— Заткнись, Бернгард!
— … И если тебе так важно, чтобы твоё мёртвое тело непременно плавало в мёртвых водах…
— Я сказал — заткнись! — взбешённый Всеволод вскочил на ноги, вырывая клинки из ножен.
— Эй! — встревоженный Сагаадай тоже поднялся с земли, — Перестаньте оба!
Бернгард же лишь презрительно покосился на обнажённую сталь в руках Всеволода.
— … Если дела обстоят именно так, тогда тебе, русич, следует сразу выбросить свои мечи и скинуть доспех. Мёртвое Озеро не любит серебра.
Ах ты, мерзкая тёмная…
— Тва-а-а!..
В первый миг он готов был наброситься на ненавистного магистра, почти радуясь внезапной ссоре, так кстати отвлёкшей от решения неразрешимых проблем. Но уже в следующее мгновение…
Стоп!
Всеволод осёкся на полуслове. Замер на полувздохе. Остановил руку на полувзмахе.
Озеро! Не любит! Серебра!
И — картина из недавнего прошлого.
Как наяву!
Вот он опускает меч в неподвижную озёрную гладь. Через прозрачный слой и дальше, глубже — в чёрную с прозеленью жижу.
А вот пронзённое посеребрённой сталью озеро вдруг вскипает и бурлит, будто корчится в судорогах. Пузырится и… И — раскрывается! Оно ведь открылась тогда. Пусть ненадолго, пусть на миг, пусть на чуть-чуть. Но до самого дна открылось! От малой толики белого металла, от тонюсеньких проволочек насечки, вкованной в сталь. А если серебра будет больше? И если серебро не вытаскивать из воды, как он в тот раз вытащил свой клинок?
Всеволод шумно выдохнул. Опустил мечи. Улыбнулся.
Проницательные глаза Бернгарда внимательно следили за ним.
— У тебя появилась идея, русич?
Он кивнул:
— Кажется, я знаю, как добраться до рудной черты днём. Как при свете солнца раздвинуть мёртвые воды… Чем их раздвинуть…
— В самом деле? — глаза Бернгарда заблестели.
Всеволод поймал на себе и другие заинтересованные взгляды. Живые бойцы Сторожи вновь оживали. Даже слабенькая надежда в безнадёжной ситуации способна творить чудеса.
— Попробовать, во всяком случае, стоит. Мы пойдём к озеру не с пустыми руками. Мне нужно серебро. Много серебра. Очень много.
— Серебро? — кажется, Бернгард тоже начинал понимать.
— Да. Если бросить его в озеро… смешать с водой…
— Смешать? — магистр вмиг подобрался и вскинул голову. — А ведь, в самом деле, может получиться. Если серебро… с водой… Как верно, и до чего просто! Странно, что раньше я сам до этого не додумался.
— Наверное, раньше в этом не было такой большой нужды, — пожал плечами Всеволод. — А теперь — появилась.
Глава 37
На пустынном каменистом плато было тихо и спокойно. Ни ветерка, ни птичьего пения, ни шелеста травы, ни звона мошкары. Ущелье за спиной Всеволода закрывала густая пелена тумана, сползшего после полудня с горных вершин и смешавшегося со смрадными испарениями пожжённой солнцем падали. Впереди раскинулись неподвижные мёртвые воды.
У озера тоже валялись трупы. Издохшая и истлевающая нечисть. Упыри, павшие в бою от упыринных же когтей. И твари, не успевшие вовремя укрыться от губительного света. Поверженный тёмный Властитель лежал на краю плато — у спуска в ущелье. Чёрный доспех его был не столько порублен, сколько смят боевым серпом победителя, а кое-где и проплавлен солнцем. Плоть под латами — тоже. Измята, прожжена…
Впрочем, Всеволода сейчас интересовал не мёртвый Шоломонар. С низкого берега, круто обрывавшегося за водяной кромкой, он всматривался в озёрные глубины. Знакомая картина: сверху — прозрачный слой этак в локоть с небольшим. Ниже — маслянисто поблёскивает непроглядная чернота, слабо разбавленная зеленоватой колдовской мутью.
Верхний, кристально чистый слой не отражал ничего. На нижнем, прятавшимся под ним, Всеволод явственно видел собственное отражение. Обычное, неперевёрнутое.
Озеро ведь пока спокойное. Ничем не потревоженное.
Пока…
Чуть поодаль ратники разгружали лошадей — тех, кого удалось отыскать и изловить после ночного штурма и вылазки. Тягловые и боевые кони, работяги-тяжеловозы и породистые скакуны, выносливые низкорослые татарские лошадки и крупные рыцарские жеребцы — все были навьючены неподъёмными мешками, тюками, коробами и позвякивающими связками, туго обмотанными рогожей.
Люди тоже пришли не налегке. И живые люди, и мёртвые рыцари Бернгарда. Каждый помимо собственного доспеха и оружия притащил на горбу увесистую котомку или суму.
Да, непростой выдался денёк… Сначала — работа в замковых кузнях, где в тиглях и котлах из всего, что попадалось под руку, наспех выплавлялось серебро, созданное стараниями орденских алхимиков. В огонь шли неиспользованные заготовки и испорченное снаряжение, доспехи, которые некому было уже носить и оружие, которым некому драться, посеребрённая оболочка метательных снарядов, рубленная серебряная проволока и иглы, используемые для громовых шаров, покрытые белым металлом брёвна и наконечники разбросанных повсюду стрел.
С подъёмного моста содрали всю обивку. Булавами и секирами посбивали со стен серебрённые шипы. В воротах развели костёр, чтобы собрать побольше белой слезы из опущенных решёток, поднятых штырей, крюков и лезвий, вмурованных в арочные своды. Слеза эта текла из арки ручьями.
Добытое серебро укладывали в мешки бесформенными грязными кусками — большими и маленькими. Не особо утруждая себя очисткой благородного металла от примесей и окалины. Не для красы его брали с собой и не для торга. Под конец, что не успевали выплавить — увозили, как есть. Серебрённые клинки, шлемы, кольчуги, наконечники копий и стрел… Груза хватило всем.
Потом был тяжёлый и долгий путь через заваленное камнями и трупами ущелье. Нагруженных коней вели в поводу. Сами сгибались под нелёгкой ношей. Ноги и копыта скользили в оплывших останках мёртвой нечисти. Навязанные на лица влажные тряпицы не спасали от невыносимых смрадных испарений.
Но — прошли, но — дошли. И, главное, донесли, что несли.
А теперь — всё позади.
Именно всё. Солнце, хоть и светит ещё ярко, но уже клонится к закату. И, значит, назад, в Сторожу засветло не вернуться.
Никто, впрочем, и не собирался. Саксонские рыцари, русские дружинники и татарские стрелки сваливали на камни спёкшиеся комья серебра и посеребрённую сталь, так и не попавшую в тигли. Мертвецы Бернгарда помогали живым. Сам магистр с задумчивым видом наблюдал за ходом работы.
Ну что…
Всеволод поднял из кучи металла небольшой кусок серебра. Подбросил в руке. Серебряный окатыш был лёгким, плоским, шершавым, пористым и грязным. Но на тусклой неровной поверхности в солнечном свете нет-нет, да и поблёскивали незамутнённые, не окислившиеся ещё росинки.
Ничего, мёртвые воды отмоют остальное.
Подошёл Сагаадай. Встал рядом, почти касаясь носками сапог кромки неподвижной воды. Пару секунд юзбаши тоже задумчиво смотрел в маслянистую чернь с прозеленью, затем произнёс — негромко, не глядя на Всеволода:
— Если твой план не сработает, урус…
И умолк, не договорив.
Всеволод закончил за него:
— Значит, всё — впустую. Но мы, по крайней мере, сделаем всё, что в наших силах, Сагаадай. И потому нас не в чем будет упрекнуть.
— И главное, некому, — прозвучал невесёлый ответ.
Всеволод сплюнул налево, повернулся к стоящим сзади. Предупредил, памятуя о буйном норове тихого на вид озера:
— Глядеть в оба. Всем быть начеку. Когда начнёте бросать серебришко — за водой следить не забывайте. Если озеро выйдет из берегов — может захлестнуть и затащить в себя.
Помедлил немного. Вздохнул поглубже.
Приказал:
— Приступай!
Свой кусок серебра он швырнул первым. Так далеко, как смог.
Кто-то ещё что-то бросил. И ещё, и ещё…
Плюханье, всплески. Кристальные брызги, казавшиеся на солнце росплесками белого металла. Ленивое колыхание тёмной мути, похожей на бездонную топь.
И — круги по воде. По верхнему слою — чистому, прозрачному. И по нижнему — чёрному, непроглядному. Мёртвому. С ядовитой зеленцой. Ширящиеся, мешающиеся друг с другом круги…
Каждый из стоявших на берегу воинов успел бросить только по одному предмету. Серебро, посеребрённая сталь — всё брошенное — почти одновременно ушло в тёмные глубины.
А потом началось…
Такое…
Словно несметные запасы сарацинского громового порошка вдруг взорвались разом на озёрном дне. Неведомая сила в единый миг разметала верхний прозрачный водяной слой, обратив его в мелкую морось, повисшую в воздухе. Тяжёлую чёрно-зелёную муть тоже выплеснуло… подняло на несколько саженей. И с громким смачным хлюпом обрушило вниз.
И вновь — подняло.
И снова — вниз.
Всеволода и Сагаадая, стоявших у самой воды, окатило с ног до головы. Тем, кто находился сзади, досталось тоже. Мутные мёртвые воды облепляли броню, но тут же бессильно опадали и стекали с серебрённых лат, оставляя за собой лишь ореол зеленоватого мерцания.
А серебро и серебрённая сталь всё сыпались и сыпались в воду. Люди и умруны старались зашвырнуть побольше и подальше. И это было совсем не то, что омочить в мёртвой воде один-единственный клинок с насечкой из белого металла и тут же его вынуть. Это было куда как серьёзнее. Серебро и сталь в серебре топили пудами. И вытягивать обратно утопленное никто не собирался.
Озеро ворочалось, бушевало, ярилось и безумствовало, будто раненное живое существо — тяжело, быть может, даже смертельно раненное. Буквально из ничего, на ровном месте, при полном штиле возникали стремительные водовороты, буруны из чёрной пены и чудовищные тёмные валы, шумно захлёстывающие пустынные берег.
Волнение силилось, множилось… Крутобокий котлован в центре каменистого плато обращался в кипящий колдовской котёл. При этом сбросившую защитные покровы и обнажившуюся бурлящую муть пронизывали клинки солнечных лучей. Сияющие мечи безжалостно кололи и рубили содрогающуюся тушу мёртвых вод, пуская зеленоватую кровь-туман.
Струйки и облачка цвета гнили и плесени поднимались к погожему небу, рассеивались, истаивали… Но не так быстро, как хотелось бы. Клубящаяся пелена постепенно густела, обволакивая озеро, берег…