Некоторые упыри падали. То ли сами, то ли подталкиваемые идущими сзади. Но, даже упав, они не останавливались. Пытались подняться. А если не могли — ползли, оставляя на влажных камнях клочья сорванной кожи и потёки истаивающей крови цвета дёгтя. По упавшим и ползущим брели другие — ещё удержавшиеся на ногах.
Их было много, и становилось всё больше. Они двигались плотно. Плечо к плечу, брюхо к спине. Словно бледная волна, выплёскивалась из недр Мёртвого Озера, заполняя узкую трещину-проём. И волна эта текла, вопреки всем законам природы, вверх. И густела. И темнела на глазах. Под ярким ещё солнцем.
Но даже солнце не могло остановить этот поток…
Выходит, снова пробиваться с боем? Туда? Вниз?
Но удастся ли? Через такое?
— Как?! Почему?! — брызжа слюной, снова и снова кричал Всеволод в поднятое забрало Бернгарда.
А вместо ответа…
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
Опять — визг. Такой же пронзительный, исполненный боли, как и тот, что доносится из озера. Только звучащий уже с другой стороны.
С других сторон.
Это ещё что такое?!
Всеволод отцепился от Бернгарда, оглянулся.
Невероятно! Немыслимо!
Упыри, не успевшие прошлой ночью уйти вслед за своим Князем за рудную черту, но сумевшие отыскать в предрассветный час укрытие, тоже покидали дневные убежища. Нечисть, будто по чьему-то зову, выползала из пещер, из каменных завалов, из ниш и трещин в скалах. Когтистые руки гибкими побегами взрастали из-под неподъёмных глыб и раздвигали валуны поменьше. Из осыпей мелкого щебня как из воды выныривали безволосые головы, покрытые уродливыми наростами.
Что творилось в ущелье, ведущем к замковой горе и всё ещё укрытом густым туманом, разобрать было трудно. Но вот безжизненное плато вокруг оживало буквально на глазах. Одиночки, группки, целые толпы тёмных тварей выбирались на свет и подтягивались к Мёртвому Озеру. Для атаки с тыла, надо полагать.
Эти упыри не вопили и не выли. Эти визжали сразу. Потому что сразу попадали на солнце.
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
Несущиеся отовсюду пронзительные, неумолкающие визги перекликались один с другим, дополняли друг друга. Накладывались, наслаивались, сливались воедино.
И — вот уже сплошное «И-и-и-и-и-и-и-и!..» звенит над каменистым плато.
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
Одно только.
— И-и-и-и-и-и-и-и!..
И — ничего более.
— Властитель! — Бернгард заговорил, когда Всеволод уже перестал на это надеяться. Заговорил глухо, быстро, отрывисто. — Это — Властитель, отступивший ночью за границу обиталищ. Это его Пьющие идут сейчас на нас.
— А я полагал, что днём мы беспрепятственно доберёмся до рудной черты, — процедил Всеволод.
— Я тоже, — отвёл глаза Бернгард. — Полагал. Так. Но вышло иначе.
— Чёрный Князь понял, что мы замыслили?
— Вероятно. Наверняка, он видел с той стороны, как мы раздвигаем мёртвые воды и, скорее всего, догадался о причине, побудившей нас на это. Он не желает оставаться за чертой. И он сделает всё, чтобы помешать нам замкнуть границу миров. Собственно, он уже делает это…
— Упыри выходят на солнце по его воле? — спросил Всеволод.
— Конечно. По своей, не высунулся бы ни один из них. Сейчас, когда мёртвые воды не разделяют обиталища, Властитель может повелевать всеми своими Пьющими: и теми, кто укрылся с ним за кровавой чертой, и теми, кто остался здесь. Так что на нас будут напирать с двух сторон. И нас непременно сомнут, задавят массой. Если…
— Если мы не атакуем сами? — хищно осклабился Всеволод.
— Да, — ответил Бернгард. — Сейчас всё-таки не ночь — день. К тому же с собой, в проход между мирами, Властвующий успел увести меньшую часть своего войска. Большую он бросил здесь. В общем, возможность добраться до границы миров у нас ещё есть. По крайней мере, сейчас это сделать проще, чем пробиваться назад к Стороже.
— Тогда не будем терять времени. Я поведу своих людей. Ты — кличь своих… м-м-м… рыцарей.
Умрунов…
Бернгард покачал головой.
— Погоди, русич, не спеши. Нам лучше разделить силы. Чтобы одни смогли пробиться там…
Кивок на узкую расщелину посреди озера.
— … кого-то следует оставить здесь…
Взгляд на берег, обступаемый со всех сторон визжащими тварями.
— Пока мы будем спускаться вниз, нас должны прикрывать сверху. Хорошо, надёжно прикрывать. Тем, кто останется на берегу, перед смертью придётся здорово помахать мечами.
«Перед смертью»… Всеволод поморщился. А впрочем, разве возможен иной исход? Нет. Слишком много нечисти движется сейчас по зову Чёрного Князя с плато и из укрытого туманом ущелья к Мёртвому Озеру. Встать на её пути и выжить — невозможно. Даже при свете дня. Пожжённые солнцем упыри всё равно возьмут числом. Тёмные твари растопчут, сомнут, сбросят в воду любой заслон, который способна выставить сейчас горстка сторожных воинов. Рано или поздно, но это случится. Всё дело лишь в том, насколько рано и насколько поздно…
— Задача остающихся — задержать Пьющих перед озером так долго, как это возможно, — продолжал Бернгард. — Они дадут нам шанс, которым мы либо воспользуемся, либо нет.
— Кто «мы», кто «они», Бернгард? — Всеволод исподлобья глянул на магистра. — Кто пойдёт? Кто останется?
— Идём я и ты, и это не обсуждается, — сухо сказал Бернгард. — Сам понимаешь — мои слова и твоя кровь…
Да, уж… Кровь Изначальных. Без неё рудной черты не замкнуть.
— Ещё?
— С нами отправятся мои рыцари. Те, которых я специально готовил к этой битве.
— Твоя мёртвая дружина?
— Да. Больше никого не нужно. Проход на дно слишком узок, так что все прочие пусть остаются на берегу. И не спеши возражать, русич. В бою с Пьющими, да и в любом другом бою каждый из моих серебряных рыцарей стоит двоих-троих, а то и доброй полудюжины живых сторожных воинов. Это сейчас наша главная сила и её следует использовать для решающего удара.
— А живые, значит, — загибайтесь в заслоне?
— Они погибнут в любом случае, русич. А мёртвые доберутся до кровавой границы вернее и скорее, чем живые.
Всеволоду всё это очень не нравилось. Да и кому такое понравится?! Ему предлагали оставить верных соратников, а самому спускаться к рудной черте в компании Чёрного Князя-магистра и накачанных серебром умрунов. Но ведь и возразить было нечего. Бернгард сейчас был кругом прав. И от той жестокой правоты злость разбирала такая…
Ладно, закрыть бы брешь между мирами, а уж там… а уж потом…
Глава 41
Никто не спорил и не возражал. Все всё понимали. И без того невеликий отряд разделились на две небольшие группки. Развернулись спинами друг к другу. Живые… пока ещё живые ратники выстроились упругим полукругом перед узкой прорехой в мёртвых водах. Изготовились к обороне. Щиты — стеной. Оружие и лица обращены к подступающим тварям.
Бернгардовы умруны вновь становились клином. Махоньким таким пешим клинышком, способным легко втиснуться в тесный проём между киселеобразными тёмными стенами. Всеволод занял место на самом острие. Сражаться впереди — таково было сейчас его единственное и непременное условие.
Бернгард неохотно уступил. Сам встал рядом. И рыцарям из авангарда велел прикрывать Всеволода. Так велел, чтобы и Всеволод услышал.
— Ты можешь отважно биться в первых рядах, но не имеешь права проливать свою кровь, — сухо сказал магистр. — Помни об этом, русич, и знай — в бою тебя будут оберегать даже помимо твоей воли.
Всеволод зло сплюнул. Процедил, глядя на белёсую массу, медленно, но неумолимо, словно взбухающая квашня, поднимавшуюся из озёрных глубин:
— Пора начинать, Бернгард. Упыри скоро заберутся наверх.
— Пусть, — ответил магистр. — Чем больше своих Пьющих Властитель выведет сейчас из озера на солнце, тем легче будет с ними справиться. Подождём ещё немного.
Они ждали.
Секунды текли как часы.
Бернгард отдавал последние распоряжения. Наказывал остающимся на берегу воинам ни при каких обстоятельствах не спускаться вниз. Живому заслону, прикрывавшему мёртвый клин, надлежало стоять до последнего. Всеволод угрюмо молчал, молчанием своим поневоле подтверждая приказы магистра.
Он стоял на краю обнажившегося берегового склона — у начала извилистой расщелины, расколовшей мёртвые воды. Склон был крут и сплошь покрыт мелкой галькой. Наверх по такому подняться нелегко. Зато сверзнуться вниз — запросто. Эржебетт, сброшенная матерью, помниться, кубарем катилась до самого дна. До самой рудной черты. До бреши между мирами.
«Что ж, тем удобно будет атаковать, — отметил Всеволод про себя. — Сверху вниз — оно завсегда удобнее».
Исходящие из озера упыри тем временем вовсе замедлили продвижение. Последние аршины давались нечисти особенно трудно. Неуклюжие, обожжённые солнцем кровопийцы, достигнув обрывистой береговой кромки, едва шевелились. Падали, срывались, съезжали вниз по осыпающейся гальке. Поднимались, карабкались дальше. Снова падали. Толпились и топтали друг друга в жуткой давке.
И визжали. Дико. Пронзительно. Истошно. Не умолкая.
— И-и-и-и-и-и!
Визг нечеловеческой боли накрывал всё и вся. Несмолкаемый визг этот становился неотъемлемой частью окружающего мира, а порождённый им звон в ушах Всеволод уже воспринимал как часть самого себя.
Упыри лезли, лезли, лезли… Ослепшие, облезшие, беспомощные и обречённые. Тёмных тварей, вышедших по приказу Властителя на солнечный свет и копошившихся буквально под ногами, сейчас можно было хорошо разглядеть вблизи.
Только до чего же неприятное это было зрелище!
Бледная кожа темнела и трескалась, покрывалась язвами и струпьями, слезала рваными клочьями. Размякшая, оплывшая плоть отваливалась дымящимися кусками. На безволосых шишковатых черепах, на длинных руках и когтистых пальцах, на острых плечах, худых спинах и впалых персях обнажались хрупкие кости. Лопались глаза, а из глубоких провалов глазниц сочилась вязкая жижа цвета рыбьего клея. На оскаленных ртах сухой коркой запекалась желтоватая пена. Пузырилась и испарялась густая чёрная сукровица. Устрашающие на вид загнутые когти — и те утрачивали под солнце