У муравьёв есть такие виды «маток», что не создают собственный муравейник, а захватывают чужой. Вторгшаяся тварь имитирует феромоны, с помощью которых изначальная матка управляет своим народом, и, заставляя обитателей самих убить свою прежнюю королеву, занимает её место. Если это так прекрасно срабатывает у муравьёв, то отчего же этой схеме не сработать и у людей?
Мы, люди, сами создали для неё это сверхоружие, сами начинили Паолу этой жуткой взвесью, ради собственных целей глумясь над естественной природой человека. Что это, как не наказание за гордыню?..
Что это, как не расплата за тот эксперимент, когда я сам приказал поместить копии полукровки рядом, чтобы узнать, что произойдёт? Вот, узнал — оказывается, погибнуть должна не полукровка, а всё человечество! Что теперь? Как жить с осознанием того, что своими руками создал губителя рода людского?..
Надо уничтожить проклятую тварь, уничтожить, пока она не натворила дел, уничтожить вместе с базой, вместе с драккаром, вместе с собой! Но как?
Мицуи! Он на драккаре-2, он может уничтожить нас в тот момент уязвимости, когда драккар-3 будет выходить из пусковой шахты! Уничтожить вместе с этой бестией, вместе с заговорщиками, вместе с этими проклятыми баллонами!
Надо лишь связаться с ним, сообщить ему, что за жуткие замыслы пестует эта тварь! Отказаться от собственной жизни, от жизней оказавшихся на драккаре заложников, от тех, кто остался на базе… Когда на кону стоят миллиарды жизней, когда само существование человеческого рода поставлено под сомнение… Любые жертвы оправданы!
Но как? Передать через кого-то? Так, не исключено, в рубку никто и не заглянет вплоть до контакта с Региональной! До губительного контакта с Региональной… Не годится… Вызвать? Поистине, это просто смешно — он сидит за пультом связи, и совершенно беспомощен! Вагнер попробовал дотянуться до панели носом — нет, не получается. Близко, но не достать… Как там говорится — «близок локоть, да не укусишь»?.. Проклятье!
А если?..
Извернувшись, Вагнер ухватился зубами за стилус, едва торчавший из его нагрудного кармана. Зубы соскальзывали с металла. Только не уронить! Поднять уже не получится…
Глава 35. Лонное удержание
Рикардо Ибарра-2 в одиночестве сидел в кают-компании, мрачно глядя на один из настенных экранов — тот, что транслировал панораму с внешних камер. Сейчас там гипнотически-медленно ползла картинка стен пусковой шахты. Голова его всё ещё гудела, разве что теперь не от близости своей копии, а от обилия нерешённых вопросов. Хартманн посадил его здесь, пообещав всё подробно объяснить, как только выпадет свободная минутка, и тут же куда-то исчез — судя по всему, свободное время выдастся у него нескоро… Ибарра же остался ждать, вновь и вновь прокручивая одни и те же вопросы, пытаясь самостоятельно составить в голове хоть сколь-нибудь целостную картину ситуации. Бесполезно. Все эти нестыковки ну никак не могли сложиться в единый паззл…
Откуда взялись его клоны? Сколько их? Почему, если он клон, он имеет статус полноценного живорожденного?
Почему Хартманн не поставил на мостик его, а позволил управлять тому клону, что там был? Неужели тот клон полноценнее? Или все клоны равны? Но тогда почему Хартманн изолировал того Ибарру, что сидел в рубке с Вагнером?
Почему у него болела голова возле копии? Это неспроста, и Хартманн точно знает об этом — он не подпускал их близко друг к другу… И отчего он испытал вдруг такую ненависть к своему двойнику? Клоны обычно очень привязаны к своим копиям, сильнее, чем просто близнецы, а тут — такое ощущение, что у него какой-то регулятор на максимум крутнули…
И наконец — почему он не единственный клон? Ибарра вполне спокойно мог допустить существование копии Спуки — в конце концов, полукровки изначально существа искусственные. Мог допустить он и существование копии Софи — она бета-стандарт, индексом чуть ниже него, и её клонирование — проблема того же масштаба, что и его... Но госпожа Ханнинс… Он своими глазами видел, что их тоже две! Для альфы подобное просто невозможно, невозможно!
Стало быть, дело не в нём. Но в чём тогда? В чём? Какое-нибудь пересечение параллельных миров? Такое ощущение, что он — единственный, кто ничего не понимает, ощущение, что все кругом всё знают, а его просто отодвигают в сторонку. Не очень-то приятно чувствовать себя неосведомлённой пешкой в чужой игре!
С тихим шипением дверь скользнула в сторону. Что, Хартманн? Явился всё же внести ясность? От нетерпения Ибарра вскочил на ноги, но то оказалась всего лишь Спуки — та копия, что расхаживала теперь с мечом, причём правая рука её при резком движении Рикардо рефлекторно легла на рукоять.
— Тише, тише… — Рикардо выставил ладони. Он видел, насколько уверенно полукровка управляется с мечом, и не ощущал особого желания проверять на себе её боевые навыки.
Вот, кстати — ещё одна загадка. Причём в первую очередь удивительно не то, что у Спуки появилась копия, даже не то, что эта копия вооружена, а то, то она готова применить это оружие. Для той Спуки, которую он знал, это было бы абсолютно невероятно. Представить себе вооружённую Спуки — всё равно, что вооружённого котёнка!
Впрочем, и представлять не надо — у той Спуки, что с шарфиком, за спиной болтается автомат, но предположить, что она сможет его применить, совершенно невозможно. Типичный вооружённый котёнок. Наверно, именно та копия — из его мира…
— Рик, всё в порядке… — полукровка выставила ладони верхних рук зеркально ему.
— Ну, для того, кто весь оружием увешан, наверное, в порядке! — невольно огрызнулся Ибарра.
— А, ты об этом… — Спуки отступила на шаг, одним синхронным движением сразу всех рук сбросила на соседний диван пояс с ножнами и бронежилет с забитой разгрузкой.
Подумать только — один миг, и имидж её вдруг сменился до неузнаваемости! Теперь она стояла перед ним в элегантном деловом брючном костюме, идеально приходящемся ей по фигуре, и Ибарра, уже не цепляющийся взглядом за оружие, вдруг обратил внимание на её причёску — прежде он никогда не видел у полукровки столь сложную укладку.
Перехватив его взгляд, она смутилась, верхними руками чуть поправила волосы. Отступила ещё на шаг, давая лучше себя рассмотреть.
— Ну что? Теперь точно всё в порядке?
— Да… — зачарованно кивнув, Ибарра шагнул вслед за полукровкой.
Только что она пугала его своим непривычно-опасным видом, сейчас же, напротив, влекла к себе видом непривычно-манящим. Он сделал ещё шаг, следуя за почти неуловимой ниточкой чарующего аромата, того запаха, что он никогда не ощущал от Спуки из своего мира. Все его проблемы стали вдруг чем-то второстепенным, отстранённым, удалённым… Следуя какой-то мыслительной инерции, он произнёс зависший в его сознании вопрос:
— Спуки, что происходит? Я, кажется, единственный, кто не в курсе… — язык его заплетался, слова казались слишком грубыми, слишком материальными для того изысканного кружева запахов, чувств, образов и эмоций, что заменили собой былой мир...
— Новый мир рождается… — прошептала Спуки, подтверждая его ощущения, и, приблизившись вплотную, заключила его в объятья.
Надо же — он думал, что этот тончайший аромат исходит от её волос, но сейчас, зарывшись в них, Рикардо обнаружил, что они почти не пахнут, и эта мысль была последним логическим суждением его взбудораженного мозга, отступающего перед буйством чувств, погружающегося во фрактально-сложный водоворот цветастых переживаний…
В глубине груди и живота закружились токи горячих энергий, устремляясь вверх, уплотняясь, сгущаясь, расцветая, оплетая, поглощая… Пульс забился во всём теле ритмичными мелодиями тамтамов… Один за другим отделялись от его пылающей сердцевины слои невидимых пут, в мире материальном осыпая одежды, подобно отслужившим своё лепесткам — именно это, должно быть, чувствует, распускаясь, цветок…
Дальнейшее сохранилось в памяти лишь нарезкой обрывочных образов — прекрасный сияющий ангел, оседлавший его разросшееся на целый мир тело, водопады волос, струящиеся по его лицу, бесчисленные руки, сплетающиеся в бескрайние мангровые леса, бешеные ритмы движения и пульса…
…Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем Ибарра очнулся, лёжа голышом на полу полутёмной кают-компании, среди своей разбросанной одежды — минуты? Полчаса? Час? Часы? Экраны были выключены, и пустое помещение освещалось лишь слабыми дежурными огоньками. Спуки исчезла, оставив ему лишь воспоминания о самом ярком, самом безумном переживании его жизни.
Она ушла, но не вся — отголоски сияния ангела всё ещё блуждали в его опустошённом теле, лёгкими тёплыми покалываниями давая знать о себе в самых неожиданных местах. Вся былая головная боль оставила его, вся та муть и ватность, заполнявшая его голову совсем недавно, растворилась, сожжённая яростью бушевавших в нём страстей. Сейчас он испытывал лишь блаженную усталость, тихое, отрешённое спокойствие.
Умиротворение…
И понимание… Теперь он знал, ради чего живёт.
Лора Ханнинс-2 устало вытерла лоб. Раненых принесли больше, чем она ожидала, хорошо хоть, большинство ранений оказались лёгкими. Лечить пришлось: одного рабочего-дельту, имеющего несколько пулевых ранений (хоть он и оказался самым тяжёлым, Пратт приказал заниматься им в последнюю очередь), двое дельт-мятежников (с этих пришлось начинать), Новачек и Шорн с лёгкими ранениями (несмотря на сложности в лечении, Пратт не позволил освободить им руки), а также Софи Морель с поверхностной царапиной на ноге (зацепило случайной пулей, хорошо хоть, что всего лишь по касательной).
Пратт не стал дожидаться окончания всех работ — ушёл, забрав с собой Новачека, Шорна, легкораненого мятежника, а также ту Софи, что отсиживалась с Лорой в исследовательском центре, оставив Морель-1 «на поправку». Уже уходя, он по просьбе Лоры связался с Хартманном, и тот позволил срезать стяжки с рук Берты. Но на предложение освободить Итиро он лишь покачал головой:
— Возможно, позже… Сейчас рискованно… — и даже не попытался вызвать Хартманна.