Минуту он нервно постукивал ногтями по пульту, глядя на экраны, где по-черепашьи медленно, неуловимо ползли стены пусковой шахты. План постепенно складывался в его голове.
— Ждём, — сообщил он. — Смотрим, кто в навигационной. Если связь удаётся наладить, то выясняем ситуацию, прочёсываем помещения. Если не удаётся, но там наши — сбрасываем воздух, отправляем к ним Сида… — Он критически посмотрел на громилу. — На тебя скафандр-то налезет?
— Не уверен… — тот вопросительно глянул на Ибарру.
— Можно подогнать, — пожал плечами Рикардо. — Но я бы не стал. В скафандре будешь неуклюжим. Лучше подождать несколько минут и снова запустить воздух.
— Разумно, — согласился Вагнер. — Ну, и остается вариант, при котором мы увидим в навигационной чужие мерзкие рожи… В таком случае мы перехватываем управление, ждём, пока они не выдвинутся в нашу сторону, и, опять же — сбрасываем воздух. Ох уж мне эти бои в вакууме…
Однако до боёв в вакууме дело не дошло.
Собственно говоря, всё закончилось неожиданно быстро. Все трое упустили момент, когда крутнулся вентиль выравнивателя давления, и оглянулись лишь тогда, когда лязгнул, распахиваясь, люк переходного тамбура.
Сид схватился за оружие раньше Вагнера, но подзавис, увидев в открывшемся люке Ибарру. В его реальности Рикардо существовал лишь в двух экземплярах, так же, как Спуки, как Софи Морель, как пилот Горак… И обе известные ему копии Ибарры были на их стороне. Его первой — и последней — мыслью было то, что Рикардо пришёл к ним с мостика, сообщить, что всё в порядке. Подумать, что лишь Ибарра может управлять подъёмом, он уже не успел. Не успел, в отличие от господина Вагнера, который в этот миг сообразил, где ошибка в его рассуждениях… Если у заговорщиков есть своя копия Ибарры, тот может не только управлять кораблем, но и разблокировать все внутренние запоры (да и наружные тоже — видимо, так враг и пробрался на судно)!
В следующий миг Ибарра-2 метнулся в сторону, уходя с линии огня стоявшего позади него Отто Хартманна. Тот не церемонился — в руках его был автомат, и в одно мгновение он изрешетил Сиду грудь. На таком расстоянии бронежилет не был защитой, и разогнанные электромагнитным полем стержни застыли, лишь уткнувшись в наспинные пластины.
В то же время поверх нижнего комингса, уверенным движением бывалого космодесантника, в люк нырнул пилот Рехор, а ещё через секунду, прежде, чем Вагнер успел навести ствол на Хартманна, угловатый, твёрдый металл упёрся Клаусу в затылок. Рука Рехора, не ограничившись тем, что вывернула пистолет из пальцев господина Вагнера, пробежалась по его бокам, убедившись, что другого оружия у него нет, и изъяв заодно сменные боеприпасы.
Оба Ибарры в течение всего краткого боестолкновения просто молча смотрели друг на друга… как бараны, право слово! Вот ведь «человеческий фактор», иначе и не скажешь, подумал Вагнер, впрочем, тут же поправившись — разумеется, он и не предполагал, что стажёр станет стрелять в свою копию.
Так или иначе, вряд ли на всю операцию у мятежников ушло более трёх секунд.
Закинув автомат за спину, Хартманн с необычной для его габаритов грацией забрался в рубку. Вслед за ним в помещение забились двое хмурых дельт, и — вот уж поистине день сюрпризов! — обе Спуки. Рехор вышел из-за спины Вагнера, продолжая держать его на мушке, и, не отводя взгляда от пленника, протянул трофейный пистолет Хартманну.
— И ты, Зденек… — печально произнёс Вагнер, укоризненно глядя на мятежного пилота.
Тот лишь развёл руками, и, повинуясь жесту Хартманна, подхватил под локоть всё ещё ошалело лупящего глаза Ибарру-3, и вместе с ним покинул помещение.
— Сидите спокойно, господин Вагнер, и мне не придётся вас убивать, — заявил Отто, посторонившись, чтобы один из дельт забрал оружие с тела Сида.
Надо сказать, что рождённый для труда на шахте работяга выполнил свою миссию крайне халтурно, забрав лишь то, что было на виду, и даже не позаботившись обшарить карманы. Разительный контраст с действиями Рехора (чересчур, кстати, профессиональными для всего лишь пилота…).
— Отто… или вам предпочтительнее слышать «брат Оскар»? Вы сознаёте, что своим поведением подводите себя под трибунал? — заговорил Вагнер, вызывающе глядя на Хартманна, оттягивая его взгляд на себя, так, чтобы тот не заметил того, что открылось взору самого Клауса. — Ваши действия будут трактованы как измена!
Его голос кипел от деланного гнева, но разум был чист и холоден. Краем глаза Вагнер держал в поле зрения тело Сида, рассчитывая бросок. На поясе Сида закреплены ножны, в них — штык-нож. Страшное оружие в умелых руках. Дождаться момента, когда Хартманн отвлечётся, прыгнуть… Выдернуть нож — на это уйдёт меньше секунды… Развернуться (Отто как раз успеет чуть среагировать), уйти с линии огня, засадить нож ему в горло… Чёрт… По траектории удобнее бы в живот, но бронежилет Чена оказался мерзавцу очень уж в размер… Так что в горло. Отобрать пистолет, грохнуть одного за другим всех его приспешников…
— Нет, это мы будем судить! Вас, и таких, как вы! — Отто склонился над пультом. — Вы возомнили себя такими непогрешимыми, такими, чтоб вас, праведными… Грёбаные лицемеры, вы ещё хлебнёте своего же пойла…
Пора!
Вагнер метнулся к телу Сида с проворством, многократно ускоренным его боевыми имплантами. Нож! Почти… Хартманн оказался проворнее — это было необычно не только для его телосложения, но и для немодифицированного человека вообще… Он успел оказаться рядом, перехватить Вагнера, пихнуть его обратно в кресло и, придерживая Фюрера за макушку своей огромной лапищей, наставить ствол его же собственного «гаусса» прямо ему в глаз.
Скрипнув зубами, Вагнер молча уставился в отверстие дула гаусс-пистолета, обманчиво-узкое в сравнении со значительно большими калибрами классического огнестрела, нечёткое на таком приближении. Конечно, разница, от чего именно умереть, сомнительна, но он точно знал, что с такого расстояния крошечная пулька из «гаусса», пронзив мозг на сверхзвуке, разорвёт его голову на части, как недавно бедолаге Свенсону… Некрасивая смерть…
Так что он покорно позволил всё так же замотанной в шарфик индифферентно-спокойной сестрёнке Спуки стянуть его руки за спиной мощной кабельной стяжкой, а затем, неудобно уведя их в сторону, прищёлкнуть через очередную стяжку страховочным карабином к ушку на стене. Проделав все эти манипуляции, «Шарфик» вышла из-за его спины, кивнула Хартманну.
Тот слегка посторонился, позволив смурным, недобро поглядывающим на Вагнера работягам, выволочь тело Сида из рубки. Спуки-«Шарфик» проворно протёрла опустевшее кресло тряпочкой, хотя крови на нём вроде бы и не было, а затем отступила, освобождая место своей безумной сестрёнке. Чуть шевельнув кистью, та подала соратникам знак, и они деликатно удалились, не только прикрыв дверь, но и крутнув за собой задвижку, оставляя их наедине.
«Бантик» осторожно присела на самый краешек освободившегося кресла, повернулась в сторону Вагнера. Чуть улыбнулась и, глядя на него слегка рассеянно, смахнула с его плеча невидимую пылинку.
Холод исчез из её глаз, она вновь стала прежней, похожей на свою сестрёнку. Впрочем, нет — она была милее её. В ней не было той суетливой угодливости, присущей ей раньше, и всё ещё оставшейся в «Шарфике», того всегда слегка виноватого вида, какой-то забитой покорности, что, как сейчас вдруг понял Вагнер, всегда раздражала его. Сейчас она выглядела мягкой, но уверенной; спокойной, но сильной…
Может быть, то был эффект надетого на ней поверх делового костюма бронежилета? А может быть, её взрослит отсутствие того смешного детского бантика? Она совершенно точно его сняла, он бы торчал из-под жилета… Вновь, как и при просмотре трансляции из телецентра, Вагнер невольно подумал о том, как подходит ей этот стиль, и как привлекательно выглядят её волосы, убранные в слегка растрепавшуюся, но всё ещё сохранившуюся сложную укладку.
Перехватив его взгляд, Спуки несколькими быстрыми движениями верхних рук поправила причёску, переткнула заколки… Элегантные, женственные движения её верхних рук являли жутковатую противоположность рукам нижним — левая на ножнах висящего на поясе меча, большой палец упирается в цубу, правая обманчиво-небрежно поглаживает рукоять… Он видел такое положение рук у Мицуи, когда тот демонстрировал ему ношение меча, и потому знал, насколько быстро боец может выхватить оружие из ножен. Более того — от его взгляда не ускользнул и тот момент, что левая рука Спуки держит меч чуть повёрнутым, так, что подушечка большого пальца соответствует плоскости клинка, а не его кромке, и вспомнил… Он подметил эту деталь и у Мицуи, и тот пояснил — сантиметром в сторону, и извлекаемое лезвие рассечёт палец до кости… Откуда полукровке знать такие тонкости?..
Вновь перехватив его взгляд, Спуки смутилась, убрала руки от меча.
— Извините. Я немного нервничаю…
Хрипота, возникшая после крика в телецентре, уже ушла из её голоса, но всё же тон его слегка изменился, став чуть ниже, глубже, притягательней… Возможно, дело было в тех уверенных интонация, которых раньше у неё не было?
Положив нижние руки на колени, она выпрямилась в кресле, глянула на него, чуть склонив голову… Не только голос её изменился — изменилась и вся её пластика! Даже в этих незначительных движениях, даже в самой её позе была некая непередаваемая грация. Он вспомнил, как совсем недавно сравнил «сестрёнок» с играющимися котятами… Что ж, похоже, как минимум одна из них повзрослела, превратившись во взрослую кошку…
Разве что не в милую домашнюю кису, а в смертельно опасную дикую рысь. Прекрасную — и смертоносную… Есть ли в этом перерождении и его невольная заслуга? Ведь всё это могло стать следствием того, что он заставлял их держаться рядом, на расстоянии, как позже выяснилось, электромагнитного контакта нейросетей её мозгов? Лора не зря предупреждала его о такой опасности, а он всё время отмахивался от её предположений…
И вообще, в затаённой грации Спуки есть нечто пугающее, наводящее на мысль о том, что люди, вмешавшись в геном, воскресили жуткое существо — многорукую богиню Кали из древних легенд. Прекрасную — и смертоносную… Интересно, что ощущали служители жуткой богини? Очевидно, подобное странное счас