Чуть вдавил меч в горло Эржебетт. Оцарапав и её.
Она поверила. А может, подыграла. Вскрикнула. Всхрипнула. Всхлипнула.
Но что важнее — поверил Бернгард. Тевтонский магистр изменился в лице и весь аж подался вперёд.
Навис над разделявшим их саркофагом.
— Стой! Русич! Сто-о-ой!
А в глазах… Нет, в глазах магистра уже не прежний слабенький, загнанный подальше и упрятанный поглубже страшок. В глазах — СТРАХ. Ужас. Настоящий. Всеохватывающий. Всеобъемлющий.
И ещё… Это самое «ещё» длилось совсем недолго. Мгновение, не больше. В любой иной ситуации Всеволод счёл бы ЭТО игрой теней и факельного света. Но не сейчас. Не здесь. Цепкий глаз лучшего воина русской Сторожи уловил движение в зрачках Бернгарда, прежде чем магистр совладал с собой.
Отражение Всеволода, качнулось и…
И перевернулось в чужих зрачках.
Вот оно что! Вот оно как!
— Смотри! — Эржебетт закричала во весь голос, не щадя стиснутой осиной груди, — Смотри ему в глаза, воин-чужак!
Выходит, тоже видит. Тоже знает. Тоже поняла.
— Смотри! Он, как и я — оттуда! Он — как я! Как я! Как я — он!
Он как она?..
Бернгард отступил от саркофага молча, с перекошенным лицом.
— Теперь ты понял, воин-чужак? — торопливо продолжала Эржебетт. — Понял, откуда он знает то, чего знать не должен, чего не видел и чего не слышал сам.
Нет, этого потрясённый Всеволод ещё не понимал.
— Он касался меня, когда я, раненная, лежала в полузабытье с осиновой щепой в ноге. Тогда я не ведала, что происходит. Думала — сон, бред. Но теперь знаю: ни то и ни другой. Он не просто прикоснулся ко мне. Он всё узнал через прикосновение. Как узнавал ты! Но тебе-то я открывалась сама. А он… Он — помимо моей воли! Всю меня! Он выпотрошил мои мысли, чувства, память, душу!
А ведь было! В самом деле — было. Та картина возникла как наяву. Беспомощная Эржебетт лежит на ложе, составленном из сундука и лавки, прикрытая медвежьей шкурой. Забылась — то ли во сне, то ли в беспамятстве. А Бернгард тянет к ней руку.
Вот ладонь магистра трогает лоб, залепленный влажными рыжими волосами. Эржебетт дёргается всем телом, стонет. Всеволод спешит на помощь. Но Бернгард уже убирает руку с потного лба. Выходит, то краткое соприкосновение пальцев тевтона со лбом лидерки…
Да, выходит, что так. И — другое тоже выходит. Познать лидерку одним касанием и помимо её воли под силу лишь… лишь…
Бернгард ведь сам говорил, что на такое способен только…
Похолодевшие пальцы Всеволода сжимали рукояти мечей так, словно намеревались их раздавить.
Несколько мгновений назад магистр был встревожен и сильно напуган. И этот страх за чужую — нет, не за жизнь даже — за чужую кровь, на которую у Бернгарда были свои виды, выдал его истинную суть. Тёмную. Чёрную.
Всеволода тоже почувствовал нешуточный страх. Ледяная ладонь вдруг стиснула сердце. Невольно отступая на шаг… и ещё на шаг… и ещё на один… Всеволод поднимал мечи.
— Ты… — слова с трудом продирались через пересохшее горло. — Так, ты тоже, Бернгард?
«Он, как и я — оттуда! — вновь звенел в ушах голос Эржебетт — Он — как я!»
Тоже…
Нет, ни лидеркой, ни оборотнем, ни простым упырём он оказаться, конечно же, не мог. Но и обычным тевтонским магистром — магистром Семиградья, комтуром Серебряных Ворот и членом генерального капитула ордена Святой Марии — мастер Бернгард быть не мог тоже.
— Ты Чёрный Князь?
Недобрая усмешка скользнула по губам Бернгарда.
— Что ж, русич, не стану отрицать очевидное. Да, я Пьющий-Властвующий. Нахтриттер, Шоломонар, Чёрный Господарь и Князь, которому посчастливилось оказаться здесь прежде… раньше… этой…
Магистр стеганул ненавидящим взглядом по саркофагу.
Чёрный Князь! Чёрный Князь! Чёрный Князь! — колокольным звоном гудело в голове. Чёрный Князь! И — ничего более. Ни о чём другом Всеволод думать сейчас попросту не мог.
— Но как?!
— Просто, — Бернгард невозмутимо пожал плечами, словно всё и в самом деле было — проще некуда. — Тебе ведь известно, что граница миров здесь уже была прорвана.
— Была… — прохрипел Всеволод. — Давно. Века назад. Была прорвана и была сомкнута заново.
— Но — была прорвана. А замкнута — не сразу. Я прошёл. Успел.
— Но ведь века назад!
— Для меня… для таких как я — время отсчитывается иначе, чем для людей. Для нас — века как года. Если, конечно, должным образом поддерживать себя.
— Чем? — на лбу Всеволода выступила испарина. — Как поддерживать?
Бернгард опять усмехнулся. Криво и неприятно.
— Питать себя живой кровью, разумеется.
— Ты пил людскую кровь?
— Немного, — кивнул магистр-князь. — По мере необходимости. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы не обессилеть.
Не обессилить?! Ага! То-то на фоне прочих измождённых защитников Сторожи мастер Бернгард выглядит таким здоровяком.
— Одна жизнь в месяц — не так много, согласись, русич.
Одна жизнь в месяц? Вот она, разгадка! Вот оно, объяснение тайны замкового упыря! Ну да… Сначала жертвами Бернгарда были окрестные селяне, потом, когда поселенцы ушли из комтурии, пришёл черёд гарнизона Серебряных Врат.
— Одна жизнь в месяц, — многозначительно повторил Бернгард. — Всего одна.
— В году — двенадцать месяцев, — угрюмо проговорил Всеволод. — В веке — сто лет. Сколько столетий прошло с тех пор, как ты вступил в этот мир?
Бернгард помрачнел:
— До начала Набега я старался по возможности забирать жизни никчёмные и не нужные. Жизни, прекращения которых никто не заметит, жизни и о которых никто не станет горевать. Так удобно этому миру. Так выгодно мне. Мир ничего не теряет. Меня ни в чём не подозревают.
— Но ты…
Всеволод запнулся. Он никак не мог осмыслить услышанное. Невероятно! Тевтонский старец-воевода, отважный, неутомимый и несокрушимый мастер Бернгард, хранящий Закатную Сторожу от нечисти, сам на деле оказался Чёрным Князем… Опаснейшей из тварей Тёмного обиталища.
— Ты! Пил! Кровь! — отрывисто бросил ему в лицо Всеволод.
— Без этого мне нельзя, русич, — нет, Чёрный Князь вовсе не оправдывался. Он просто терпеливо объяснял установившийся порядок вещей. — Без этого я умру. А я переходил границу миров не для того, чтобы подыхать от истощения в краю изобилия. Впрочем, дело не только в поддержании жизненных сил. Видишь ли, человеческая кровь не просто питает любого Властителя, переступившего черту, она ещё и способна исцелять его от ран. От самых разных ран. От самых страшных. Благодаря ей можно даже вернуть себе отрубленную руку или ногу — точно так же, как ящерица отращивает оторванный хвост.
Ох, слышал бы всё это сейчас бедняга Томас — однорукий кастелян Бернгарда!
— Кроме того, живая кровь этого мира защищает меня от губительного воздействия серебра и от солнечного света, — продолжал Бернгард.
— И, небось, помогает укрывать твою истинную сущность под обликом обычного человека?
— Ну… — магистр неопределённо пожал плечами. — Как видишь, люди пока ни о чём не догадываются.
— А собаки? — Всеволоду вдруг вспомнился огромный белый пёс с шекелисской заставы — грозный Рамук, безошибочно распознавший тёмных тварей.
— Что? — Бернгард непонимающе поднял брови.
— Знаешь, я ведь только теперь понял: в твоей крепости нет ни одной собаки. Лошадей — полно, а собак — нет. Не от того ли, что они лучше, чем кто-либо в этом мире, чуют нечисть.
— Иную суть, — щека Бернгарда чуть дёрнулась, — я бы сказал так. Это во-первых. А во-вторых… Знаешь, ведь даже самым чутким псам непросто распознать Пьющего-Властвующего, прожившего в этом мире не один век и уже пропитавшегося воздухом этого мира.
— Или кровью этого мира? — с ненавистью бросил Всеволод.
Бернгард хмыкнул в ответ. Продолжил:
— А впрочем, ты прав, русич. Стоило соблюдать осторожность. А потому ни в замке, ни в ближайших окрестностях собаки как-то… м-м-м… не приживались. Дохли в общем собаки. При странных обстоятельствах.
— Как и люди.
До чего же всё-таки мерзко! До чего отвратительно! И — страшно до чего! Чёрный Князь и тевтонский магистр с чёрным крестом на белом плаще, расчётливо и аккуратно сосущий человеческую кровь. Тайком. Из месяца в месяц. Из года в год. Из века в век. И, быть может, кровь дружинников, охранявших Эржебетт, тоже… Хотя, нет — Всеволод мысленно одёрнул себя, — Бернгарда тогда не было в замке. Но в крепости, управляемой упыриным Князем, могут ведь таится и другие кровопийцы. Крово… Пийцы. Пьющие…
— Кровь… — бормотал Всеволод, качая головой. — Кровь…
— Да, кровь! — раздражённо выплюнул Бернгард. — Я — не лидерка. Я не умею брать чужие силы и поддерживать свои одними лишь любовными утехами, как эта…
Ещё один ненавидящий (и… неужели завистливый?) взгляд магистра… тёмной твари в обличье тевтонского магистра вновь хлестнул по саркофагу.
На миг Бернгард отвёл глаза от Всеволода.
Отвлёкся.
И…
Всеволод воспользовался этим мгновением. Он атаковал так быстро и неожиданно, как только мог.
Только на внезапность была сейчас надежда.
Чёрный Князь, в каком бы облике он не представал — заклятый враг! Всегда! Везде! При любых обстоятельствах!
Глава 8
Стремительный прыжок через саркофаг. Через шипастую решётку из серебра и стали. Через осиновые тиски-колодки и бледное лицо Эржебетт над колодками, за решёткой.
Эржебетт тоже враг! Враг вдвойне, ведь любовный обман, взмешанный на чарах и волшбе — сродни предательству. Но пусть Чёрная Княгиня пока подождёт. Чёрная Княгиня заточена в саркофаге. Чёрная Княгиня — не страшна. Сейчас куда опаснее Чёрный Князь.
Признавшийся.
Открывшийся.
Отвлёкшийся.
Две гудящие дуги в руках. Два меча с насечкой белого металла над головой Бернгарда. А мечи эти — в руках опытного обоерукого бойца. Лучшего воина русской Сторожи. Специально обученного бою с нечистью ратника, в жилах которого течёт кровь Изначальных. В котором их сила и мощь.