час уходящей ночи. Пока ещё было время и была возможность. Победить… Отбиться…
Впрочем, в последние минуты ночной битвы и сами Властители не пожелали оставаться в стороне.
Глава 36
Всеволод видел, как на краю приподнятого над ущельем плато, в колдовском зеленоватом свечении неживого озера среди перемешавшихся белёсых тел сошлись две чёрные фигуры. В последней решающей схватке за чужое обиталище и чужую кровь. На этот раз оба упыриных Князя бились пешими, не уклоняясь от стычки и торопясь закончить поединок до восхода солнца.
Они закончили. В считанные секунды.
Несколько взмахов боевыми серпами…
Один Князь — слабейший (насколько мог судить Всеволод — тот, который так и не смог вырваться из ущелья) пал под изогнутым мечом другого. Сильнейшего. И одни упыри, бросившиеся на подмогу сбитому Властителю — ещё живому, но уже обречённому, не смогли пробиться через стену других.
А победитель не останавливался. Рубил павшего, превращая побеждённого Князя в измятое, искромсанное безжизненное месиво.
Видимо, превратил…
Битва стихла. Разом.
Яростно сражавшихся до сей поры Пьющих поверженного Властителя после его смерти ничего уже не могло заставить продолжать бой. Твари, получившие освобождение от чужой воли, рассыпались по плато в поисках убежищ.
Князь-победитель тоже поспешил укрыться от солнца, избрав для этого самый надёжный способ. Властитель устремился к Мёртвому Озеру. В открытый — пока ещё открытый — Проклятый проход, из которого вышел. За собой Чёрный Князь вёл часть своего воинства, которая уже поднялась из ущелья, и которую ещё можно было увести. Всем остальным предстояло остаться. Врата между мирами уже закрывались и мёртвые воды смыкались над Проклятым проходом.
Увидеть этот процесс из глубины ущелья Всеволод не мог, зато он видел, как исчезает зеленоватая пелена, окутывавшая плато. Светящийся туман словно втягивался куда-то вниз, в бездонную дыру. И как только истаяла его последняя прядь, воля Чёрного Князя, довлеющая над победоносным тёмным воинством, кончилась.
Как отсекло.
Проклятый Проход был заперт. Миры — закрыты один от другого. Всякая связь между обиталищами прервалась до следующей ночи. Скрывшийся за кровавой чертой Властитель не мог больше управлять упырями, не преодолевшими её.
Начинался хаос.
Ряды нечисти раскалывались и ломались. Обезумевшие твари двух войск — побеждённого и победившего — мешались друг с другом. Оставшиеся без хозяев упыри действовали теперь лишь по своему нехитрому разумению. Найти укрытие на день. Спрятаться от солнца. Спастись.
Никто не обращал внимания на небольшую группку людей и мертвецов в посеребрённых доспехах. Кровопийцами владел панический ужас перед солнечным светом, оказавшийся сейчас сильнее Жажды. Кровопийцы метались по плато и ущелью, затаптывая друг друга, прячась в пещерах, трещинах, завалах. За каждое более-менее надёжное укрытие шла лютая грызня.
Но время тьмы уже истекло. Да и сама тьма…
Небо на востоке бледнело и розовело — пока ещё слабо, едва-едва заметно в сумрачной мгле умирающей ночи.
И всё же светало.
Грянул и заметался по теснине ущелья упыриный вой, полный смертной тоски и безысходности. Нечисть, не успевшая найти убежище, отчаянно вгрызалась и вцарапывалась в камни, зарывалась в землю и в щебенистые осыпи, лезла с головой под наваленные груды трупов, спеша обрести хоть какую-то защиту, и хоть чем-то отгородиться от восходящего светила.
А небо всё явственнее окрашивалось в предрассветные оттенки. Тускнели и гасли звёзды. Чётче проступали контуры гор.
Упыри выли.
Небо светлело.
Солнце поднималось. Медленно, но неотвратимо алые руки-зарницы вытягивали из-за горизонта край красноватого, не раскалившегося ещё в полную силу огненного шара.
Упыриный вой переходил в надсадный, пронзительный визг.
Первый лучик, вынырнувший из-за скал, меткой стрелой ударил по ущелью, пронзая густую тень…
А за ним — второй.
И — третий…
Светало быстро. Света сверху изливалось всё больше. Свет становился ярче. Жарче.
Узкая расщелина уже начинала наполняться зловонными испарениями. А мир, казалось, раскалывался от криков нечисти, сжигаемой заживо. Хотелось заткнуть уши. А смотреть на происходящее вокруг не хотелось вовсе.
— Покинем это место, — глухо и обречённо проговорил Бернгард. — Сейчас нам здесь делать нечего. Уже… Больше — нечего…
На усталом лице Князя-магистра лежала неизгладимая печать досады и невосполнимой потери.
Печать поражения.
И разочарования.
— Властитель ушёл, мёртвые воды сомкнулись, проход между мирами закрыт, свет разогнал тьму, единящую обиталища. Ну а этих… — Бернгард небрежно мотнул головой на корчащихся тварей, — солнце изведёт и без нашей помощи.
«Тем более, что наша помощь будет невелика» — невесело подумал Всеволод. Он оглядел оставшихся бойцов. Строй давно распался. Воины стояли неровными рваными шеренгами и посчитать уцелевших не составило труда. Полдесятка русичей. Девять тевтонских рыцарей. Татарский юзбаши Сагаадай. Два шекелиса. Да волох Бранко. Это — которые живые. Плюс пара дюжин потрёпанных умрунов Бернгарда. Мертвецам в смертном бою выжить… уцелеть оказалось проще. Ну и сам Бернгард, конечно. Чёрный Князь в обличье орденского магистра. Всё.
С таким отрядом Сторожи не удержать. Не то что внешних стен и детинца — даже донжона не защитить такими силами.
— Возвращаемся, — вздохнул Всеволод.
У входа в ущелье к ним присоединилось ещё десятка два бойцов. Всё, что осталось от «тулова» разваленной «свиньи». Да трое — однорукий кастелян Томас с парой кнехтов, чудом отбившиеся от упырей в надвратной башне — примкнули в Стороже.
Ну что ж… Теперь замковый донжон, пожалуй, можно оборонить. Одну ночь. Если очень повезёт. Если из озера не выйдет очередной Властитель. И если самим не предпринимать самоубийственных вылазок.
Вот только зачем?.. ради чего теперь им драться?
Ответ на этот вопрос ещё предстояло найти. Всем вместе. Выжившим всем. Потому что ни у кого в отдельности ответа не было. Ни у Всеволода, ни у Бернгарда, ни у прочих.
…Некое подобие военного совета было собрано под Серебряными вратами. Право голоса здесь имел каждый, но мало кто им воспользовался. Люди по большей части отмалчивались и отводили взгляды. Всеволод видел вокруг себя лишь безучастные лица, а пустые погасшие глаза живых ратников сейчас чем-то напоминали ему тёмные смотровые щели глухих шлемов — тех, что, не снимая, носили умруны.
Мертвецы, кстати, стояли в сторонке. Не для них собирался этот совет. Они-то при любых обстоятельствах будут выполнять волю Бернгарда. Плохо было то, что и живые сейчас во многом подобны мёртвым.
Уставшие и отчаявшиеся бойцы внимали произносимым словам без интереса, сами говорили скупо, кратко и нехотя. Видимо, после минувшей ночи сил на разговоры и проявление каких бы то ни было эмоций попросту не оставалось. Потому что не оставалось надежды.
Искать выход в заведомо безвыходной ситуации никто даже не пытался. Люди предпочитали принимать всё как есть. Махнув рукой на прошлое, они полностью игнорировали настоящее и безразлично относились к грядущему. Защитники Сторожи уже не гадали о том, что будет этим днём. И не загадывал, какой окажется ночь.
Такое случается. Редко, но бывает. Когда выматываешься полностью. И телом и душой. Когда в яростной битве опустошаешься целиком, до дна. Когда чудом выбравшись из лап смерти, не знаешь, как жить дальше. Когда реальность мешается со скверным кошмаром. Когда разум отказывается ворочать тяжёлые мысли, а сердце покрывается коркой покрепче чёрной брони упыринных Властителей. Когда перестаёшь верить в завтрашний день. Потому что в дне сегодняшнем утратил слишком многое и ничего не приобрёл взамен.
Когда хочется только одного: чтобы тебя оставили в покое. Или просто убили поскорее. Что в сущности одно и то же.
Почти физически ощущаемое уныние витало над кучкой павших духом воинов. Разноплемённых защитников Сторожи опутывало и обволакивало единое, непреодолимое чувство обречённости. Вязкое, отупляющее, сковывающее волю и разум, множащее усталость, порождающее безразличие…
— К озеру нужно идти, — подводя итог вялому совету, заключил Всеволод. — Сейчас.
Нет, это не было необходимостью и не было рациональным решением. Просто хотелось идти хоть куда-нибудь. И хоть что-то делать. Только бы не сидеть вот так, в этой угрюмой тягучей тишине и безысходности, только бы не дожидаться покорно неминуемого.
— Зачем? — поднял на него тусклые глаза Бернгард. — Зачем нам идти туда днём, русич?
— Не знаю, — зло процедил Всеволод, чувствуя, как рвётся наружу напряжение последних часов. — Но по мне лучше уж поскорее пасть там, чем здесь выжидать невесть чего.
— Не вижу разницы, где умирать, — рассеянно отозвался Бернгард, — И не вижу смысла торопить смерть. Хотя, конечно, если ты надумал ещё до наступления ночи утопиться от отчаяния…