Александру Ивановичу Пушкину тоже пришлось давать массу объяснений в КГБ. Чекистам хотелось знать, планировал ли Рудольф свое бегство заранее. Тогда у Пушкина случился сильнейший сердечный приступ, обернувшийся хронической болезнью, от которой он и умер спустя девять лет. Но именно ему отдали чемодан с вещами его любимого Рудика: ткани для балетных костюмов, балетные туфли, блестки, мишура… и игрушечный паровозик – трогательная попытка восполнить отсутствие каких-либо игрушек в детстве.
Через несколько лет судьба послала Пушкину другого талантливейшего ученика – Михаила Барышникова. Он тоже жил на квартире у своего учителя, видел все сохраненные им вещи Нуреева и даже шил себе костюмы из тех самых тканей… Спустя четыре года после смерти Пушкина Барышников уехал на гастроли в США и не вернулся в СССР.
В гостях у Пушкина сумел побывать друг Нуреева – хореограф Руди Ван Данциг. Он привез подарки, кассеты с записями выступлений Нуреева, и встретился там с Михаилом Барышниковым. Показали ему и театральные костюмы, сшитые из тех самых тканей, что Нуреев некогда купил в Париже. Гостя убедили пойти на спектакль с участием Барышникова, и тот был очень доволен увиденным.
Надо сказать, что несмотря ни на что старый педагог продолжал любить своего беглого ученика и гордился им. На стене его комнаты висела большая афиша с портретом Нуреева в «Баядерке», но если в квартиру заходили посторонние, то афишу быстро снимали, оставляя пустое место.
Репрессиям подверглись и другие друзья Нуреева. Его сестру Розу выселили из питерской коммуналки, и ей пришлось вернуться в Уфу. Теперь у нее не было шансов ни найти хорошую работу, ни сделать карьеру.
Тамару Закржевскую исключили из Ленинградского университета. Якобы за неуспеваемость, что было чистейшей ложью. А на самом деле за связь с «изменником Родины». Говорили: будущий учитель русского языка и литературы должен был догадаться, с кем он дружит!.. Только спустя полгода девушку восстановили: добился правды ее отец. С копией зачетной книжки, в которой были проставлены хорошие оценки по всем экзаменам, он поехал в Москву и дошел до министра образования СССР!
Танцовщик Никита Долгушин вообще распрощался с Кировским театром и отправился в Новосибирск, где, однако, стал ведущим исполнителем. Юрий Соловьев – прекрасный многообещающий танцовщик, славившийся своими «космическими» прыжками, живший в Париже в одном номере с Нуреевым, стал предметом особо пристального внимания КГБ: его обвинили в «недоносительстве». Это послужило толчком к депрессивному состоянию танцовщика, годы спустя приведшему к суициду.
Первая учительница Нуреева Анна Удальцова выбросила все многочисленные газетные вырезки о своем любимце. Она публично обзывала своего бывшего ученика «ублюдком». Впрочем, неизвестно, насколько это было искренне, ведь однажды эта женщина уже пострадала от Советской власти и не хотела повторения.
Семья Рудольфа тоже восприняла его бегство крайне болезненно. Хамет словно постарел лет на десять, вынужденный стыдиться сына, которым только что начал гордиться. А Фариду волновал лишь один вопрос: а на что там, «на Западе», ее любимый Рудик будет жить? Есть ли у него деньги?
Желая склонить Нуреева к возвращению, Фариде разрешили позвонить ему. Она долго упрашивала сына вернуться – и услышала в ответ:
– Мама, ты забыла задать мне один вопрос.
– Какой вопрос, сынок?
– Ты не спросила, счастлив ли я.
– Ты, счастлив, Рудик?
– Да, мама.
«Я здесь совершенно счастлив!» – так он всегда отвечал и на вопросы репортеров.
Глава четвертая. Карьера на Западе
Первое выступление
Работу Нуреев действительно нашел очень быстро. Так случилось, что именно «Спящая красавица» стала первым балетом, в котором он станцевал после своего «невозвращения». Всего лишь через восемь дней после окончания Парижского сезона Кировского театра Рудольф появился в роли принца Флоримунда в балете маркиза де Куэваса.
Об этом балете следует рассказать особо. Основала его супружеская пара – внучка Рокфеллера Маргарет Рокфеллер Стронг и Хорхе Куэвас.
Маргарет была умнейшей и хорошо образованной девушкой, но никогда не считалась красавицей, а вот ее супруг Хорхе, напротив, отличался яркой внешностью, но не имел ни гроша за душой. Куэвас любил называть себя маркизом, но точно не известно, были ли у него права на этот титул. Маргарет была влюблена в него без памяти!
Больше всего на свете Куэвас любил балет и мечтал о роли импресарио. Конечно, Маргарет дала деньги! Незадолго до конца Второй мировой войны Хорхе де Куэвас основал собственную труппу в Нью-Йорке. Когда война закончилась, Куэвасы перебрались в Париж.
Grand Ballet du Marquis de Cuevas никогда не считался серьезным театром. Многие постановки были образцом дурного вкуса и вычурности. Особенно эти черты стали проявляться с тех пор, как художником-сценографом компании стал Раймундо де Ларрен, называвший себя племянником Хорхе. Тем не менее Куэвасы были достаточно богаты, чтобы заключать контракты со звездами.
В 1961 году маркиза де Куэваса не стало. Он умер вскоре после премьеры «Спящей красавицы», в постановку которой вложил много сил. Управление балетом, сохранившим старое название, взял на себя Раймундо де Ларрен. Он и Маргарет Рокфеллер поспешили заключить с Нуреевым контракт, и Рудольф дебютировал почти сразу после своего побега из СССР. Понимая все недостатки этой труппы, он не мог позволить себе капризничать: ему очень нужен был заработок. Согласно первому контракту Нурееву платили всего четыреста долларов в неделю – примерно столько, сколько получал артист кордебалета[43].
В Париже труппа маркиза де Куэваса выступала в историческом здании – театре на Елисейских Полях[44], построенном в 1913 году в стиле ар-деко. На его сцене выступали многие легендарные артисты. Композиторы Клод Дебюсси, Поль Дюка, Камиль Сен-Санс, Габриель Форе, Венсан дʼЭнд дирижировали собственными сочинениями. Там состоялась премьера дягилевской «Весны священной» и многие другие премьеры… Здесь танцевала «черная пантера» Жозефина Бейкер. И вот теперь здесь готовился выступить «невозвращенец» Нуреев.
Не стоит думать, что французское правительство и прочие властные органы были в восторге от молодого перебежчика. Напротив, к нему отнеслись с большим подозрением: а вдруг его побег лишь инсценировка, и Нуреев работает на КГБ? Или еще на кого-нибудь? Поэтому его несколько раз подвергали весьма тщательным допросам. В конце концов спецслужбы пришли к выводу, что хотя Нуреев «удовлетворен тем, что избежал порабощения советским режимом, он не проявляет в политическом плане выраженную враждебность по отношению к руководителям СССР. Также не установлено никаких связей с его стороны с участниками новой русской оппозиции, штаб-квартира которых находится в Мюнхене. Весьма очевидно, что Нуреев полностью поглощен только своим искусством»[45].
Сам Нуреев панически боялся, что его похитят и увезут в СССР. Ходила легенда, что Андропов приказал его изловить и переломать ему ноги. В КГБ его действительно ненавидели – уж слишком демонстративным, слишком наглым вышел его побег, слишком многие из-за этого лишились звездочек на погонах.
Понимая это, Нуреев никуда не выходил без охраны – директору театра пришлось нанять для этого двух детективов. Нанимая такси, Рудольф садился не на сиденье, а на пол, чтобы его не было видно. Эта опасность, реальная или мнимая, лишь подогревала интерес публики к «беглецу из Страны Советов», и на первом его выступлении в зале яблоку было негде упасть.
В тот день Рудольф танцевал Голубую птицу из «Спящей красавицы». Следует рассказать немного больше об этой партии. Сказка Мари Катрин д’Онуа начинается довольно типично: король, красавица-принцесса Флорина, злодейка-мачеха с некрасивой дочкой, не слишком добрая фея и молодой король из соседней страны, посватавшийся к Флорине и превращенный феей в Голубую птицу. Сказка полна драматических приключений: даже превращенный в птицу жених навещает Флорину, запертую в башне. Птица садится на дерево, но злая мачеха обвешивает его ветки ножами, которые ранят птицу. Жизнь птице спасает добрый волшебник.
Птице и Флорине приходится преодолевать множество бед и опасностей, завистливая мачеха строит козни, но кончается все хорошо. И вот теперь, уже обретя счастье, они приходят на праздник к проснувшейся красавице.
Публика стоя приветствовала Нуреева овациями, а его выступление четыре раза прерывали аплодисментами. После того как занавес опустился, Нуреева вызывали двадцать восемь раз.
Зато следующий спектакль стараниями французских коммунистов, отвлекшихся от обсуждения культурной революции в Китае, едва не провалился. Тот день вообще не задался: сначала за кулисы пришла журналистка и задала, по воспоминаниям самого Рудольфа, «кучу дурацких вопросов, не имеющих никакого отношения к балету». Еще более огорчительными оказались письма, переданные из советского посольства: одно от матери, другое от отца, третье от Пушкина. Рудольф понимал, что перед спектаклем читать их не следует, но это были первые весточки из дома, и он не смог удержаться. Как легко понять, все эти письма были написаны под диктовку чиновников из КГБ, и содержание их Рудольфа не порадовало.
«Письмо от Пушкина очень расстроило меня. Единственный человек, который действительно хорошо знал меня, по-видимому, не смог понять меня. Он писал, что Париж – это город декадентства, чья испорченность может только развратить меня. Если я останусь в Европе, то потеряю не только технику танца, но и всю свою моральную чистоту. Единственное, что мне остается сделать, это немедленно возвращаться домой, так как никто в России не сможет понять мой поступок.
В коротком письме отца говорилось, что до его сознания никак не доходит, как я мог сделать этот шаг. Он не может поверить, что его сын мог изменить своей родине, и этому нет оправдания.